Мурари Гупта

Мура́ри Гу́пта (Murāri Gupta ^IAST) — бенгальский кришнаитский святой и поэт, живший в конце XV — первой половине XVI века в Бенгалии. Ученик Чандрашекхары Ачарьи. В детские годы был близким спутником Чайтаньи, учился вместе с ним в санскритской школе Гангадасы Пандита. Получил известность как автор агиографического текста о жизни Чайтаньи под названием «Кришна-чайтанья-чаритамрита». Единственный кришнаитский агиограф, который был близко знаком с Чайтаньей. Кришнаиты считают Мурари воплощением Ханумана.

Мурари родился в Силхете, в династии аюрведических лекарей и практиковал врачевание. Описывается, что его методы лечения были уникальными, потому что «он излечивал не только от физических недугов, но и от болезни материального существования». Мурари написал первую биографическую работу на санскрите о Чайтанье под названием «Чайтанья-чарита-махакавья».

Мурари поддерживал близкие дружеские отношения с Чайтаньей. Во время вечерних встреч в доме Шриваса Тхакура Мурари мелодично читал для Чайтаньи «Бхагавата-пурану». Он также замечательно пел и танцевал. Мурари принял участие во всех лилах Чайтаньи в Надии.

Будучи старше Чайтаньи по возрасту, он, тем не менее, часто проигрывал в дискуссиях с ним. Однажды, одна из таких дискуссий переросла в драку. Потасовка продолжилась в Ганге. Чайтанья и Мурари подняли со дна так много ила, что женщины не могли набрать в кувшины воды, а брахманы не могли совершить омовения.

Однажды Чайтанья предстал перед Мурари как Рама в сопровождении Джанаки, Лакшмана и множества обезьян, возносивших гимны и молитвы. Увидев среди обезьян свою изначальную форму Ханумана, Мурари потерял сознание от духовного блаженства. В Катве, когда Чайтанья принимал санньясу, Мурари плакал как ребёнок, а когда Чайтанья переехал в Пури, Мурари вместе со своей женой каждый год приезжали к нему.

Однажды Чайтанья решил проверить, насколько крепко Мурари был привязан к Раме. Чайтанья заговорил с Мурари о высшей сладостности и возвышенном положении Кришны. Чайтанья призвал Мурари поклоняться Кришне и принять Его прибежище, утверждая, что ничто иное, кроме служения Кришне, не принесёт удовлетворения. Хотя Мурари и испытывал некоторую склонность к служению Кришне, мысль прекратить поклонение Раме привела его в уныние. Той же ночью он обратился к Раме с мольбой забрать его жизнь. Он просил об этом, ибо не мог прекратить служения Раме, но в то же самое время не мог отвергнуть указание Чайтаньи. Проплакав всю ночь, Мурари вернулся к Чайтанье за советом. Чайтанья ответил, что Мурари был настолько сосредоточен на своём поклонении, что ничто не смогло вынудить его сойти с избранного пути. Чайтанья объявил, что именно такое настроение любви и привязанности к Богу должен исповедовать Его слуга. Прославив Мурари, Чайтанья заявил, что Мурари был воплощением Ханумана и посему ему незачем было оставлять поклонение Раме.

В области 64 самадхи во Вриндаване расположен пушпа-самадхи Мурари Гупты.

Литература

• Tony K. Stewart. [books.google.com/books?id=HzVX7Hoe_AkC The Final Word: The Caitanya Caritāmṛta and the Grammar of Religious Tradition]. — New York: Oxford University Press, 2009. — xxx, 442 p. — ISBN 0195392728.

Отрывок, характеризующий Мурари Гупта

Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.