Дорнбург (Тюрингия)
| Город
Дорнбург
Dornburg
|
Дорнбург (нем. Dornburg) — город в Германии, в земле Тюрингия.
Входит в состав района Заале-Хольцланд. Подчиняется управлению Дорнбург-Камбург. Население составляет 909 человек (на 31 декабря 2006 года). Занимает площадь 10,40 км². Официальный код — 16 0 74 013. Город подразделяется на 4 городских района. Дорнбургские дворцы являются важной туристической достопримечательностью региона.
Содержание
История
Согласно археологическим находкам, дорнбургские поля были заселены начиная с раннего каменного века. К самым известным находкам относятся могильный холм и бронзовый серп. Кроме того, многочисленные находки, относящиеся к железному веку, временам Великого переселения народов вплоть до славянского заселения (после 550 г. н. э.) позволяют утверждать о постоянном использовании этой земли.
Следуя ряду косвенных свидетельств, можно предположить, что Дорнбург был основан франками. Хотя само название не встречается в письменных источниках IX века, он входил в территорию Империи Карла Великого. Как считалось ранее, отсутствие археологических свидетельств объясняется тем, что в фундаменте Старого дворца должны находится остатки укреплений, однако в последние годы это предположение было опровергнуто. Напротив, сделанные Готтхардом Нойманном (Gotthard Neumann) в западной окрестности города находки должны были стать предметом дальнейшего изучения.
С приходом к власти Оттонов Дорнбург приобретает статус civitas (укреплённое поселение или пфальц), первое письменное упоминание о нём приходится на 937 год. В то время здесь находился королевский замок; в том же 937 упоминается и второй королевский замок, 10 км южнее него: на горе Хаусберг (Hausberg) возле Йены, которая тогда ещё не существовала. Эти два замка уникальны: во-первых, это были каменные крепости, что в то время в Германии было большой редкостью. Во-вторых, они были королевскими; к тому же, это были самые первые немецкие крепости в этом районе и одни из первых, лежащие на реке Заале или восточнее неё. В то время эта река была ещё пограничной: восточнее неё жили славяне (сорбы), покорение которых началось с 919 г., когда на трон взошёл Генрих I (919—936).
см. основную статью «Дорнбургские дворцы»
При Оттонах Дорнбург был одной из их излюбленных резиденций: известно не менее 7 пребываний здесь короля, каждый раз со свитой 200—300 человек. В первой половине XIII века селение получило рыночное право (Marktrecht), вскоре после 1244 — городское право (для сравнения: Йена получила городское право около 1230 г, Штадтрода — в 1251 г). Город изначально находился на территории, занимаемой теперь дворцами, для строительства которых он был перенесён на то место, где находится сейчас.
Пожар 1353 г. опустошил старую королевскую крепость, а во время Саксонской братской войны 1446—1451 гг. она была разрушена. Из её руин в 1485—1522 был построен готический Старый замок в современном его виде. В 1539 г. дворянский род фон Ватцдорфов начал на горе строительство ренессансного дворца. В 1589-92 гг. была построена городская церковь. В 1717 г. случился новый большой пожар — часть города была уничтожена, в том числе церковь и архив. В 1728 г. была построена ратуша, а в 1736—1747 герцогский рококо-дворец. В нём в 1828 г. 66 дней жил Гёте, а зимой 1818/19 г. он стал местом собрания первого немецкого парламента (в герцогстве Саксен-Веймар-Эйзенах).
В 1874 была проведена железная дорога из Заальфельда в Гросхеринген, станция «Дорнбург» была открыта к 1 мая 1874. Станция «Порстендорф» — 14 декабря.
В 1920 в Дорнбург была переведена из Ваймара (до 1925 г.) гончарная мастерская недавно образованного баухауза. Её заведующим был Герхард Маркс — один из крупнейших европейских скульпторов ХХ века. После него у гончарной мастерской сменилось несколько руководителей, но она до сих пор остаётся одной из ведущих в Тюрингии наравне с мастерскими в Бюргеле.
