Седлецкая губерния

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Седлецкая губерния
губерния Российской империи 
Герб
Страна

Российская империя Российская империя

Адм. центр

Седлец

Население (1897)

772 146[1] чел. 

Плотность

чел/км²

Площадь

12 580,8 вёрст² км² 

Дата образования

1867

Дата упразднения

1917


Седлецкая губерния (оригинальное название: Сѣдлецкая губернія; польск. Gubernia siedlecka) — губерния Царства Польского и Российской империи (18671917). Губернский город — Седлец.





История

Губерния учреждена в 1867 году из 4 северных уездов — частей бывшей Люблинской (Седлецкого, Бельского, Радинского и Луковского) и части бывшего Станиславльского уезда Варшавской губернии. В 1912 разделена между Люблинской, Ломжинской (Венгровский уезд) и Холмской губерниями.

Географическое положение

В физическом, как и в этнографическом отношении Седлецкая губерния занимала середину между остальными губерниями Царства Польского; она граничила с востока — рекой Бугом, отделяющей её от губернии Волынской и Гродненской, с юга — Люблинской губернией, с юго-запада и запад — течением реки Вислы, отделяющей её от Радомской и Варшавской губерний, до гор. Кальвария, где площадь её переходит на левый берег Вислы. Северной границей служит Буг, отделяющий её от Ломжинской губернии.

Площадь Седлецкой губернии составляла 12595,5 кв. вёрст и в топографическом отношении представляла довольно однообразную равнинную поверхность, бедную водами; поверхностные геологические образования состояли из наносных глин и песков, среди которых местами выступали торфяники новейшей эпохи, когда площадь эта была была богата лесами, болотами, озёрами и реками. В речной долине Ливца были найдены зубы и клыки мамонта и кости ископаемого оленя. Более древние верхнемеловые и нижнетретичные отложения выступали островками в немногих пунктах по реке Бугу и в других местах. Северная часть губернии несколько возвышена, местами (близ Коссова) до 600 фт. Проходящее здесь с юга на север плоскогорье образует водораздельную линию. Над долиной западной Буга, дугообразно окружавшей эту возвышенность, — плоскогорье вышиной 500—530 фт. С этого плоскогорья текут в реку Буг реки Цетынья, Стердынка, Коссовка и Угощ; в Ливец — Гроховка и Медзянка. По направлению к югу плоскогорье расширяется в Луковскую возвышенность (600 фт.); центральным пунктом этой возвышенности является лесное болото Ята, откуда избыток вод направляется в разные стороны, в реки Кржну (приток Буга), Костржин и Мухавку (приток Ливца), Тысьменицу (приток Вепра). Третья возвышенность представляло плоскогорье в северо-восточной части губернии (до 500 фт.). Эта возвышенность почти упиралась в русло Буга. В центре между тремя плоскогорьями берёт начало река Ливец, на которой располагался город Седлец. Текущая с юга на север в Буг, река Ливец была главной рекой западной части губернии, тогда как река Кржна, текущая в Буг же в северо-восточном направлении, была главной рекой юго-восточной части уезда. Юго-восточная часть губернии, занимавшая Влодавский и Бельский уезды, представляла болотистое плоскогорье, усеянное озёрами и склоняющееся несколько с востока к долине Буга, а с запада к долине Вепра; она являлась как бы продолжением Полесья. В окрестностях Верещины находится обширная группа озёр, воды которых река Влодавка уносит в Буг. Из общей площади в 13 110 тыс. приходилось: на пахотные земли 6 670 тыс., луга 180 тыс., пастбища 92 тыс., леса 235 т., сады и огороды 73 тыс., водных пространств, под дорогами и неудобной земли 64 тыс. дес. Лесов казенных, подуховных и майоратских 38520 дес., различных учреждений 16540, частных лиц 179940 дес. Лучшие луга располагались в долинах Буга и Ливца; с них в 1899 году собрано 11,5 млн пуд. сена.

Административное деление

В начале XX века в состав губернии входило 9 уездов:

Уезд Уездный город Площадь,
вёрст²
Население[1]
(1897), чел.
1 Бельский Бела (13 090 чел.) 1 311,0 76 687
2 Венгровский Венгров (8 268 чел.) 1 176,0 72 476
3 Влодавский Влодава (6 673 чел.) 1 900,1 98 035
4 Гарволинский Гарволин (5 341 чел.) 1 600,2 120 736
5 Константиновский Янов (3 861 чел.) 1 263,0 61 333
6 Луковский Луков (9 363 чел.) 1 656,3 102 924
7 Радинский Радин (5 937 чел.) 1 408,9 87 731
8 Седлецкий Седлец (26 234 чел.) 1 130,9 84 211
9 Соколовский Соколов (7 265 чел.) 1 134,4 68 013

Руководство губернии

Губернаторы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Громека Степан Степанович действительный статский советник
01.01.1867—12.12.1875
Москвин Дмитрий Фёдорович полковник, и. д. (утверждён с произведением в генерал-майоры 06.10.1877)
30.12.1875—06.11.1884
Зиновьев Михаил Александрович генерал-майор
28.12.1884—09.05.1885
Субботкин Евгений Михайлович действительный статский советник (тайный советник)
09.05.1885—20.02.1904
Волжин Александр Николаевич надворный советник
20.02.1904—01.09.1913

