Битва при Тицине

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 45°15′00″ с. ш. 8°52′00″ в. д. / 45.25000° с. ш. 8.86667° в. д. / 45.25000; 8.86667 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=45.25000&mlon=8.86667&zoom=14 (O)] (Я)

Битва при Тицине
Основной конфликт: Вторая Пуническая война

Места важнейших сражений второй Пунической войны
Дата

ноябрь 218 до н. э.

Место

река Тицин, Италия

Итог

победа Карфагена

Противники
Карфаген Римская республика
Командующие
Ганнибал Публий Корнелий Сципион (консул 218 года до н. э.)
Силы сторон
6 000 всадников 3 100 всадников,
7 200 велитов
Потери
незначительные 2 300 человек

Битва при Тицине — одно из первых сражений Второй Пунической войны, в котором карфагенская армия под командованием Ганнибала одержала победу над римской армией под командованием консула Публия Корнелия Сципиона.

В 219 году до н. э. Ганнибал, главнокомандующий карфагенской армией, напал на город Сагунт на восточном побережье Иберии, который был союзником Рима. Этим он фактически спровоцировал войну с Римом. Римляне планировали вести войну в Африке и Испании, но Ганнибал упредил их намерения. Ранней весной 218 года он перешёл Пиренейские горы и в сентябре приблизился к берегам Родана.

Осенью 218 года до н. э. карфагенская армия спустилась с Альп в плодородную долину реки Пада. В декабре 218 года до н. э. консул Публий Сципион попытался задержать Ганнибала. Не дожидаясь подхода другого консула с большей частью армии, он дал сражение Ганнибалу у реки Тицин, но потерпел поражение. Только благодаря своему 17-летнему сыну, тоже Публию Корнелию, ему удалось спастись.

Римлянам удалось отступить к Плаценции, а затем к реке Треббии. В результате поражения римлян при Тицине галлы начали переходить на сторону Ганнибала.





Источники

Важнейшими источниками, описывающими битву при Тицине, являются «Всеобщая история» Полибия (II век до н. э.) и «История от основания города» Тита Ливия (I век до н. э.). Сочинения более ранних авторов — римлян Квинта Энния, Фабия Пиктора, Цинция Алимента, Катона Старшего, Целия Антипатра, Валерия Анциата, Клавдия Квадригария и прокарфагенских историков Сосила, Силена, Филина Сицилийского — либо не сохранились полностью, либо дошли в незначительных фрагментах[1].

Полибий родился в городе Мегалополе в Аркадии (Греция) в конце III в. до н. э. После поражения Македонии в Третьей Македонской войне он был отправлен заложником в Рим, где провёл 16 лет. Он ближе узнал Рим и преклонился перед ним, вступил в общество римских патрициев, в среду влиятельных римских граждан. После разрушения Коринфа в 146 году до н. э. он снова возвращается в Грецию, где выступает посредником между римлянами и побеждёнными греками. Римляне возложили на него важное поручение — дать устройство греческим городам[2]. Умер Полибий около 130 года до н. э. Главный труд Полибия — «Всеобщая история» в 40 книгах. Его тема — как, когда и почему все известные части ойкумены в течение 53 лет подпали под власть римлян[3]. К достоинствам труда Полибия можно отнести осведомлённость и используемый им критический метод подбора источников, а к недостаткам можно отнести его симпатии к римлянам и роду Сципионов[4].

Тит Ливий родился в 59 году до н. э. в Патавии, современной Падуе. Он происходил из богатой семьи, получил прекрасное образование и большую часть жизни занимался литературной деятельностью. В Риме он поселился около 31 года до н. э. и даже был близок ко двору принцепса Октавиана Августа. После 27 года до н. э. Ливий приступил к работе над фундаментальным трудом из 142 книг по истории Рима. Позднее его сочинение назвали «История от основания города». Сам он писал, что его задача — увековечить подвиги римлян. По мнению С. Ланселя, труд Ливия следует воспринимать с осторожностью, учитывая проримские симпатии историка[5]. Кроме того, Тит Ливий жил гораздо позже описанных событий и, скорее всего, часто использовал труд Полибия при описании Ганнибаловой войны[6]. Тит Ливий умер в 17 году н. э.

Также важным источником по истории Пунических войн является «Римская история» Аппиана Александрийского (II век). Начав служебную карьеру в Александрии, он получил римское гражданство и переехал в Рим, где дослужился до должности прокуратора. В своей «Римской истории» Аппиан придерживался территориально-племенного принципа, то есть каждую книгу хотел посвятить описанию завоевания римлянами какого-либо народа или страны.

Кроме того, некоторую ценность для изучения Пунических войн имеют «География» Страбона, «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, «Всеобщая история» Юстина, «Две книги римских войн» Аннея Флора и «О знаменитых иноземных полководцах» Корнелия Непота[7].

Предыстория

В 219 году до н. э. Ганнибал, главнокомандующий карфагенской армией, напал на город Сагунт на восточном побережье Иберии, который был союзником Рима[8]. Этим он фактически спровоцировал вторую войну с Римом (218—201 годы до н. э.). Римляне предполагали вести войну в Африке и Испании, но Ганнибал упредил их намерения. Ранней весной 218 года он перешел Пиренейские горы и в сентябре приблизился к берегам Роны, вблизи Авиньона[9]. С многочисленными племенами, через территорию которых проходило карфагенское войско, Ганнибал либо заключал мирные договоры, либо воевал. Особенно опасны для Рима были его союзы с галлами, ненависть которых к римлянам Ганнибал умело использовал[10].

Узнав о походе Ганнибала, римляне не предприняли решительных действий, чтобы воспрепятствовать его движению, так как римская армия была разъединена. Когда римляне подошли к переправе через широкую реку Родан (Рона), карфагенская армия была уже на расстоянии трех дней пути и направлялась к альпийским проходам в Италию[11]. Только теперь римляне поняли всю опасность планов Ганнибала. Срочно было принято решение соединиться обеим римским армиям и всеми силами защищать северные районы.

Осенью 218 года до н. э. карфагенская армия спустилась с Альп в плодородную долину реки По. Цель похода через Альпы была достигнута дорогой ценой. Если в начале похода у Ганнибала было около 80 тысяч пехоты, 10 тысяч конницы и 37 слонов, то в Италию он привел только 20 тысяч пехоты, 6 тысяч конницы и несколько слонов[12].

Сципион прибыл от устья Роны в Пизу, получив там под своё командование два легиона. Узнав о том, что Ганнибал в Италии, консул поспешно двинулся к Плаценции, чтобы там перехватить карфагенян и не дать им необходимого отдыха. После спуска с Альп Ганнибал, в результате просчётов римлян, дал своим воинам несколько дней отдыха. Карфагеняне захватили столицу отказавшегося от союза с ними племени тавринов (будущий Турин), взяв его после трёхдневной осады. Появление Ганнибала в Италии стало неожиданностью для римлян[13]. Это привело к краху римского плана войны, не предполагавшего появления противника на италийской земле. В результате карфагеняне смогли восстановиться после понесённых потерь и удержать за собой стратегическую инициативу[14]. Сенаторы немедленно вызвали второго консула Тиберия Семпрония Лонга из Лилибея. Консул немедленно распустил флот и назначил своим воинам место сбора в Аримине[14].

Некоторые галльские племена начали переходить на сторону карфагенян, но присутствие римлян мешало другим племенам присоединиться к Ганнибалу[15]. Сципион, находившийся в Плаценции, перешёл реку Пад и двинулся навстречу Ганнибалу. Ганнибал тоже рассчитывал на сражение, надеясь, что после победы галлы перейдут на его сторону[15].

Сципион переправился через реку Тицин по наскоро возведённому мосту, оставив для его охраны небольшой отряд. В это время Ганнибал двигался по противоположному берегу Пада[16].

Перед битвой

Сципион перешёл на левый берег Пада и остановился у места впадения в него реки Тицин. Его армия теперь контролировала пути к северу от Пада, где должен был пройти Ганнибал, а если он захотел бы переправиться, на его пути встала бы крепость Плаценция, а римляне смогли бы угрожать его флангу и тылу. Однако Сципион оставил свою выгодную позицию, видимо, опасаясь, что Ганнибал всё-таки незаметно переправится. Кроме того, на помощь уже двигалась армия Семпрония, и Сципион не мог допустить, чтобы вся слава досталась ему[17]. Потому он приказал переправиться через Тицин, а сам обратился к армии с речью[18]. Он указывал, что карфагеняне и раньше терпели поражения от римлян, а теперь они ещё утомлены и обескровлены после перехода через Альпы, и битва с ними неминуемо завершится победой. Эта речь возымела действие, и легионеры теперь рвались в бой[19].

В этой ситуации Ганнибал уделил особое внимание психологической подготовке солдат. Для этого из пленных горцев, захваченных во время перехода через Альпы, были отобраны самые молодые и выносливые. До этого с ними нарочито жестоко обращались. Ганнибал велел вывести лошадей, вынести хорошее оружие и плащи. После этого он через переводчиков обратился к пленным и спросил, кто из них хочет сразиться на условиях, что победитель получает в награду выставленные предметы, а побеждённый смертью избавится от жестокого обращения. Все согласились, и, поскольку их было много, карфагенский полководец велел бросить жребий[19][20].

По окончании поединка Ганнибал выступил перед армией с речью, содержание которой кратко изложено в труде Полибия и более подробно у Ливия[20]. Он говорил, что то, что они видели, это наглядное воплощение их собственной судьбы — победить, умереть или попасть живыми в руки врагов[20]. Также он указывал, что под его началом собрались ветераны Испании, а Сципион и сам не опытен, и ведёт в бой новобранцев[21]. В конце Ганнибал призвал своих отыскать в себе великую волю к победе[22].

Римляне завершили строительство моста через Тицин и перешли на другой берег реки. Ганнибал же отправил пятьсот нумидийцев во главе с Магарбалом разорять земли римских союзников, но щадить галлов[21]. Когда до него дошли вести о приближении римлян, Ганнибал, находившийся у местечка Виктумул, отозвал к себе Магарбала и произнёс перед его воинами ещё одну речь, обещая награды за военную доблесть. Каждому из них он обещал земельный надел, свободу от уплаты налогов им и их потомкам, по желанию карфагенское гражданство, рабам сулил свободу, а хозяевам обязался предоставить в качестве компенсации двух рабов[23]. Затем Ганнибал, согласно Титу Ливию, взяв в левую руку ягнёнка, а в правую — камень, призвал богов в свидетельство того, что если он нарушит слово, то с ним будет то же, что с ягнёнком, — и одним ударом размозжил животному голову[24].

На третий день после переправы римлян на другой берег Тицина Сципион, взяв с собой конницу и велитов, выступил на разведку позиций карфагенян. Одновременно навстречу ему выступил Ганнибал, взяв с собой только конницу[21].

Силы сторон

У обоих полководцев были серьёзные сомнения в боевых качествах своих воинов. Именно поэтому, возможно, они оба не взяли с собой пехоту (Сципион взял только велитов). Их расчёт строился на использовании конницы, возможно, потому, что она была в лучшей форме[25].

Карфагеняне

Согласно Полибию, все всадники, имевшиеся у Ганнибала, отправились с ним на разведку. Это составляло по крайней мере 6 тысяч испанских и нумидийских воинов, перешедших Альпы. Нет никаких сведений о галльской коннице, но, возможно, с Ганнибалом были галльские всадники. Судя по тому, что Ганнибал смог отправить 500 нумидийских всадников на фуражировку, у него была многочисленная конница. Однако, силы Сципиона превосходили его собственные как минимум в три раза[25].

При приближении противника Ганнибал приказал строиться в боевой порядок. Центр карфагенской армии заняли тяжеловооружённые и иберийские всадники, а на флангах расположились нумидийские всадники. Задачей последних было нанести по римскому войску удары во фланги и в тыл[26].

Римляне

У Сципиона была армия численностью в 15 тысяч пехотинцев (которые участвовали в этой битве лишь частично), 600 римских всадников, 900 союзных всадников и около 2 тысяч галльских всадников[25].

В первые ряды своего построения Сципион поставил метателей дротиков (велитов) и союзную галльскую конницу, а за ними стояли римские и союзные всадники[26].

Битва

Встреча противников произошла внезапно, о приближении друг друга они узнали по густым облакам пыли и стали строиться в боевой порядок. Битва произошла севернее левого берега Пада, между её притоками Тицином и Сесией, примерно на равном расстоянии от обоих. Как считается, эта битва произошла в окрестностях Ломелло[23].

Противники сближались друг с другом. Римские пращники едва успели выпустить по одному снаряду, как вынуждены были отступить в «коридоры» между своими конными отрядами, так как к ним приблизились тяжеловооружённые всадники противника. Теперь в бой вступила римская конница, и какое-то время продолжалось конное сражение. Многие карфагенские всадники спешивались, чтобы сражаться с велитами, и вскоре конное сражение превратилось в конно-пешую схватку[23].

Нумидийские всадники обошли римлян с флангов и внезапно ударили им в тыл, где стояли велиты. В рядах римлян началась паника. Римская конница некоторое время сдерживала натиск нумидийцев, но вскоре и они дрогнули и обратились в бегство. Во время этой паники Сципион получил ранение, но был спасён своим сыном. По версии Целия Антипатра, консул был спасён неким лигурийским рабом[27]. Полибий сообщает о спасении консула своим сыном в описании событий 210 года до н. э. и пишет, что слышал эту историю от друга Сципиона Младшего Гая Лелия[28].

После битвы

Точных данных о потерях обеих сторон нет. Утверждение Полибия о том, что римляне нанесли карфагенянам больший урон, чем потерпели сами, по мнению историка Е. Родионова, явно не соответствует действительности[29].

