Книги песен Средневековья
Поделись знанием:
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Кни́ги пе́сен Средневеко́вья, в зависимости от страны происхождения, называемые Кансьоне́ро (исп. Cancionero), Кансьоне́йру (порт. Cancioneiro), Канцонье́ре (итал. Canzoniere), Шансонье́ (фр. Chansonnier) — рукописные или печатные сборники поэзии, преимущественно любовной, составлявшиеся в XII—XVI веках в Испании, Португалии, Италии, а также Франции и Германии.
Содержание
Общие сведения
Кансьонеро, Кансьонейру, Канцоньере, Шансонье (буквальный перевод — «книга песен, песенник»), называют средневековые сборники поэзии, преимущественно любовной, но иногда сатирической, политической, религиозной или иной. Они составлялись в Испании, Португалии, Италии, а также Франции и Германии в XII—XVI веках[1][2].
Сборники издавались на деньги покровителей поэтов и содержали работы, либо одного автора, как например, Канцоньере Франческо Петрарки, либо разных. В последнем случае, выбор определялся лишь эстетическим вкусом составителей и спонсоров.
Заглавием стихов обычно служили инципиты, то есть, начальные слова текста. Приблизительно до 20-х годов XV века, сборники могли, одновременно включать и религиозные, и светские стихи. Позже, постепенно появилась специализация.
Книги песен Средневековья донесли до нашего времени тексты, а иногда и мелодии, исполнявшиеся средневековыми трубадурами, труверами, миннезангами. Всего известно около 2 600 стихов или их фрагментов, принадлежащих порядка 450 авторам[3].
Некоторые из средневековых книг песен
Испания
- Llibre Vermell de Montserrat (рус. Красная книга монастыря Монсеррат) — рукопись XIV века из бенедиктинского монастыря Монсеррат, находящегося недалеко от Барселоны. Известна тем, что содержит десять музыкальных сочинений на 1-3 голоса. Эпитет «красная» объясняется цветом переплёта, который рукопись получила в XIX веке. Первоначально текст содержал 172 листа. После пожара, устроенного в 1811 году войсками Наполеона Бонапарта, сохранилось лишь 137 листов. Содержание весьма разнообразно: это сведения о жизни монастыря и останавливавшихся в нём паломников, повествования о чудесах, призывы к набожной жизни, папские буллы, а также, паралитургические, не предназначенные для богослужения, духовные песни. Последнии должны были развлечь паломников монастыря, заменяя привычные им народные, чьё содержание могло быть не слишком религиозным[4].
- Cancionero de Palacio (рус. Дворцовый песенник) — ориентировочно датируется 1470—1520 гг. Хранится в Национальной библиотеке Испании. Рукопись содержит 458 пьес в различных жанрах вокальной музыки, преимущественно на испанские стихи, но имеется несколько сочинений на латинском, французском, каталонском и португальском. Тематика и стилистика музыки в Песеннике чрезвычайно пёстрая: паралитургические песни, пасторали, вильянсико, народные песни, романсы. Исполнительский состав, по большей части — один голос с инструментальным аккомпанементом. Реже встречаются развитые полифонические композиции на 2-4 голоса[3].
Португалия
- Cancioneiro da Ajuda (рус. Песенник Ажуда) — сборников светских кантиг конца XIII века, являющийся самым старым из сохранившихся на галисийско-португальском языке[5]. Название песенника происходит от места его хранения — библиотеки дворца Ажуда (порт. Palácio Nacional da Ajuda) в Лиссабоне. Стихи записаны на пергаменте готическим шрифтом и не содержат нотаций[6]. Все кантиги манускрипта относятся к куртуазной поэзии, были созданы под влиянием провансальских трубадуров до правления короля Диниша I. Сборник содержит преимущественно любовную лирику. Из общего числа 310 кантиг в манускрипте представлены 295 песен о любви, 4 песни насмешки и злословия и 11 кантиг неопределённого жанра[7].
Италия
- Canzoniere (рус. Книга песен) — рукопись XIV века, наиболее значимое сочинение Петрарки на итальянском языке, включившее стихи посвящённые Лауре и написанные в промежутке 1327—1368 годов. Оригинальный заголовок сборника латинский: Rerum vulgarium fragmenta (рус. Разрозненные стихи на итальянские темы)[8]. Книга состоит из 366 никак не озаглавленных отдельных стихотворений: 317 сонетов, 29 канцон, 9 секстин, 7 баллад и 4 мадригалов. Кроме любовной лирики затронуто несколько иных тем, преимущественно политического и религиозного содержания.
