Варано, да

Да Варано
Период	XIII – XIX вв.
Титул:	синьоры Камерино
Родоначальник:	Родольфо ди Джентиле да Варано
Подданство	Камерино

Да Варано (итал. Da Varano) — известный с XIII века старинный итальянский род.

История

В 1231 году впервые упоминается Родольфо ди Джентиле да Варано, отец Аккорамбоно, ставший родоначальником семьи Аккорамбони, а также отцом Джентиле I. Восстановив Камерино, разрушенный в 1259 году полководцем короля Сицилии Манфреда Персивалем Дориа, предводитель гвельфов в Камерино Джентиле I после битвы при Беневенто 1266 года получил признание Святого престола в качестве синьора города.

Джентиле I умер в 1284 году, ему наследовали сыновья Родольфо и Берардо. Родольфо, сохраняя титул синьора Камерино, получил титул графа Кампанья Романа и должность капитана народа в Лукке. Берардо занимал должность капитана народа в Перудже, Пистойе, Флоренции и Болонье в период с 1292 по 1297 год, когда перешёл на службу Папской области, впоследствии был назначен капитан-генералом в армии Папы Бонифация VIII, который воевал с французским королём Филиппом IV. В 1314 году Родольфо умер, и Берардо в 1316 году стал синьором Камерино, а в 1319 году был назначен Папой Иоанном XXII маркизом Анкона. В связи с начавшимся периодом так называемого Авиньонского пленения пап, понтифик доверил Берардо охрану имущества Папского государства. В 1322 году он завоевал Урбино, Фано, Озимо и Реканати. В 1329 году Берардо умер.

Сын Берардо Джентиле II стал подеста Флоренции в 1312 году, после смерти отца занял место синьора Камерино (в 1332 году получил от Климента VI титул викария Камерино), состоял на службе Папской области с 1329 по 1342 годы, участвуя в военных операциях против гибеллинов и Священной Римской империи, умер в 1355 году в Камерино после большого рыцарского турнира.

Внук Джентиле II (сын рано умершего Берардо) Родольфо II стал гонфалоньером церкви (1355 год) и кондотьером, одним из наиболее известных капитанов своего времени. Семья тем временем расширила свои владения, которые включали, помимо Камерино и его окрестностей, значительные имения в долинах рек Кьенти и Потенца, а на отдельных территориях Умбрии представители семьи получили титулы папских викариев. В 1384 году он умер, не оставив прямых наследников. Ему наследовал брат Джованни, умерший в 1387 году и также не оставивший потомства. Власть перешла к последнему из братьев, Джентиле III, который в 1362 году по поручению Папы Урбана V вошёл в городское управление Рима (не позднее 1368 года стал сенатором), а в 1399 году умер, вследствие чего синьорию получил его сын Родольфо III (умер в 1424 году), а тому на смену пришёл его сын Джованни II.

В период с 1433 по 1434 год правление Джованни II было омрачено борьбой за власть с братьями Джентиле, Пандольфо, Берардо и Пьером Джентиле (Родольфо III имел сыновей от двух жён — Элизабетты Малатеста и Костанцы Смедуччи). Имели место вендетты, братоубийства и политическая борьба, а последовавший за ними заговор горожан против семьи как таковой положил конец её власти в Камерино. Самого Джованни весной 1434 года зарубили во дворце плотницким топором подосланные братьями наёмные убийцы.

В этих перипетиях выжили сын Пьера Джентиле I Родольфо IV и сын Джованни II Джулио Чезаре, который во время событий в Камерино, завершившихся смертью его отца, находился ещё в младенческом возрасте. Его тётя, вдова Никколо Тринчи Тора Тринчи, спасла ребёнка от разгневанных жителей Камерино, спрятав его в кустах. В 1439 году, после гибели семьи Тринчи, Джулио Чезаре переправили в Фаэнцу, к другим родственникам. В 1444 году синьор Пезаро Алессандро Сфорца женился на дочери Пьера Джентиле и сестре Родольфо IV Костанце (1426—1447), а затем предоставил Родольфо IV и Джулио Чезаре управление городом Камерино. В 1502 году по приказу Чезаре Борджиа Джулио Чезаре был задушен шёлковой петлёй в цитадели Борджиа — Рокка ди Пергола, позднее участь отца разделили его сыновья Аннибале, Венанцио и Пирро, их останки в 1503 году были перенесены в Камерино. После смерти Папы Римского Александра VI сын Джулио Чезаре Джованни Мария восстановил власть в Камерино, подтвердив её в 1515 году герцогским титулом от Юлия II и Льва X. Джованни Мария умер в 1527 году, оставив единственную дочь, Джулию. Едва заступив место отца под опекой матери, Катерины Чибо (внучки Папы Иннокентия VIII и племянницы Льва X), Джулия столкнулась с вызовом своей власти со стороны Родольфо (внебрачного сына Джованни Мария) и Эрколе да Варано (последний принадлежал к феррарской фамильной ветви), которые попытались захватить герцогство. С помощью Гвидобальдо делла Ровере Катерина сумела защитить власть Джулии, которая в 1536 году вышла замуж за Гвидобальдо. Однако, в 1542 году Папа Павел III принудил Гвидобальдо отказаться от всех прав на герцогство Камерино и передал их своему родственнику Оттавио Фарнезе, который, тем не менее, предпочёл продолжать борьбу за Парму.

