Владимир-Волынский уезд

Не следует путать с Владимирским уездом.

Владимир-Волынский уезд Герб уездного города Герб губернии Губерния Волынская губерния Центр Владимир-Волынск Образован 1795 Упразднён 1921 Площадь 5695,8 вёрст² (6481,944 км²) Население 277 265 (1897)

Внешние изображения
	[rodmurmana.narod.ru/maps/Volyn_VladimirVolynskij_uezd.htm Карта Владимир-Волынского уезда] (1903)

Влади́мир-Волы́нский уе́зд — административная единица в составе Волынской губернии Российской империи. Административный центр — город Владимир-Волынск.

История

Образован в 1795 году.

Место массовых выступлений в ходе Польского восстания 1863—1864 годов.

Во время революции 1905—1907 годов уезд охватили крестьянские выступления. В Первую мировую войну на территории уезда велись боевые действия. К осени 1915 года уезд был занят австро-германским войсками. После окончания войны территория уезда согласно Рижскому договору вошла в состав Польши.

География

Площадь уезда составляла 5695,8 кв. вёрст (или почти 6482 км²). Владимир-Волынский уезд располагался на крайнем западе Волынской губернии. К северо-востоку от него располагался Ковельский, к востоку — с Луцкий, а к юго-востоку — Дубенский уезды той же губернии. На севере граничил уезд с Гродненской губернией, на западе — с Холмской (с 1912 года; в 1867—1912 годах — с Седлецкой и Люблинской; в 1844—1867 годах — с Люблинской губернией), а на юге и юго-западе — с Австро-Венгрией.

Почвы и добычи

Почва территорий, находившихся в южной части уезда, — почти исключительно чернозём или его смесь с небольшим количеством глины; остальная часть уезда располагалась на почвах глинистых и песчанных. В уезде имелся кварц в виде песка и эрратические валуны (больше всего — около Устилуга и Любомля). Глина добывалась около Владимира-Волынска для кирпичных заводов; её добыто в 1890 году 12 300 пудов. Известняка добыто у Владимир-Волынска 400 пудов. Мел добывался во многих местах и служил большею частью для побелки изб. Торфа в уезде было много, но он не разрабатываелся для топлива, а шёл на удобрение почвы.

Население

В 1889 году в уезде считалось всех жителей 198 688 человек, в том числе 100 497 мужчин и 98 191 женщин.

дворяне	806
духовенство	1154
городские сословия (купцы и мещане)	14 070
крестьяне	167 986
прочие	14 672

Прирост населения за 1889 год составил 4176 человек.

По данным Первой всероссийской переписи (1897) в уезде проживало уже 137 906 мужчин и 139 359 женщин — то есть 277 265 человека.

Языковой состав

Согласно переписи населения 1897 года родным языком указали:

№ п/п	Родной язык	Мужчин	Женщин	Всего	от населения уезда
1.	Великорусский	4542	3111	7653	2,6702 %
2.	Малорусский	99 021	100 850	199 871	72,0866 %
3.	Белорусский	10	3	13	0,0047 %
4.	Польский	11 532	11 693	23 225	8,3765 %
5.	Чешский	785	858	1643	0,5926 %
6.	Молдавский и румынский	19	0	19	0,0067 %
7.	Французский	1	8	9	0,0032 %
8.	Немецкий	7837	7902	15 739	5,6765 %
9.	Еврейский	13 980	14 923	28 903	10,4243 %
10.	Вотяцкий	20	0	20	0,0072 %
11.	Мордовский	11	0	11	0,0040 %
12.	Татарский	69	1	70	0,0252 %
13.	Чувашский	50	0	50	0,0180 %
—	Не указавшие родного языка	2	0	2	0,0007 %
—	Остальные	27	10	37	0,0133 %

Религиозный состав

По данным на 1889 год:

православные	156 501
римские католики	20 137
протестанты	8703
иудеи	12 490
остальные (в том числе мусульмане)	857

Колонисты

В период с 1787 по 1791 год в уезде поселились меннониты; самая старая их колония — Скверневские Голендры. Немецких поселенцев в уезде насчитывалось в 1861 году 577 человек. В 1874 году всех колоний было 12, и в них жило 1230 человек. Чехи начали селиться в губернии в шестидесятых годах XIX века; в 1884 году их было 1354 человека. Всех иностранных поселенцев считалось в 1882 году в уезде 14 192 человек (12 838 немцев и 1354 чеха). Жили они в 105 колониях, в которых 2342 двора. Земли у них было 37 218 десятин, в том числе собственной 16 112 десятин, а остальная — в долгосрочной аренде. Из колонистов 12 078 человек состояло в русском подданстве и только 2114 — в иностранном. Колонисты занимались преимущественно земледелием; колонии их процветали.

Иудеи

По данным Юлия Гессена, опубликованным в «Еврейской энциклопедии»:

год	купцы-христиане	купцы-иудеи	мещане-христиане	мещане-иудеи
1799	0	15 (100 %)	1076	1834 (63,02 %)
1800	0	22 (100 %)	680	1999 (74,62 %)
1801	0	37 (100 %)	672	1909 (73,96 %)
1805	0	34 (100 %)	673	1943 (74,27 %)

Иудеи жили, главным образом, в городе и местечках, занимаясь торговлей.

