Евфимий Великий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Евфимий Великий
Εὐθύμιος ὁ Μέϒας

Мозаика кафоликона монастыря Неа Мони, XI век
Рождение

ок. 377
Мелитена

Смерть

20 января 473(0473-01-20)
пустыня Зиф

Почитается

в Православной и Католической церквях

В лике

преподобных

День памяти

в Православии — 20 января по юлианскому календарю, в Католицизме — 20 января

Евфимий Великий (греч. Εὐθύμιος ὁ Μέϒας, также Евфимий Благодушный, Евфимий-схимник; ок. 377 — 20 января 473, пустыня Зиф) — христианский святой, иеромонах. Наряду с Антонием Великим, Макарием Великим и Пахомием Великим Евфимий считается столпом пустынножительства и основателем монашеского общежития. Почитается православными (20 января по юлианскому календарю) и католиками (20 января).



Жизнеописание

Основным источником сведений об Евфимии Великом является его житие, написанное Кириллом Скифопольским (525 — после 559), которого считают «одним из лучших агиографов по живости изложения» и отмечают, что он «обладает настоящими качествами историка».[1] Этот текст жития позднее был переработан Симеоном Метафрастом. Никейским императором Феодором II было написано похвальное слово в честь преподобного Евфимия.

Родился в римской провинции Малой Армении, в городе Мелитена. В три года лишился отца и по просьбе матери был принят на воспитание епископом Мелитенским Отрием, который крестил его и провёл через все степени церковных должностей и рукоположил во иерея и поручил ему надзор за окрестными монастырями.

В возрасте двадцати восьми лет Евфимий отправился в паломничество в Иерусалим и после поклонения святыням отправился к местным отшельникам, и узнав о их добродетелях пришёл в Фаранскую лавру преподобного Харитона, но поселился в келии за её пределами рядом с другим отшельником Феоктистом, с которым они стали духовными братьями. Спустя пять лет они вдвоём переселились в пустыню Кутила, где стали жить в пещере затворниками. Вскоре сведения о подвижниках распространились и к ним стали приходить желающие присоединиться к их аскетической жизни. Евфимий, не желая лишаться своего уединения, направлял всех к Феоктисту, который стал духовным наставником общины, из которой возник общежительный монастырь Феодосия (по имени первого игумена) или Нижний. Пещера, где жил Евфимий, стала церковью, а сам он, хотя и стал духовником братии, продолжил жить в затворе, выходя из него только по субботам.

Около 420 года Евфимий исцелил сына арабского филарха, принявшего крещение с именем Пётр (вместе с ним крестился и его народ, для которого позднее Петра рукоположили во епископы). Известие об этом привлекло в монастырь людей, искавших наставления и исцелений. Тяготясь людским вниманием, Евфимий оставил монастырь и перешёл в пустыню Зиф, близ Мёртвого моря. Там протокомит одной из деревень в благодарность за изгнание Евфимием беса из его сына построил ему монастырь Капарвариха на юго-восток от Хеврона (между Абарасом и селением Аристовулиадою). В нём Евфимий поселился с несколькими своими учениками. Вскоре из-за многочисленных посетителей, нарушавших его покой, Евфимий вернулся в Нижний монастырь, поселившись в одной из пещер в его окрестностях. Всех приходивших к нему он направлял к Феоктисту в Нижний монастырь. Однажды к нему пришли 3 брата-каппадокийца, которых Евфимий, повинуясь божественному указанию, взял себе в ученики. Постепенно число учеников возросло до одиннадцати и по просьбе Евфимия филарх Пётр построил ему церковь и келии, ставшие основой лавры преподобного Евфимия. 7 мая 428 (429) года Иерусалимский Патриарх Ювеналий совершил освящение монастырской церкви.

Евфимий принял решения Халкидонского собора и в период когда палестинское монашество было на стороне монофизитов, боролся за православное вероучение. Он ушёл из монастыря в пустыню и оставался в ней, пока Феодосий, захвативший Иерусалимскую кафедру, не был смещён, и Патриарх Ювеналий не вернулся на своё место. С преподобным Евфимием связано возвращение в Православие проживавшей в Иерусалиме императрицы Евдокии. Она обратилась к Евфимию в отчаянии от бед, постигших её дочь, и он «утешил Евдокию, убедил её в её заблуждениях и возвратил к православию».[2]

Евфимий скончался 20 января 473 года и был погребён в основанной им лавре. В ней его мощи видел русский паломник игумен Даниил в начале XII века — «И ту лежит святый Еуфимие, и ини мнози святии отци ту лежат телесы яко живи». Однако сам монастырь уже пребывал в запустении.

В XX веке были раскопаны руины лавры преподобного Евфимия, но в захоронении, которое было идентифицировано как принадлежащее преподобному, мощи найдены не были. В настоящее время известно о следующих местах хранения мощей преподобного Евфимия: часть главы в Большом скиту Святой Анны на Афоне, левая нога — в Иверском монастыре, 5 пальцев — в церкви Святого Генесия (остров Милос).

Напишите отзыв о статье "Евфимий Великий"

Примечания

  1. А. Б. Ванькова, А. А. Турилов, А. А. Лукашевич, Н. В. Герасименко [www.pravenc.ru/text/187761.html Евфимий Великий] // Православная энциклопедия. Том XVII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2008. — С. 442-448. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-030-1
  2. [ricolor.org/arhiv/redkie_knigi/kure/glava9/ Св. Ефимий и императрица Евдокия] // Палестина под властью христианских императоров. — СПб., 1894

Литература

Отрывок, характеризующий Евфимий Великий

«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: