Катастрофа DC-8 в Москве

Рейс 446 Japan Airlines
Последствия катастрофы
Общие сведения
Дата	28 ноября 1972 года
Время	19:50 MSK
Характер	Сваливание при взлёте
Причина	Ошибка пилота
Место	аэропорт Шереметьево, Москва (РСФСР, СССР)
Координаты	55°58′09″ с. ш. 37°23′05″ в. д.55.96917° с. ш. 37.38472° в. д. / 55.96917; 37.38472
Воздушное судно
Douglas DC-8-62 компании Japan Airlines
Модель	Douglas DC-8-62
Имя самолёта	Хида (飛騨)
Авиакомпания	Japan Airlines (JAL)
Пункт вылета	Каструп, Копенгаген (Дания)
Остановки в пути	Шереметьево, Москва (СССР)
Пункт назначения	Ханэда, Токио (Япония)
Рейс	JL446
Бортовой номер	JA8040
Дата выпуска	4 июня 1969 года
Пассажиры	62
Экипаж	14
Погибшие	61
Выживших	15

Катастрофа DC-8 в Москве — крупная авиационная катастрофа, произошедшая поздним вечером во вторник 28 ноября 1972 года в аэропорту Шереметьево (Москва). Самолёт Douglas DC-8-62 японской авиакомпании Japan Airlines, выполняя пассажирский рейс из Москвы в Токио, при взлёте быстро потерял высоту и упал на землю, после чего разрушился и загорелся, при этом погиб 61 человек.

Для расследования происшествия была создана комиссия под руководством заместителя министра Гражданской авиации. Эта комиссия пришла к мнению, что причиной катастрофы стали действия экипажа, который при взлёте слишком высоко поднял нос самолёта, из-за чего последний вышел на закритичные углы атаки, при этом произошло падение скорости и подъёмной силы, после чего авиалайнер начал быстро снижаться.

Самолёт

Внешние изображения
	[s30.postimg.org/g9ossorwh/DC_8_1968_JA8040_HIDA_18_JUL69_to_28_NOV72_crashe.jpg Борт JA8040 в старой окраске в аэропорту Шереметьево (1970 год)].

Douglas DC-8-62 с бортовым номером JA8040 (заводской — 46057, серийный — 474) был выпущен компанией McDonnell Douglas 4 июня 1969 года и вскоре продан японской авиакомпании Japan Airlines (JAL или Джал), в которую поступил 18 июля. Самолёт был оборудован четырьмя двигателями Pratt & Whitney JT3D-3B.

Катастрофа

Авиалайнер выполнял регулярный международный рейс JL-446 по маршруту Копенгаген — Москва — Токио. Его экипаж состоял в общей сложности из 14 человек: два лётных экипажа по 3 человека, 7 стюардесс и 1 инженер JAL. Полёт до Москвы прошёл без замечаний и в 18:17 рейс 446 приземлился в аэропорту Шереметьево. Обслуживание самолёта выполнялось инженером компании Japan Airlines. Также экипаж получил документы для выполнения полёта, включая информацию о фактической и прогнозируемой погоде. В 19:38 экипаж запросил разрешение на запуск двигателей, а диспетчер это разрешение дал, заодно дав и инструкции по рулению ко взлётно-посадочной полосе 25 с курсом 248°.

В 19:49:49 рейсу 446 было дано разрешение занимать исполнительный старт, а также инструкции по выполнению взлёта. Уже ночью в 19:50:30 «Дуглас» с 62 пассажирами и 14 членами экипажа на борту начал разбег по полосе 25, после чего оторвался от земли. Но поднявшись всего до 100 метров, авиалайнер тут же начал быстро терять высоту, после чего в 19:51:42 (16:51:42 GMT) в 150 метрах от торца полосы и в 50 метрах левее продолжения её осевой линии он с левым креном ударился о землю хвостовой частью фюзеляжа, после чего разрушился и загорелся. В результате происшествия официально погибли 52 пассажира и 9 членов экипажа, то есть всего 61 человек.

Как сейчас помню: 28 ноября 1972 года я возвращался домой из Болгарии. Когда заходили на посадку, в салоне вдруг раздался женский крик. Одна из пассажирок в ужасе отпрянула от иллюминатора. Внизу открылась чудовищная картина. Почерневшая земля, дымящиеся обломки самолета, множество машин, люди. Спустя полчаса узнали в аэропорту: только что потерпел аварию японский самолет.

Последствия

На следующий день краткая информация о катастрофе была опубликована в «Известиях», когда в больницах находились ещё 16 человек (позже один из них умер от полученных травм). Согласно статье в этой газете, Министр гражданской авиации СССР Борис Бугаев направил министру транспорта Японии Хидэё Сасаки телеграмму, в которой от имени Министерства гражданской авиации СССР и от себя лично выразил соболезнование в связи с катастрофой японского «Дугласа».