В 1847 году в уезде имелись следующие «еврейские общества»:

№ п/п	Еврейское общество	Численность
1.	Владимирское	3930
2.	Гороховское	1964
3.	Дружкопольское	611
4.	Катовское	523
5.	Корстицкое	384
6.	Локачское	1150
7.	Любомльское	2130
8.	Милятинское	461
9.	Оздютичское	160
10.	Озеранское	208
11.	Опалинское	314
12.	Порицкое	1100
13.	Свинюхское	444
14.	Устилугское	1487
	Всего	14 866

Из поселений уезда численностью более 500 человек в конце XIX века иудеи были представлены в наибольшем проценте в следующих:

№	местечко	всего жителей	иудеев	%
1.	Горохов	4699	2571	54,71 %
2.	Дружкополь	1340	870	64,95 %
3.	Киселин	889	873	98,20 %
4.	Локачи	2309	1730	74,93 %
5.	Любомль	4470	3297	73,76 %
6.	Оздютичи	701	701	100 %
7.	Опалин	1612	769	47,70 %
8.	Порицк	2264	1316	58,13 %
9.	Свинюхи	1780	629	35,34 %
10.	Устилуг	3590	3212	89,47 %

Наиболее распространёнными занятиями в уезде среди иудейского населения в конце XIX века были изготовление одежды и торговля; около 600 женщин были заняты торговлей продуктами сельского хозяйства и частной службой (прислуга).

Хозяйство

Главным занятием жителей уезда было земледелие. Кроме того, в уезде был развит лесной промысел. Крестьяне занимались рубкой леса, вывозом, доставкою его к пристаням и сплавом. В 1889 году было выдано торговых документов: свидетельств 638, билетов к свидетельствам 292, промысловое свидетельство 51.

За период 1878—1882 годов урожай пшеницы был в среднем сам-5,1, ржи 4,2, овса 4,9 и картофеля 5,6. В уезде было развито пчеловодство. В 1883 году было 907 пасек с 6505 ульями. Занимались пчеловодством преимущественно крестьяне и духовенство. В 1889 году в уезде было 67 111 лошадей, 87 912 голов рогатого скота, 61 103 свиней, овец простых — 94 528 и тонкорунных — 24 966. Овчарные заводы принадлежали исключительно помещикам. Конских заводов было 3, и в них около 100 лошадей.

Всех фабрик и заводов считалось в уезде 57, с производством на сумму 120 330 рублей (1889). По количеству производства самыми значительными были винокуренные заводы (семь винокуренных заводов имели оборотов на 87 888 руб.). За ними шли стеклянные заводы (3) с производством на 10 180 руб. Костопальных заводов было 2, мыловаренных — 1, кожевенных — 9, свечной — 1, маслобойных — 12, пивоваренных — 6, смоляных — 3, кирпичных — 12, суконная фабрика — 1. Мельниц в уезде насчитывалось 243; из них: 5 паровых, 113 водяных, а остальные — ветряные. Ремесленников в уезде в 1889 году было 2653 мастера, 412 рабочих и 547 учеников. Из ремесленников более всего ткачей (433 мастеров, 20 рабочих и 86 учеников), сапожников, портных и бондарей. Лесное хозяйство в уезде было поставлено плохо. При правильном хозяйстве ежегодная вырубка леса в уезде должна быть не более 2199,23 десятин, а его вырубали по 8 с лишком тысяч десятин. Ярмарок в уезде было 60 с оборотом более чем на миллион рублей.

Просвещение и медицина

Школ в уезде, находящихся в заведовании инспектора народных училищ, было 14 русских и 3 чешских; кроме того, в каждой почти немецкой колонии своя школа; 6 богаделен, 2 больницы и 7 аптек (1889). Врачей — 11.

Административное деление

В административном отношении в начале XX века уезд разделялся на 23 волости, в которых 337 сельских обществ, а в них — 25 675 дворов.

№	волость	административный центр
1.	Бранская волость	Браны
2.	Вербская волость	Верба
3.	Головенская волость	Головно
4.	Городненская волость	Городнее
5.	Гороховская волость	Горохов
6.	Грибовицкая волость
7.	Дубечанская волость	Дубенка
8.	Заболотецкая волость	Заболотье
9.	Забужская волость	Забужье
10.	Заречанская волость	Заречье
11.	Згорянская волость	Згораны
12.	Киселинская волость	Киселин
13.	Княжская волость
14.	Корытницкая волость	Корытница
15.	Крымнинская волость	Крымно
16.	Любомльская волость	Любомль
17.	Микуличская волость	Микуличи
18.	Новодворская волость
19.	Олеская волость	Олеск
20.	Переваловская волость	Перевалы
21.	Подберезовская волость	Подберезье
22.	Порицкая волость	Порицк
23.	Поромовская волость	Поромов
24.	Пульминская волость	Пульмо
25.	Рымачская волость	Рымачи
26.	Свинюхская волость	Свинюхи
27.	Скобелская волость	Скобелка
28.	Туричанская волость	Туричаны
29.	Хворовская волость
30.	Холоневская волость	Холонов
31.	Хотячевская волость	Хотячов
32.	Шацкая волость	Шацк

Ссылки

• А. С. Владимир-Волынск // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_lan_97_uezd.php?reg=235 Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года]. [www.webcitation.org/67dyHdchG Архивировано из первоисточника 14 мая 2012]. на сайте [demoscope.ru «Демоскоп Weekly»].
• Ю. Г. Владимир-Волынск // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.

Отрывок, характеризующий Владимир-Волынский уезд

– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.