Блейк, Джеймс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джеймс Блэйк»)
Перейти к: навигация, поиск
Джеймс Блейк
Место проживания Уэстпорт, США
Рост 185 см
Вес 83 кг
Начало карьеры 1999
Завершение карьеры 29 августа 2013
Рабочая рука правая
Удар слева одноручный
Призовые, долл. 7 981 786
Одиночный разряд
Титулов 10
Наивысшая позиция 4 (20 ноября 2006)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/4 финала (2008)
Франция 3-й раунд (2006)
Уимблдон 3-й раунд (2006-07)
США 1/4 финала (2005-06)
Парный разряд
Титулов 7
Наивысшая позиция 31 (31 марта 2003)
Турниры серии Большого шлема
Австралия 1/4 финала (2005)
Франция 2-й раунд (2002)
Уимблдон 1/2 финала (2009)
США 2-й раунд (2000-01)
Завершил выступления

Джеймс Райли Блейк (англ. James Riley Blake; родился 28 декабря 1979 года в Йонкерсе, Нью-Йорк, США) — американский теннисист; финалист одного Итогового турнира ATP в одиночном разряде; бывшая четвёртая ракетка мира в одиночном разряде; полуфиналист одного турнира Большого шлема в парном разряде (Уимблдон-2009); полуфиналист Олимпийского турнира (2008) в одиночном разряде; победитель 17 турниров ATP (10 — в одиночном разряде); обладатель Кубка Дэвиса (2007) и двукратный обладатель Кубка Хопмана (2003-04) в составе национальной сборной США.





Общая информация

Начал играть в теннис в возрасте пяти лет вместе со старшим братом Томасом[1], который также был профессиональным теннисистом (старше на три года, высший рейтинг № 141 в ноябре 2002 года, а лучшая победа — над тогда ещё никому не известным игроком топ-100 Давидом Феррером в Токио 2002 года)[2]. Их отец афроамериканец Томас Рейнольдс Блейк скончался в 2004 году, мать Бетти воспитывалась в Англии[3]. Также у Джеймса есть три сводных брата и одна сводная сестра.

В юности жил и учился в Фэрфилде. В 13 лет у Джеймса обнаружили сколиоз, и ему пришлось носить оздоровительный корсет 18 часов в сутки. Несмотря на это, Блэйк продолжил заниматься теннисом. Школа, в которой он учился вместе с будущим обладателем «Грэмми» Джоном Клейтоном Мэйером (лучший мужской поп-вокал, 2003) и гольфистом Джей Джеем Генри, с 2006 года была переименована в честь Джеймса Блейка.

Два сезона американец учился и выступал за университет Гарварда и являлся первым номером в рейтинге студентов-теннисистов. В профессионалы он подался с июня 1999 года. Джеймс был моделью агентства IMG Models. Из других видов спорта он любит гольф, бейсбол и баскетбол.

Свои самые сложные битвы Джеймс провел не на теннисном корте. В результате несчастного случая на теннисном корте в 2004 году игрок из Нью-Йорка повредил себе шею (поскользнулся на мяче и ударился об столб). Когда он уже шёл на поправку, его отец — именно он вдохновлял Джеймса на успехи в его теннисной карьере — умер от рака желудка (июль 2004). Вскоре судьба преподнесла Джеймсу ещё один удар — он подхватил редкое вирусное заболевание(опоясывающий лишай) — половина его лица оказалась парализована, и его теннисная карьера, которая уже и так была под угрозой, могла завершиться преждевременно.

Несмотря на все эти невзгоды, Джеймс продемонстрировал свою стойкость, решимость и желание продолжить свою профессиональную карьеру. Позднее, он написал книгу о том, как справился с этими несчастьями — «Breaking Back: How I lost everything and won my life back», которая была очень популярна и попала в список бестселлеров 2007 года по версии газеты New York Times (15-е место).

Наиболее успешно выступал на кортах с покрытием хард.

Спортивная карьера

Начало карьеры

Джеймс получил формальный профессиональный статус в 1999 году, однако уже за год до этого он впервые сыграл на соревнованиях основного тура ATP — на турнире в Ньюпорте, где в первом раунде он проиграл Джеффу Таранго 7-6(5), 4-6, 5-7. Уже в следующем 1999 года он смог на этом же турнире выиграть первый матч в туре, обыграв Маливая Вашингтона. За тот сезон Блейку удалось выиграть на четырёх турнирах серии «фьючерс». Также он дебютировал в основных соревнованиях турнира из серии Большого шлема Открытом чемпионате США. В сентябре 2000 года в Хьюстоне побеждает на первом турнире из серии «челленджер». В ноябре того же года в Калифорнии побеждает на втором «челленджере».