Вице-губернаторы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Друкарт Андрей Иванович коллежский советник
01.01.1867—05.06.1874
Петров Александр Иванович надворный советник (статский советник)
02.08.1874—11.04.1878
Иваненко Николай Фёдорович коллежский советник (статский советник)
21.04.1878—05.07.1884
Майлевский Михаил Александрович действительный статский советник
05.07.1884—12.07.1888
Заушкевич Иван Дмитриевич статский советник (действительный статский советник)
12.07.1888—17.01.1891
Сухотин Николай Гаврилович надворный советник (статский советник)
11.01.1891—08.02.1899
Малаев Алексей Николаевич надворный советник
12.03.1899—22.01.1900
Ширяев Георгий Михайлович действительный статский советник
20.03.1900—15.06.1902
Воейков Сергей Петрович коллежский советник
15.06.1902—30.09.1906
Кобылецкий Орест Михайлович действительный статский советник
30.09.1906—19.02.1911
Фуллон Александр Иванович коллежский советник
19.02.1911—1914
Теренин Михаил Михайлович коллежский секретарь (коллежский асессор)
1914—1917

Сельское хозяйство

Седлецкая губерния — по преимуществу земледельческая; местная фабрично-заводская промышленность доставляла средства к существованию лишь незначительному числу жителей; все остальные занимались сельским хозяйством. Огородничество, садоводство, пчеловодство и другие мелкие отрасли сельского хозяйства в экономической жизни Седлецкой губернии большой роли не играли и велись в ограниченных размерах; сахарная свекловица культивировалась в обширных размерах только в окрестностях города Соколова, где значительный свеклосахарный завод; конопля и лён сеялись лишь для домашнего употребления. Травосеяние применялось значительно большей частью хозяйств.

Второй после земледелия отраслью сельского хозяйства являлось скотоводство. Всего в Седлецкой губернии в 1898 году было 120493 лошадей, 348491 голов крупного рогатого скота, 286 214 овец, 3 652 коз, 161 676 свиней; кроме того, свыше 300 тыс. голов молодого скота.

Промышленность и торговля

Фабрично-заводская промышленность не получила в Седлецкой губернии большого развития, главным образом вследствие соперничества Варшавы и Лодзи, отсутствия свободных капиталов и неимения поблизости каменноугольных копей. Деятельность немногих значительных фабрик и заводов довольно слабо отражалась на местной торговле; винокуренное производство, сохранившее чисто сельскохозяйственный характер, находилось в зависимости от урожая картофеля (на 57 заводах, при 416 рабоч., выкурено в 1899 году 1129 000 вед. спирта, на сумму до 4 млн руб.); 23 пивоваренных завода, 130 рабочих, сумма производства — 300 тыс. руб. Сумма производства единственного в губернии (в Соколовском уезде) свеклосахарного завода, при 635 рабочих, составляла 800 тыс. руб. Наиболее развито стеклянное производство. Стеклянный завод «Чехи» близ города Гарволина славилось качеством производства (на 500 тыс. руб.). Всего в 1899 году в Седлецкой губернии действовало 1319 фабрик и заводов, при 4084 рабочих и сумме производства 6551 тыс. рублей. Седлецкая губерния разделяется на 9 уездов (Бельский, Венгровский, Влодавский, Гарволинский, Константиновский, Луковский, Радинский, Соколовский и С.) и 141 гмину (в том числе 108 сельских, 25 смешанных, то есть состоящих из посада и селений, и 8 посадских). 12 городов, 31 посад, 215 1 селение; сельских обществ 1772; из общего числа селений 343 заселены исключительно мелкой шляхтой (в уездах Соколовском и С. по 105 таких селений). Застрахованных строений — 281 тыс., на сумму 40 млн рублей. Из общего числа 13 110 000, составляющих площадь губернии, 240 тыс. принадл. городам, 513 тыс. крестьянам в наделе, 7 740 тыс. приходится на посады, села, деревни, частные владения и леса.

Население

К 1 января 1900 года постоянных жителей было 797725 (399702 женщин), непостоянных 59838 (28433 женщин). Распределение населения по предварительному подсчету переписи 1897 года: Седлецкая губерния по густоте населения занимала предпоследнее место среди 10 губерний Царства Польского — на 1 кв. версту приходилось 61,6 жителей; реже заселена одна Сувалкская губ; (55,9); во всем Царстве Польском — 84,8 жителей на 1 кв. версту. Из 772146 жителей Седлецкой губернии говорят по-польски 510621, по-русски — 127624 (из них по-малорусски — 107785), по-еврейски — 120152; из других национальностей более всего немцев (11640). Украинцы преобладали во Влодавском (57 тыс. из 98 т.) и Бельском (34 тыс. из 77 т.) уездах. В остальных уездах преобладали поляки. По данным центрального статистического комитета, в 1905 году в Седлецкая губерния было 894200 жителей, в том числе в городах 125300.

Напишите отзыв о статье "Седлецкая губерния"

Примечания

  1. 1 2 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=60 Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г.]. [www.webcitation.org/65sraglED Архивировано из первоисточника 3 марта 2012].

Источники

Ссылки

  • ЭСБЕ:Седлецкая губерния
  • [oldbooks.ax3.net/BookLibrary/62000-Sedletskaya-gub.html Книги по истории Седлецкой губернии, в онлайн библиотеке Царское Село (Памятные книжки), PDF]

Отрывок, характеризующий Седлецкая губерния

Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.