Ганнибал ожидал, что Сципион со своей пехотой будет вскоре готов снова вступить с ним в бой. Поскольку у Ганнибала была только конница, он отказался от штурма римского лагеря и отступил к своему лагерю. У Сципиона уже было мало конницы, и потому он решил отступить. Ночью римская армия покинула лагерь и переправилась, согласно Полибию, по мосту на другой берег Тицина[30]. Согласно Ливию, Сципион переправился на другой берег Пада. Вероятно, римляне сначала по мосту перешли через Тицин, а потом по наплавному мосту через Пад[31]. Когда римляне уже подходили к Плаценции, Ганнибал узнал, что они ушли.

Когда он подошёл к Тицину, римляне были уже вне досягаемости, а мост через реку разрушен. Карфагеняне смогли лишь взять в плен 600 римлян, оставленных охранять переправу. Ганнибал отправился на восток, собираясь переправиться через Пад. Два дня карфагеняне шли вверх по течению, пока не нашли удобное место для возведения понтонного моста. В это же время к Ганнибалу прибыли послы от галльских племён с предложениями дружбы, оказания помощи снабжением и совместной борьбы против Рима. Таким образом, его план начал осуществляться. Подвластные римлянам племена начали переходить на сторону Карфагена[32].

Во время переправы конница ускоренным маршем уже подошла к Плаценции. На третий день после переправы к Плаценции подошла и вся карфагенская армия, с ходу построившаяся в боевой порядок. Однако Сципион не ответил на этот вызов и не выводил своих воинов из лагеря. Ночью кельты, задумав перебежать к Ганнибалу, устроили резню в одной части римской лагеря и сбежали[33].

Опасения, что скоро галлы восстанут, заставили Сципиона отступить ещё дальше. Ганнибал отправил в погоню нумидийцев, но те, замешкавшись в оставленном римском лагере, не смогли догнать римлян, которые встали лагерем у реки Треббия, ожидая подхода армии Тиберия Семпрония Лонга[34].

Напишите отзыв о статье "Битва при Тицине"

Примечания

  1. Родионов, 2012, с. 10—12.
  2. Родионов, 2012, с. 14.
  3. Родионов, 2012, с. 15.
  4. Родионов, 2012, с. 17.
  5. Лансель, 2002, с. 61.
  6. Лансель, 2002, с. 62.
  7. Родионов, 2012, с. 20—21.
  8. Полибий, XXI, 6, 8
  9. Лансель, 2002, с. 102.
  10. Кораблев, 1976, с. 76.
  11. Лансель, 2002, с. 122.
  12. Полибий, III, 56, 4
  13. Лансель, 2002, с. 139.
  14. 1 2 Родионов, 2012, с. 205.
  15. 1 2 Кораблев, 1976, с. 89.
  16. Полибий, III, 65, 1
  17. Родионов, 2012, с. 206.
  18. Габриэль, 2012, с. 162.
  19. 1 2 Родионов, 2012, с. 207.
  20. 1 2 3 Лансель, 2002, с. 141.
  21. 1 2 3 Родионов, 2012, с. 208.
  22. Тит Ливий, XXI, 44, 9
  23. 1 2 3 Лансель, 2002, с. 142.
  24. Тит Ливий, XXI, 45, 8
  25. 1 2 3 Габриэль, 2012, с. 163.
  26. 1 2 Родионов, 2012, с. 209.
  27. Тит Ливий, XXI, 46, 10
  28. Полибий, X, 3
  29. Родионов, 2012, с. 210.
  30. Габриэль, 2012, с. 165.
  31. Габриэль, 2012, с. 166.
  32. Родионов, 2012, с. 213.
  33. Родионов, 2012, с. 214.
  34. Родионов, 2012, с. 215.

Литература

Источники

Исследования

  • Габриэль Р.А. Ганнибал. Военная биография величайшего врага Рима = Hannibal: The Military Biography of Rome's Greatest Enemy. — М.: Центрполиграф, 2012. — 318 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-227-03130-3.
  • Кораблев И. Ш. [www.sno.pro1.ru/lib/korab/index.htm Ганнибал]. — М.: Наука, 1976.
  • Лансель С. Ганнибал. — М.: Молодая гвардия, 2002. — 356 с. — (Жизнь замечательных людей).
  • Родионов Е. Римские легионы против Ганнибала. Карфаген должен быть разрушен!. — М.: Яуза : Эксмо, 2012. — 608 с. — (Легионы в бою. Римские войны).
  • Шустов В. Е. Войны и сражения Древнего мира. — Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. — 521 с. — ISBN 5-222-09075-2.
  • Hoyos D. Hannibal’s Dinasty: Power and Politics in the Western Mediterranean, 247 — 183 BC. — London: Routledge, 2003.
  • Lazenby J. F. Hannibal’s War: A Military History of the Second Punic War. — Norman: Unversity of Oklahoma Press, 1994.



Отрывок, характеризующий Битва при Тицине

Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.