Бой у Санта-Марты

Бой августа 1702 года
Основной конфликт: Война за испанское наследство
Раненый адмирал Бенбоу продолжает командовать атакой
Дата	19 (29) августа по 25 августа (4 сентября) 1702 года
Место	У побережья близ города Санта-Марта
Итог	Тактическая ничья Стратегическая победа французов
Противники
Королевство Англия Королевство Франция
Командующие
Джон Бенбоу Жан-Батист Дюкасс
Силы сторон
7 линейных кораблей 4 линейных корабля 1 фрегат 4 шлюпа 1 транспортное судно
Потери
1 корабль повреждён 1 корабль захвачен

Бой у Санта-Марты или Бой в августе 1702 года — морской бой, продолжавшийся с 19 (29) августа по 25 августа (4 сентября) 1702 года. Сражение велось между английской эскадрой под командованием вице-адмирала Джона Бенбоу и французской эскадрой под командованием Жана-Батиста Дюкасса и было частью войны за испанское наследство. Бенбоу яростно атаковал французскую эскадру, но отказ большинства его капитанов поддержать атаку позволил Дюкассу спастись. Во время боя Бенбоу был тяжело ранен: ему раздробило ногу, но он продолжал командовать со шканцев. Оправиться от ранения он не смог и спустя два месяца умер, несмотря на ампутацию ноги. Двое его капитанов были обвинены в трусости и повешены, один заключен в тюрьму.

Решение Бенбоу преследовать французов в том, что оказалось его последним боем, поразило общественное воображение. События этого сражения стали источником вдохновения для ряда баллад, обычно называвшихся «Адмирал Бенбоу» или «Храбрый Бенбоу», которые были любимы британскими моряками и спустя столетие.

Прелюдия

Когда разразилась война за испанское наследство, Бенбоу с небольшой эскадрой был послан в Вест-Индию с целью недопустить захвата испанских владений французами. Дюкасс был отправлен в Картахену во главе эскадры в рамках союзных договоренностей с испанским королём Филиппом V. Бенбоу было приказано перехватить французов.

Диспозиция

Эскадра Бенбоу

Эскадра Бенбоу состояла из семи кораблей:

• «Breda», 70 пушек, капитан Кристофер Фогг (флагманский корабль);
• «Defiance», 64 пушки, капитан Ричард Киркби;
• «Greenwich», 54 пушки, капитан Купер Вейд;
• «Ruby», 48 пушек, капитан Джордж Уолтон;
• «Pendennis», 48 пушек, капитан Томас Хадсон;
• «Windsor», 48 пушек, капитан Джон Констебл;
• «Falmouth», 48 пушек, капитан Самюэль Винсент.

Эскадра Дюкасса

• «Heureux», 70 пушек, капитан Беннет (флагманский корабль);
• «Agréable», 56 пушек;
• «Phénix», 50 пушек;
• «Apollon», 50 пушек;
• «Prince de Frise», 56 пушек;
• одно транспортное судно;
• четыре шлюпа.

Ход битвы

19 августа 1702 года эскадра Бенбоу неожиданно столкнулась с французами у колумбийского побережья близ города Санта-Марта немного восточнее устья реки Рио Магдалена. Адмирал отдал приказ эскадре атаковать, но корабли «Defiance» и «Windsor» отстали и совсем не спешили исполнить приказание, не поднимая дополнительных парусов.

Последующие события

После битвы Бенбоу получил от Жана-Батиста Дюкасса письмо:

Сэр,
в прошлый понедельник я имел мало шансов избежать ужина в вашей каюте, но Богу было угодно распорядиться по другому. Я благодарен Ему за это. Что касается тех трусливых капитанов, покинувших Вас, повесьте их — ибо, клянусь Богом, они заслуживают этого.
Искренне Ваш,
Дюкасс

Оригинальный текст (англ.)  

Sir, I had little hopes on Monday last but to have supped in your cabin: but it pleased God to order it otherwise. I am thankful for it. As for those cowardly captains who deserted you, hang them up, for by God they deserve it. Yours, Du Casse

Бенбоу последовал этому совету: он отдал своих капитанов под военно-полевой суд, когда они возвратились. Капитаны Киркби и Вейд были признаны виновными в трусости и приговорены к расстрелу, предполагалось, что Вейд был пьян во время боя. Капитан Констебл избежал расстрела, так как обвинение в трусости с него было снято, но по совокупности других обвинений он был исключен из флота и подвергнут гражданской казни.

Отрывок, характеризующий Бой у Санта-Марты

– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.