Территориальная принадлежность
После смерти последнего представителя династии Оттонов — Генриха II в 1024 г. — замок теряет своё значение. В 1083 имя Дорнбург встречается снова: в контексте спора о территории, отданной во временное пользование Випрехту фон Гройч (это был очень влиятельный крупный феодал, один из первых начавший заселение немцами славянских земель восточнее Заале). Випрехт получил эту землю за свои заслуги перед королём Генрихом IV. (1056—1106) Позже, возможно, она была передана правителям Лобдебурга. Не позже 1282 г. это место по воле кайзера достаётся шенкам фон Фаргула, которые уже ранее владели землёй, окружающей Дорнбург.
Вплоть до междоусобной войны 1344-45 гг. шенки удерживали этот удел, когда продали его графам Шварцбург-Орламюнде, которые по прошествии небольшого периода времени были должны уступить владение Веттинам и получить эту землю в качестве феода. В 1358 г. Дорнбург окончательно перешёл под прямое управление Веттинов, учредивших здесь свою администрацию. После многочисленных разделов в 1485 г. Дорнбург оказывается под властью их Альбертинской линии. В 1547 в ходе земельных обменов он переходит в руки Эрнестинской линии.
В 1603 г. город переходит в качестве наследства во владения герцога Заксен-Альтенбургского. Далее, с 1672 Дорнбург принадлежит герцогству Заксен-Йена — маленькому грецогству, просуществовавшему всего 18 лет. И, наконец, в 1691—1920 гг. Дорнбург является частью герцогства (впоследствии Великого герцогства) Заксен-Ваймар-Айзенах.
После падения немецкой монархии в 1918 г. было образовано Народное государство Заксен-Ваймар-Айзенах, просуществовавшее недолго, до создания Свободного государства Тюрингия. В годы ГДР, согласно её административному делению с 1952 по 1990 гг., Дорнбург относился к округу Гера. С объединением Германии и образованием новых федеральных земель с 3 октября 1990 Дорнбург принадлежит Тюрингии.
Количество жителей
| 1786 | 370 |
| 1828 | 554 |
| 1890 | 684 |
| 1939 | 875 |
| 1977 | 1242 |
| 1998 | 1004 |
| 2007 | 897 |
Интересное
Гёте был на протяжении 56 лет в Дорнбурге более 20 раз. Например, в 1789 он доплыл на лодке до Дорнбурга из Йены[1]. Особенно известно его 66-и дневное пребывание в Дорнбурге в 1828 г., где он уединился после смерти его друга герцога Карла-Августа, конный памятник которому стоит в Ваймаре напртив музыкального училища (Weimarer Fürstenhaus).
В 1972 г. в ренессансном замке жил знаменитый немецкий поэт из Готы Ханс Цибулька (Hanns Cibulka, 1920—2003). Впечатлённый городом и окрестностями, он написал книгу-дневник «Dornburger Blätter».
Сразу под Дорнбургом, в деревне Дорндорф-Штойдниц, находится исторический стальной арочный мост через реку, построенный в 1892 г. Он является памятником архитектуры.
См. также
- Дорнбургские дворцы
- Дорндорф-Штойдниц
- Бад-Кёзен
- Земельная школа Пфорта
- Заалек (крепость)
- Рудельсбург (крепость)
- Лобдебург (крепость)
- Фукстурм (крепость)
- Куницбург (крепость)
- Лобеда
Напишите отзыв о статье "Дорнбург (Тюрингия)"
Литература
- Ignasiak, Detlef: Dornburg an der Saale. Die Schlösser, die Stadt und die Umgebung, 2008.
- Ignasiak, Detlef: An der Saale und im Holzland. Ein kulturhistorischer Führer, 1997, S. 209—267.
- Peschel K. u. a.: Ein Grabhügel mit Schnurkeramik von Dornburg, in: Sonderdruck aus «Praehistorische Zeitschrift», hg. v. W. Unverzagt, Band 41, Berlin 1963, S. 83-171.
Примечания
- ↑ Ignasiak (2008), стр. 39.
Ссылки
- [www.dornburg-saale.de Официальная страница]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Дорнбург (Тюрингия)
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