Жертвы катастрофы были захоронены в братской могиле на Николо-Архангельском кладбище в Москве. Осенью 1976 года, на четвёртую годовщину трагедии, на могиле был установлен мемориал.

Расследование

Для расследования происшествия советское Министерство гражданской авиации сформировало специальную комиссию, которая вскоре пришла к мнению, что после отрыва от земли самолёт вышел на закритические углы атаки. Это мнение было основано на следующих данных:

• Первый удар о землю произошёл хвостовой частью фюзеляжа;
• Бортовые самописцы зафиксировали высокочастотные колебания, при этом в показаниях высоты и воздушной скорости наблюдался разброс;
• Согласно показаниям выживших, лайнер после отрыва от земли начал сильно вибрировать;
• Анализ данных полёта свидетельствовал, что в этот момент сильно возросло сопротивление движению, что типично при выходе самолёта на закритические углы атаки.

В целом разгон по полосе вплоть до скорости V₂ (подъёма носовой стойки шасси) прошёл нормально, а его протяжённость для фактических условий была в пределах установленного. Проблемы начались уже после прохождения скорости V₂, в том числе:

• Один из членов экипажа ещё до столкновения с землёй сказал о сбое в работе двигателя № 2 (левый внутренний);
• Речевой самописец зафиксировал также перед столкновением шум, характерный при скачкообразном изменении режима работы двигателя;
• Одна из выживших стюардесс сообщила о пламени, выходившем из-под левой плоскости крыла близ двигателей (№ 1 или 2);
• Выжившие пассажиры сообщали, что почувствовали, как самолёт во время своего короткого полёта несколько раз замедлялся;
• На лопатках третьей ступени турбины двигателя № 1 имелся толстый слой сажи;
• В первой ступени компрессора двигателя № 4 три расположенные в разных секторах лопасти имели загнутые кончики, притом, что на воздухозаборнике и входном направляющем аппарате никаких дефектов обнаружено не было.

Также спустя 11 секунд после достижения скорости V₂ речевой самописец зафиксировал, как кто-то сказал «спойлеры», либо что-то типа «что это было?», на что в ответ прозвучало «Извиняюсь». Одновременно с этим, исходя из показаний параметров полёта, заметно возросло сопротивление движению.

Все двигатели были отправлены на техническую экспертизу, которая пришла к заключению, что до момента катастрофы ни в одном из них не было разрушения конструкции, прогорания, пробоя или ещё каких-либо повреждений, который могли бы привести к отказу двигателя во время полёта. На основании этого был сделан вывод, что все двигатели были исправны и до столкновения с землёй ни один из них не отказывал. Периодическая потеря тяги, которая почувствовалась при взлёте, могла произойти в одном или нескольких двигателях из-за попадания в них льда, который в свою очередь при фактических погодных условиях мог образоваться на воздухозаборниках двигателей, тем более, что противообледенительная система последних была отключена (клапаны были обнаружены в закрытом положении). Попадание льда вполне объясняло и повреждения лопаток в компрессоре двигателя № 4. Что до сажи, отложения которой были найдены в двигателе № 1, то это мог объяснить помпаж, который возник в данном двигателе, когда авиалайнер вышел на закритический угол атаки, в результате чего было нарушено нормальное сгорание топлива в двигателе, и произошло вытеснение пламени в турбину.

Что до выхода на закритические углы атаки, то поначалу высказывалась версия, что это могло быть вызвано неисправностью системы продольного управления. Но при дальнейшем расследовании этот вариант был отклонён на основании следующих данных:

• Не было найдено никаких признаков неисправности системы продольного управления;
• При ударе о землю горизонтальный стабилизатор находился под углом, нормальным для выполнения взлёта;
• Речевой самописец не зафиксировал, чтобы кто-то в кабине сообщал о нарушениях или проблемах в управлении самолётом;

Как уже было сказано выше, кратковременно в кабине возник диалог, который был словно о выпущенных спойлерах. Сами спойлеры были найдены в убранном положении, но их могли и успеть убрать. Между тем, если бы спойлеры были бы кратковременно выпущены, то это привело бы к резкому увеличению аэродинамического сопротивления. В этом случае в условиях начала взлёта и без того ещё небольшая скорость упадёт ниже критического значения, в результате чего самолёт перейдёт в сваливание, сопровождаемой падением подъёмной силы. Если же во время взлёта произошло нарушение в работе двигателей и снижение силы тяги, то экипаж мог отреагировать на это небольшим отклонением штурвала «на себя», то есть увеличением угла атаки, выйдя так называемый «среднескоростной полёт» (англ. second flight), при этом происходит увеличение аэродинамического сопротивления и снижение вертикальной скорости. В условиях ночного полёта экипаж мог по ошибке в данной ситуации вывести самолёт на слишком крутой угол, в результате чего аэродинамическое сопротивление ещё больше возросло, а воздушная скорость значительно упала, что и привело бы к выходу самолёта на режим сваливания. Как показала запись с речевого самописца, ни один из членов лётного экипажа в кабине не терял дееспособность до момента катастрофы.