Франция
- Chansonnier Cordiforme (рус. Книга песен любви) — рукопись, созданная в Савойе между 1460 и 1477 годами. Является частью коллекции Анри де Ротшильда. В настоящее время хранится в Национальной библиотеке Франции. Включает в себя 43 песни Дюфаи, Беншуа, Окегем, Йоханнес, Бюнуа, Антуан и ряда других авторов[9].
- Manuscrit du Roi (рус. Королевская рукопись) — манускрипт середины XIII века. Хранится в Национальной библиотеке Франции. Содержит более 600 песен, написанных преимущественно между концом XII и началом XIII века. Авторами некоторых являются знаменитые трубадуры или труверы, как, например, Ришар де Фурниваль. Создание книги приписывается Карлу I Анжуйскому[2].
Германия
- Манесский кодекс или Большой Гейдельбергский Рукописный Песенник (нем. Große Heidelberger Liederhandschrift)[10], хранящийся в библиотечном собрании Гейдельбергского университета. Сборник включает стихи 140 средневековых поэтов, снабжён их портретами размером в целую страницу. Очерёдность авторов соответствует их сословному положению. Текст выполнен на 426 пергаменных листах размером 35,5×25 см в готическом шрифтовом стиле текстуры на средневерхненемецком языке. Знаки препинания практически отсутствуют, заглавное начертание букв используется в начале каждого абзаца. Рукопись охватывает творчество средневековых лириков во всём его многообразии видов и форм (песни, лэ и др.), начиная с первых образцов светской песенной культуры (Кюренберг, 1150—1160 гг.) до конца XIII века. Нотные записи мелодий к текстам не сохранились[11].
См. также
Напишите отзыв о статье "Книги песен Средневековья"
Примечания
- ↑ Михаил Сапонов Менестрели. Книга о музыке средневековой Европы. — М.: Издательство: Классика-XXI, 2004. — 400 с. — 1000 экз. ISBN 5-89817-101-0
- ↑ 1 2 Алисова Т., Плужникова К. Старопровансальский язык и поэзия трубадуров: Учебное пособие. — М.: МАКС Пресс, 2011. — 176 с. — ISBN 978-5-317-03655-3.
- ↑ 1 2 Менендес Пидаль, Рамон Избранные произведения: испанская литература средних веков и эпохи Возрождения: пер. с исп. / Р. Менендес Пидаль; ред. и сост.: К. В. Цуринов, Ф. Кельин . — М. : Изд-во иностр. лит., 1961 . — 772 с.
- ↑ Смирнов А. А. Средневековая литература Испании, Л.: Наука, 1969. — 211 с.
- ↑ [www.infopedia.pt/$cancioneiro-da-ajuda Cancioneiro da Ajuda. In Infopédia. Porto: Porto Editora, 2003—2013]
- ↑ [www.cantigas.fcsh.unl.pt/manuscritos.asp Cancioneiro da Ajuda] Манускрипт Песенника Ажуда
- ↑ [www.cantigas.fcsh.unl.pt/cancioneiroajuda.asp Lopes, Graça Videira; Ferreira, Manuel Pedro et al. (2011-), Cantigas Medievais Galego-Portuguesas (base de dados online). Lisboa: Instituto de Estudos Medievais, FCSH/NOVA.] Перечень кантиг Песенника Ажуда
- ↑ Иногда сборник также называют Rime sparse («Разбросанные стихи»), по инципиту первой канцоны — «Voi che ascoltate in rime sparse il suono»
- ↑ The music of the Chansonnier Cordiforme Edward Leon Kottick 1963, 1974
- ↑ Гейдельберг, Гейдельбергский университет, Библиотека, Codex Palatinus Germanicus 848
- ↑ [digi.ub.uni-heidelberg.de/diglit/cpg848 Полная факсимильная копия Манесского кодекса на сайте библиотеки Гейдельбергского университета]
Литература
- Дробинский А. И. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke3/ke3-3662.htm Кансьонейру] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
- [bigenc.ru/literature/text/2042097 Кансьонеро] / С. И. Пискунова // Исландия — Канцеляризмы. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2008. — С. 744. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 12). — ISBN 978-5-85270-343-9.</span>
- Плавскин З. Н. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke3/ke3-3663.htm Кансьонеро] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
Отрывок, характеризующий Книги песен Средневековья
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