В последующие века в семье Да Варано было несколько литераторов и учёных. Последним представителем рода Да Варано ди Камерино стал Родольфо, умерший в 1882 году. Его дом унаследовал сын двоюродной сестры покойного, Альфонсо Винченти Марери, впоследствии он перешёл к его потомкам.

Персоналия

• Нуччо, племянник Берардо, погиб в 1322 году при осаде Реканати.
• Берардо II, синьор Толентино, умер в 1420 году.
• Берардо III, сын Родольфо IV, убит в июле 1434 года.
• Джованни III, умер в 1456 году.
• Аннибале, внебрачный сын Джулио Чезаре, погиб в феврале 1503 года в заключении.
• Венанцио, сын Джулио Чезаре, погиб в феврале 1503 года в заключении.
• Маттиа, сын Эрколе, в 1527-1528 годах боролся с Катериной Чибо за власть в Камерино , в 1551 году умер в Ферраре.

Литература

• A. Sansovino, Delle origini e dei fatti delle famiglie nobili d’Italia, Venezia 1582;
• Litta, Famiglie celebri d’Italia;
• A. Conti, Camerino e i suoi dintorni, Camerino 1872-74;
• B. Feliciangeli, Notizie e documenti su la vita di Caterina Cibo-Varano duchessa di Camerino, ivi 1891;
• B. Feliciangeli, Notizie della vita di Elisabetta Malatesta-Varano, in Boll. d. R. Dep. di storia patria per le Marche, VI (1910-11);
• B. Feliciangeli, Sul tempo di alcune opere d’arte esistenti in Camerino, ibid., X (1915);
• B. Feliciangeli, Ricerche sull’origine dei Da Varano, in Arcadia, 1919;
• B. Feliciangeli, Il palazzo Varano in Camerino, in Rass. march. per le arti, ecc., agosto-settembre 1928;
• D. Aringoli, I Da Varano, in Guida di Camerino, Terni 1927;
• Di Crollalanza, dizionario storico-blasonico, Pisa 1886;
• M. Santoni, Della zecca e delle monete di Camerino, Firenze 1875;
• B. Feliciangeli, Una polemica di Giuseppe Colucci e l’origine dei Da Varano signori di Camerino, in Chienti e Potenza, 1918, nn. 4-5-7;
• P. Savini, Storia della città di Camerino, ivi 1895.
• Ковалева М.В. Синьория Варано в Камерино в XII – начале  XIV вв. //Учёные записки Орловского государственного университета. - №1 (70), 2016. - С.32 - 41.
• Ковалева М.В. Джулио Чезаре Варано. // "Современная наука: актуальные проблемы теории и практики. Серия: "Гуманитарные дисциплины". - №7-8б 2015. - С.10-21.

Ссылки

• [www.treccani.it/enciclopedia/da-varano/ Varano, da]//Treccani Enciclopedie on line
• [www.treccani.it/enciclopedia/varano_(Enciclopedia-Italiana)/ VARANO di G. Cast.]//Treccani Enciclopedia Italiana (1937)
• [books.google.ru/books?id=27QvAAAAYAAJ&pg=RA1-PA207&lpg=RA1-PA207&dq=ercole+da+varano&source=bl&ots=uwtMfirv_5&sig=8dvm11yt6IrYiv3H9upCVFFr28k&hl=ru&sa=X&ei=3gZ9UfHLKqSD4ASB8YGYDg&ved=0CEAQ6AEwAjgK#v=onepage&q=ercole%20da%20varano&f=false VARANO]//Dizionario storico degli uomini illustri ferraresi nella pieta, nelle arti e nelle scienze. Tomo primo. Venezia, 1804. P. 203-208.
• [www.condottieridiventura.it/index.php/lettera-v/ Condottieri di ventura: Lettera V]
• [www.storiadelmondo.com/24/tozzi.varano3.pdf Ileana Tozzi: I Varano. I tempi, i luoghi, la storia Parte III]

Отрывок, характеризующий Варано, да

– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.