Гададхара Даса
| Гададхара Даса Госвами | |
| Gadādhara Dāsa Gosvāmī | |
| Рождение | |
|---|---|
| Смерть | |
| Почитается | |
| День памяти |
13 ноября (в 2010 году) |
Гададха́ра Да́са Госва́ми (Gadādhara Dāsa Gosvāmī IAST) — кришнаитский святой, живший в Бенгалии в XVI веке. Был одним из сподвижников Чайтаньи и Нитьянанды.[1] В гаудия-вайшнавизме, Гададхара считается объединённым воплощением двух гопи: Чандраканти (экспансии сияния Радхи) и Пурнананды (экспансии одной из спутниц Баларамы).[1] Таким образом, Гададхара был близким спутником как Чайтаньи (который был воплощением Радхи и Кришны), так и Нитьянанды (воплощения Баларамы).[1] Кришнадаса Кавираджа описывает Чайтанью как «обладающего чувствами и сиянием тела Радхи».[1] Гададхара Даса был воплощением этого сияния.[1] Гададхару также называют «олицетворением божественного излучения» Радхи.[1] Описывается, что путешествуя и проповедуя с Нитянандой, Гададхара временами начинал действовать и говорить, как гопи: например, поставив глиняный горшок с водой Ганги на голову, как это делают гопи, он ходил по берегу реки и предлагал всем встречным купить йогурт или молоко.[1]
Гададхара был одним из главных проповедников Нитьянанды в Бенгалии, обратив там в гаудия-вайшнавизм большое количество людей.[1] Описывается, что однажды, переполненный чистой любовью к Кришне, Гададхара начал танцевать как безумный, и воспевать имена Кришны перед резиденцией мусульманского наместника в Бенгалии.[1] Разгневанный наместник выскочил из своего дома, намереваясь наказать Гададхару за «нарушение общественного порядка», но при виде изумительно привлекательной формы находившегося в духовном экстазе Гададхары, гнев оставил его.[1] Гададхара тут же с любовью обнял наместника и объявил ему, что Чайтанья и Нитьянанда пришли с миссией затопить весь мир божественной любовью и освободить всех, распространяя повсюду «сладчайший нектар святого имени Кришны».[1] Гададхара предложил наместнику немедля начать воспевать сладкое имя Кришны, способное разрушить все грехи и очистить существование.[1] С этого дня, наместник стал последователем движения Чайтаньи и принял Гададхару как своего гуру.[1]
В области 64 самадхи во Вриндаване находится пушпа-самадхи Гададхары.[1] В честь первой годовщины смерти Гададхары, Шриниваса Ачарья устроил пышный фестиваль, положивший начало консолидации бенгальских вайшнавов того времени.[2]
Напишите отзыв о статье "Гададхара Даса"
Примечания
Литература
- Tony K. Stewart. [books.google.com/books?id=HzVX7Hoe_AkC The Final Word: The Caitanya Caritāmṛta and the Grammar of Religious Tradition]. — New York: Oxford University Press, 2010. — xxx, 442 p. — ISBN 0195392728.
Отрывок, характеризующий Гададхара Даса
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