В 2001 году впервые в Ньюпорте впервые вышел в полуфинал турнира ATP. В августе того же года на турнире серии Мастерс в Цинциннати в матче второго раунда обыграл № 11 на тот момент в мире Арно Клемана 7-5, 6-4 и выйти в третий раунд, где уступил № 4 Патрику Рафтеру. Это позволило Джеймсу впервые войти в первую сотню в мировом рейтинге. На Открытом чемпионате США 2001 года вышел во второй раунд где в пяти сетах уступил будущему победителю турнира Ллейтону Хьюитту (4-6, 6-3, 6-2, 3-6, 0-6). Следующий раз он встретился с Хьюиттом в полуфинале турнира в Токио, но вновь уступил. В конце сезона выиграл «челленджер» в Ноксвиллне.

2002-04

В январе 2002 года дебютирует на Открытом чемпионате Австралии (второй раунд) и выигрывает «челленджер» в Вайколоа. В феврале на турнире в Мемфисе впервые выходит в финал соревнований ATP. В четвертьфинале того турнира он смог также в первый раз обыграть теннисиста из Топ-10 Томми Хааса (№ 5) 6-3, 6-1. В финале Блейк не смог обыграть Энди Роддика (4-6, 6-3, 5-7). На турнирах в Сан-Хосе, Хьюстоне и Мастерсе в Риме. На дебютных Открытом чемпионате Франции и на Уимблдонском турнире выходит во второй раунд.

В июле во второй раз в сезоне выходит в финал турнира ATP. Произошло это на травяном турнире в Ньюпорте, где в финале он уже выступал в ранге фаворита, но не смог обыграть № 96 Тейлора Дента 1-6, 6-4, 4-6. В августе 2002 года вместе с американцем Тоддом Мартином на турнире Мастерс в Цинциннати выиграл парный титул ATP. Это победа стало единственной за карьеру для Блейка на турнирах серии Мастерс. Наконец-то завоевать первый одиночный титул ATP ему удается в августе на турнире в Вашингтоне. На пути к нему он сумел обыграть таких известных теннисистов как Гильермо Кориа, Алекс Корретха и Андре Агасси. В финале Блейк переиграл Парадорна Шричапана 1-6, 7-6(5), 6-4. На Открытом чемпионате США в матче третьего раунда он встретился с № 1 в мировом рейтинге Ллейтоном Хьюиттом и проиграл в пяти сетах 7-6(5), 3-6, 4-6, 6-3, 3-6. В концовке сезона лишь один раз вышел в четвертьфинал на турнире в Вене.

На Открытом чемпионате Австралии 2003 года впервые достигает четвёртого раунда. В феврале в Сан-Хосе выходит в полуфинал, а также выигрывает парный титул (с Марди Фишом). В марте достигает четвертьфинала в Скоттсдейле и на Мастерсе в Индиан-Уэллсе. В Скоттсдейле он смог выиграть парный титул в паре с Марком Мерклейном. В апреле вышел в четвертьфинал в Хьюстоне и выиграл там же парные соревнования совместно с Марди Фишем. Ещё один парный титул он выигрывает в мае на грунтовом турнире в Мюнхене вместе с Марком Мерклейном. В июле у Блейка тот же результат на турнире в Вашингтоне. В августе он выходит в финал турнира Лонг-Айленде, но проигрывает Парадорну Шричапану 2-6, 4-6.

На Открытом чемпионате Австралии 2004 года Блейку удается дойти до четвёртого раунда. В марте он попадает в четвертьфинал в Скоттсдейле и на Мастерсе в Индиан-Уэллсе. В апреле вышел в четвертьфинал в Хьюстоне. В мае во время тренировки на Мастерсе в Риме получил тяжелую травму и сломал себе шейный позвонок. Вернулся он на корт в июле на турнире в Ньюпорте, но тогда же у него случилась личная трагедия — смерть отца, а затем вирусное заболевание(опоясывающий лишай). Полноценно вернутся ему удается лишь в 2005 году.