Так как установленный на борту JA8040 бортовой параметрический самописец осуществлял запись лишь четырёх параметров, то следователи не смогли точно определить, какой же из вариантов развития событий (непреднамеренный выпуск спойлеров, либо падение силы тяги в двигателе) на самом деле имел место.

Причины

Выводы комиссии

1. Подготовка, обучение и опыт командира и остальных членов лётного экипажа, а также их квалификация соответствовали требованиям японского правительства и авиакомпании JAL для выполнения полётов на самолётах модели DC-8-62, в том числе и на маршруте Москва — Токио.
2. Экипаж своевременно проходил медицинские осмотры, а продолжительность труда и отдыха соответствовала текущим нормам, установленных японскими властями и в авиакомпании.
3. Самолёт имел необходимые сертификаты и технически подготовлен для выполнения полёта.
4. Согласно техническим документам, самолёт перед вылетом был полностью исправен. Проводившееся в аэропорту Шереметьево предполётное наземное обслуживание, включая заправку, проводилось в соответствие с установленными нормами.
5. Вес и центровка самолёта были в установленных пределах.
6. Погодные условия в районе аэропорта Шереметьево соответствовали установленным метеорологическим минимумам аэропорта и экипажа.
7. Взлётно-посадочные полосы и рулёжные дорожки находились в нормальном рабочем состоянии.
8. Радио- и световое оборудование обеспечения полёта, а также устройства связи в аэропорту работали нормально и в соответствие с установленными правилами.
9. Пробег по полосе и начало взлёта проходили нормально.
10. Во время взлёта включая разгон по полосе, и до столкновения с землёй на борту не было пожара, взрыва, либо разрушения конструкции.
11. Взлёт выполнялся при температуре воздуха −5° C, относительной влажности 96 % и с выключенной противообледенительной системой двигателей.
12. Никто из членов экипажа до удара о землю не терял дееспособности.
13. После достижения скорости V₂ возникли нарушения в работе одного из левых двигателей (№ 1 или 2).
14. Начав подъём, самолёт вышел на закритические углы атаки с потерей скорости и высоты, после чего ударился о землю.
15. Техническая комиссия и анализ записей переговоров в кабине не выявили никаких признаков отказа или нарушения в работе пилотных приборов, либо систем управления.
16. До момента удара о землю авиалайнер находился во взлётной конфигурации с выпущенными шасси и всеми работающими двигателями.
17. Сразу после происшествия были начаты все необходимые работы по спасению людей на борту самолёта. Все выжившие были немедленно госпитализированы.

Согласно заключению комиссии, когда при взлёте авиалайнер разогнался выше скорости V₂ (подъёма носовой стойки шасси), экипаж неожиданно вывел его на закритические углы атаки, в результате чего произошло быстрое падение скорости и подъёмной силы, а следовательно и высоты. Есть две версии, почему экипаж вывел свой самолёт на такой режим:

1. Были случайно выпущены спойлеры, что увеличило лобовое сопротивление крыла, а также сильно уменьшило коэффициент подъёмной силы.
2. Экипаж потерял управление из-за ненормальной работы одного из левых двигателей (№ 1 или 2), что могло быть вызвано попаданием льда, который образовался на воздухозаборниках в условиях, когда противообледенительная система была отключена. с входного направляющего аппарата при отключённой противообледенительной системе, в результате чего экипаж потерял контроль над управлением.

Наблюдаемая пассажирами и стюардессами ненормальная работа двигателей могла быть вызвана помпажем, в свою очередь возникшим при выходе самолёта на закритические углы атаки при выпущенных спойлерах.

Литература

• [mid.gov.kz/images/stories/contents/107_en.pdf Japan Air Lines, DC-8-62, JA-8040, accident at Moskva/Sheremetievo, USSR, on 28 November 1972 (выдержки из отчёта, подписанного Заместителем министра Гражданской авиации СССР).] (англ.) // ICAO Accident Digest № 19 : ICAO Circular 132-AN/93. — Montreal: Международная организация гражданской авиации, 1978. — January. — P. 22—26.

Ссылки

• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19721128-1 Aircraft accident McDonnell Douglas DC-8-62 JA8040 Moskva-Sheremetyevo Airport (SVO)] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 16 мая 2015. [www.webcitation.org/6GhLt35wk Архивировано из первоисточника 18 мая 2013].

Отрывок, характеризующий Катастрофа DC-8 в Москве

– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]