2005-06

На Открытом чемпионате Австралии вместе с Марди Фишем вышел в четвертьфинал мужских парных соревнований. В феврале 2005 года выходит в четвертьфинал в Скоттсдейле, а в апреле в Хьюстоне. В мае сыграл на двух турнирах серии «челленджер» на которых сумел победить. В августе ему удается выйти в финал турнира в Вашингтоне, где проиграл Энди Роддику 5-7, 3-6. В конце августа выигрывает второй в карьере одиночный титул ATP на турнире в Нью-Хейвене. В финале он обыграл испанца Фелисиано Лопеса 3-6, 7-5, 6-1. На Открытом чемпионате США Блейку в матче третьего раунда удается обыграть № 2 мирового рейтинга Рафаэля Надаля 6-4, 4-6, 6-3, 6-1. В итоге ему впервые удается выйти в четвертьфинал турнира из серии Большого шлема. В четвертьфинале в упорной борьбе он проиграл Андре Агасси 6-3, 6-3, 3-6, 3-6, 6-7(6). В октябре ему удалось выиграть титул на турнире в Стокгольме. В третий раз его соперником в финале стал Парадорн Шричапан, до этого момента их счёт по финалам был 1-1. Благодаря победе 6-1, 7-6(6) Блейк вырвался вперед в этом противостоянии. Сезон он завершил на 25-м месте в рейтинге.

Самым успешным в карьере для Блейка становится 2006 год. Уже в начале сезона он победил на турнире в Сиднее. В полуфинале он переиграл № 6 Николая Давыденко, а в финале другого россиянина Игоря Андреева 6-2, 3-6, 7-6(3). В начале марта выиграл свой пятый одиночный титул ATP на турнире в Лас-Вегасе, обыграв в финале Ллейтона Хьюитта 7-5, 2-6, 6-3. Великолепным образом Блейку удалось выступить на турнире серии Мастерс в Индиан-Уэллсе, где он смог выйти в финал и переиграть по пути к нему Рафаэля Надаля. Отпраздновать первый успех на турнирах Мастерс ему не позволил № 1 Роджер Федерер 5-7, 3-6, 0-6. После турнира Блейк впервые поднялся в рейтинге в первую десятку, заняв 9-е место.

На следующем Мастерсе в Майами Блейк встретился с Федерером уже в четвертьфинале и вновь проиграл 6-7(2), 4-6. В грунтовой части сезона Блейк выдающихся результатов не показывал. В июне смог выйти в финал турнира на траве в Лондон, выиграв в полуфинале Энди Роддика (№ 5) 7-5, 6-4. В финале он проиграл Ллейтону Хьюитту 4-6, 4-6. В июле ему удается выиграть турнир в Индианаполисе. В финал он вновь выиграл у своего соотечественника Энди Роддика (4-6, 6-4, 7-6(5)). На Открытом чемпионате США Блейк доходит до четвертьфинал, где ему встретился Роджер Федерер. Блейк вновь не смог переиграть швейцарца и проиграл с общим счётом 6-7(7), 0-6, 7-6(9), 4-6.

Осенью одержал победу на двух турнирах подряд. Сначала в Бангкоке, где в финале обыграл № 3 Ивана Любичича 6-3, 6-1, а затем ему удается защитить титул в Стокгольме. В финале был переигран Яркко Ниеминен 6-4, 6-2. В конце года отобрался по рейтингу на Итоговый турнир ATP. На групповом этапе Блейк одержал две победы Над Рафаэлем Надалем 6-4, 7-6(0) и Николаем Давыденко 2-6, 6-4, 7-5. Это позволило ему выйти в полуфинал, где Блейк обыграл Давида Налбандяна 6-4, 6-1. Выиграть столь престижный турнир ему не позволил Роджер Федерер, который обыграл американца 0-6, 3-6, 4-6. По итогам сезона Блейк занял самое высокое в своей карьере место в рейтинге 4-е.

2007-08

Свой сезон 2007 года Блейк начинает с победы на турнире в Сиднее. Здесь он побеждает второй год подряд. В финале Джеймс переиграл испанца Карлоса Мойю 6-3, 5-7, 6-1. На Открытом чемпионате Австралии доходит до четвёртого раунда, где уступает будущему финалисту турнира Фернандо Гонсалесу 5-7, 4-6, 6-7(4). После выступлений в Австралии выходит в финал зального хардового турнира в Делрей-Бич. В финале он уступил Ксавье Малиссу 7-5, 4-6, 4-6. Из достижений грунтовой части сезона Блейк лишь один раз смог выйти в полуфинал турнира в Хьюстоне. В июне вышел в четвертьфинал турнира в Халле. На Уимблдонском турнире выбывает в третьем раунде.

В июле Блейку вновь удается оказаться в финале. На турнире в Лос-Анджелесе в решающем матче за титул он уступает Радеку Штепанеку 6-7(7), 7-5, 2-6. На турнире в Индианаполисе вышел в четвертьфинал. Весьма успешно Блейку удалось выступить на Мастерсе в Цинциннати. Во второй раз в карьере он сумел выйти в финал турнира серии Мастерс и второй раз его соперником по финалу стал Роджер Федерер у которого Блейк ещё не выигрывал. Не получилось и на этот раз американец уступил 1-6, 4-6. Набрав хорошую форму, Блейк затем выигрывает титул на турнире Нью-Хейвене, обыграв в финале Марди Фиша 7-5, 6-4. На Открытом чемпионате США ему пришлось завершить выступления на стадии четвёртого раунда после поражения в пяти сетах от Томми Хааса 6-4, 4-6, 6-3, 0-6, 6-7(4). В октябре выходит в полуфинал турнира в Стокгольме. В самом конце сезона становится обладателем Кубка Дэвиса в составе Сборной США. В своих двух матчах финального поединка против Сборной России Блейк одерживает две победы.

На Открытом чемпионате Австралии 2008 года Блейку впервые удалось выйти в четвертьфинал. Пройти дальше ему не дал Роджер Федерер (5-7, 6-7(5), 4-6). В феврале он второй год подряд выходит в финал турнира в Делрей-Бич и вновь уступает. На этот раз он проиграл ещё малоизвестному к тому времени японцу Кэю Нисикори 6-3, 1-6, 4-6. На Турнире в Сан-Хосе выходит в четвертьфинал. До четвертьфинальной стадии Блейк доходит на двух Мастерсах в Индиан-Уэллсе и Майами. Оба раза в борьбе за полуфинал он проигрывает Рафаэлю Надалю. В апреле выходит в финал на грунтовом турнире в Хьюстоне, но уступает Марселю Гранольерсу 4-6, 6-1, 5-7. До четвертьфинала он доходит на Мастерсе в Риме. В июне на травяном турнире в Халле вышел в полуфинал. В июле полуфинала он достигает на турнире в Индианаполисе. На Мастерсе в Торонто его результатом стал выход в четвертьфинал.

В августе принял участие в Олимпиаде в Пекине, которая стала для Джеймса первой. Посеянный под восьмым номером в одиночных соревнованиях Блейк остановился шаге от завоевания медалей, заняв 4-е место. В четвертьфинале Олимпийского теннисного турнира он одержал знаменательную победу, впервые в своей карьере обыграв Роджера Федерера 6-4, 7-6(2). До конца карьеры Блейка это победа так и останется единственной одержанной над Федерером из их 11 встреч. Медали Олимпиады Джеймсу не позволили завоевать Фернандо Гонсалес, обыгравший его в упорной борьбе в полуфинале 6-4, 5-7, 9-11 и Новак Джокович, победивший в матче за третье место 3-6, 6-7(4). На Открытом чемпионате США Блейк проиграл на стадии третьего раунда Марди Фишу. В октябре он выходит в четвертьфинал в Базеле. В конце сезона на Мастерсе в Париже выходит в полуфинал. В четвертьфинале того турнира он должен был вновь встретиться с Федерером, но швейцарец снялся с турнира и не вышел на матч. Второй раз Джеймс Блейк завершает год в первой десятке, заняв на этот раз 10-е место.

2009-10

На Открытом чемпионате Австралии 2009 года выходит в четвёртый раунд, где уступает Жо-Вильфриду Тсонга. В феврале вышел в полуфинал турнира в Сан-Хосе. В мае ему удалось выйти в финал грунтового турнира в Эшториле. В полуфинале того турнира Блейку удалось обыграть Николая Давыденко 6-7(3), 7-6(2), 6-3, а в финале ему уже не хватило сил на поединок против Альберта Монтаньеса в трёх сетах при чём последний он проиграл в сухую 7-5, 6-7(6), 0-6. В июне Блейк выходит ещё в один финал, но теперь на траве. Произошло это на турнире в Лондоне, где в финале ему противостоял британец Энди Маррей, которому Блейк уступил 5-7, 4-6. На Уимблдонском турнире с Марди Фишем смог дойти до полуфинала в соревнованиях мужских пар. На Открытом чемпионате США выбывает на стадии третьего раунда. До конца сезона ему не удалось показать выдающихся достижений и по итогу он занял 44-е место.

Падение в результатов и рейтинга продолжилось и в 2010 году. В начале сезона ему удается выйти в четвертьфинал на турнире в Брисбене. На Открытом чемпионате Австралии в матче второго раунда против № 5 в мире Хуана Мартина дель Потро был близок от победа, но уступил в матче, который длился 4 часа 17 минут со счетом 4-6, 7-6(3), 7-5, 3-6, 8-10. В феврале в в Делрей-Бич выходит в четвертьфинал. 14 апреля 2014 года объявил, что из-за травмы колена будет вынужден пропустить грунтовую часть сезона и Открытый чемпионат Франции впервые с 2004 года. Возвращение на корт состоялось в июне, а первую победу после возвращения он смог одержат в июле на турнире в Лос-Анджелесе, где он вышел в четвертьфинал. На Открытом чемпионате США он проигрывает в третьем раунде Новаку Джоковичу. В октябре вышел в четвертьфинал в Стокгольме. Пропустив часть сезона и не показав выдающихся результатов, Блейк по итогам сезона покинул пределы первой сотни теннисистов в рейтинге ATP.

2011-13

В начале сезона 2011 года принял решение не выступать на Австралийском чемпионате. Первый турнир сыграл в феврале в Сан-Хосе. На турнирах ATP ему не удается преодолевать стадию первых раундов и в апреле он начинает выступать на турнирах более низкой серии «челленджер». Ему удается выиграть два из них. В апреле выиграл «челленджер» в Сарасоте, а в июне в Уиннетке. После этого смог вернуться в Топ-100. До конца сезона лишь один раз в октябре на турнирах ATP смог выйти в полуфинал. произошло это на турнире в Стокгольме.

За весь сезон 2012 года лишь один раз вышел в четвертьфинал на турнире в Вашингтоне. На турнирах серии Большого шлема лучшим выступлением стал выход в третий раунд на Открытом чемпионате США. В апреле он выиграл парный турнир в Хьюстоне (с Сэмом Куэрри). В октябре ему удалось выиграть «челленджер» в Сакраменто.

В 2013 году, будучи 123-м в мире вынужден был принимать участие в квалификационном отборе, чтобы попасть на Открытый чемпионат Австралии, но не смог преодолеть стадию второго раунда квалификации и не принял участие в основном турнире. В начале марта на турнире в Делрей-Бич выигрывает свой последний титул на турнирах ATP. Произошло это в парных соревнованиях. Свою победу он одержал в паре с молодым соотечественником Джеком Соком. В июле ему один раз за сезон удалось выйти в четвертьфинал на турнире в Атланте. В итоге Блей принял решение о завершении карьеры и сообщил, что последним турниром для него станет Открытый чемпионат США. Свой последний матч он провел 29 августа 2013 года в первом раунде чемпионате США против Иво Карловича. Эту игру Блейк провел в борьбе и проиграл в пяти сетах 7-6(2), 6-3, 4-6, 6-7(2), 6-7(2).

Рейтинг на конец года

Год Одиночный
рейтинг
Парный
рейтинг
2013 153 58
2012 127 148
2011 59
2010 135 216
2009 44 57
2008 10 158
2007 13 195
2006 4 106
2005 23 112
2004 97 81
2003 37 51
2002 28 45
2001 73 145
2000 212 161
1999 219 304
1998 682 1 276

Выступления на турнирах

Напишите отзыв о статье "Блейк, Джеймс"

Примечания

  1. [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata/b676/overview James Blake profile ATP].
  2. [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata/B619/overview Thomas Blake profile ATP].
  3. [www.usatoday.com/sports/columnist/oconnor/2005-09-08-oconnor_x.htm Blake's parents prevented race from jading him], USA Today (September 8, 2005). Проверено 6 ноября 2009.

Ссылки

  • [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)
  • [www.itftennis.com/procircuit/players/player/profile.aspx?playerid= Профиль на сайте ITF]  (англ.)
  • [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)
  • [mtennis.ru/blake.html Обзор теннисной карьеры по сезонам]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Блейк, Джеймс

– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.