Конвей, Джеймс Терри

Джеймс Терри Конвей James Terry Conway<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
34-й Комендант корпуса морской пехоты США
13 ноября 2006 — 22 октября 2010
Предшественник:	Майкл Хейджи
Преемник:	Джеймс Эймос
Рождение:	26 декабря 1947(1947-12-26) (76 лет) Уолнут-ридж, штат Арканзас
Супруга:	Анетт Конвей
Дети:	два сына и дочь
Образование:	Рузвельт хай-скул Юго-восточный университет штата Миссури Ускоренные курсы пехотных офицеров Командно-штабной колледж морской пехоты
Военная служба
Годы службы:	1970 – 2010
Принадлежность:	США США
Род войск:	Корпус морской пехоты США
Звание:	Генерал
Сражения:	Война в Персидском заливе Иракская война

Джеймс Терри Конвей (англ. James Terry Conway; род. 26 декабря 1947) — четырёхзвёздный генерал морской пехоты США в отставке, 34-й комендант корпуса морской пехоты. Занимал пост начальника оперативного управления (J-3) объединённого комитета начальников штабов, командующего 1-й дивизией морской пехоты и 1-го экспедиционного корпуса морской пехоты США, принявшего участие во вторжении 2003 года в Ирак и первой битвы за Фалуджу.

Биография

Родился в г. Уолнут-ридж, штат Арканзас. Закончил Рузвельт хай-скул в г. Сен-Луис, штат Миссури, затем в 1969 г со степенью бакалавра по психологии окончил Юго-восточный университет штата Миссури, где состоял членом братства Сигма-Фи-Эпсилон. В 1970 поступил на службу офицером пехоты. Его первым назначением стала должность командира стрелкового взвода 3-го батальона 1-го полка морской пехоты находящегося на базе Кемп-Пендлтон. Также занимал пост командира взвода батальона 106 мм безоткатных орудий. Служил строевым офицером морской пехоты на борту авианосца «Китти Хоук» (CV-63) и командным офицером морской школы сборного пункта рекрутов морской пехоты в Сан-Диего.

После окончания с отличием ускоренного курса пехотных офицеров армии Конвей командовал двумя ротами отдела операций и безопасности 2-го полка морской пехоты. Будучи полевым офицером, командовал двумя ротами курсантов и преподавал тактику в базовой школе. Затем служил оперативным офицером 3-го экспедиционного амфибийного отряда морской пехоты во время службы на море в западной части Тихого океана и входе миротворческой миссии в Бейруте, Ливан.

Вернувшись в США, Конвей два года прослужил старшим адъютантом председателя объединённого комитета начальников штабов. Закончив с отличием командно-штабной колледж морской пехоты он принял командование над 3-м батальоном 2-го полка морской пехоты, во время его восьмимесячной боевой службы в юго-западной Азии в ходе войны в Персидском заливе.

После войны он был повышен в звании до полковника и назначен командиром базовой школы. В декабре 1995 Конвей был повышен в звании до бригадного генерала и снова получил назначение в объединённый комитет начальников штабов а затем стал президентом университета корпуса морской пехоты. После повышения в звании до генерал-майора Конвей служил командиром первой дивизии морской пехоты и заместителем командующего центрального командования морской пехоты. После производства в генерал-лейтенанты Конвей 16 ноября 2002 принял командование над 1-м экспедиционным корпусом морской пехоты США, которым командовал в ходе двух боевых миссий в Ираке, под его началом служило 60 тыс. контингент: морские пехотинцы. Солдаты, моряки и британские войска. В книге The Iraq War Конвей описывается как «здоровенный буйвол, начитанный и образованный…он воплощал всё лучшее в новом американском корпусе морской пехоты, настроенном комендантом генералом Алом Греем.»

Во время интервью 30 мая 2003, Конвея спросили о неудачном поиске оружия массового поражения в Ираке. Он ответил, в частности:

«То что мы не смогли найти оружие стало сюрпризом для меня в то время, и продолжает оставаться сюрпризом…Это не из-за недостатка усердия. Мы обыскали буквально каждый склад боеприпасов от кувейтской границы до Багдада, но его просто не было там…Мы думали, мы понимали или определённо имели наиболее взвешенные предположения, наиболее неблагоприятные прогнозы, наиболее вероятные развития действий, которые предоставляли нам разведчики, что режим [Хусейна] собирается делать в плане использования вооружений. Мы просто ошибались. Но действительно ошибались мы или нет на национальном уровне, это ещё предстоит увидеть.»

Оригинальный текст (англ.)  

«It was a surprise to me then, it remains a surprise to me now, that we have not uncovered weapons... It's not for lack of trying. We've been to virtually every ammunition supply point between the Kuwaiti border and Baghdad, but they're simply not there... What the regime was intending to do in terms of its use of the weapons, we thought we understood—or we certainly had our best guess, our most dangerous, our most likely courses of action that the intelligence folks were giving us. We were simply wrong. But whether or not we're wrong at the national level, I think, still very much remains to be seen..»

Морские пехотинцы из 1-го экспедиционного корпуса находящегося под командованием Конвея во время вторжения построили военную базу «Кемп-альфа» на вершине руин древнего Вавилона. Хотя представитель вооружённых сил США объявил о том что проект обсуждался с «главой вавилонского музея» строительство базы навлекло ярую критику со стороны археологов, утверждающих что это нанесло непоправимый ущерб одному из наиболее важных памятников мира. Доктор Джон Куртис из ближневосточного отдела Британского музея описывал, какие части археологического памятника были выровнены и замощены для постройки вертолётной площадки и парковки для тяжёлой техники. Донни Джордж, глава иракского государственного совета по [историческому] наследству и древностям заявил, что «потребуются десятилетия, чтобы убрать весь этот беспорядок» ".

13 июля 2006 президент Джордж Буш-младший предложил кандидатуру генерала Конвея на пост 34-го коменданта корпуса морской пехоты, 2 августа 2006 кандидатура была одобрена сенатом США. 13 ноября 2006 в казармах морской пехоты в Вашингтоне Конвей был произведён во звание полного генерала и стал 34-м комендантом корпуса морской пехоты. Он стал первым комендантом за приблизительно 40 лет не служившим во вьетнамской войне.

11 июня 2009 Конвей выступил в Национальном пресс-клубе о важности обеспечения двух экспедиционных бригад морской пехоты универсальными десантными кораблями и времени «дома» вдали от текущих войн для тренировки высадки десанта.

По сообщениям Конвей имел «особые оговорки» по поводу отмены закона «Не спрашивай, не говори» в отличие от мнения Пентагона, что более молодые и низшие по рангу военные не имели особых оговорок по поводу службы вместе с открытыми геями. Конвей вместе с руководителем военно-морских операций Гарри Ругхедом и главой штаба армии Джорджем Кейси поддержал годичное изучение последствий возможной отмены закона. Конвей заявил, что если позволить служить открыто морским пехотинцам-гомосексуалистам он думает изменить политику, предписывающую неженатым морским пехотинцам проживать в общих комнатах. Закон «не спрашивай, не говори» был отменён 22 декабря 2010 после ухода Конвея с поста коменданта.

22 октября 2010 на церемонии в казармах морской пехоты в Вашингтоне Конвея на посту коменданта сменил его помощник Джеймс Ф. Амос. В время смены командования министр обороны Роберт Гейтс вручил Конвею его третью медаль «За выдающуюся службу». 1 ноября Конвей ушёл в отставку.

Конвей закончил ускоренные курсы пехотных офицеров, командно-штабной колледж морской пехоты и военно-воздушный колледж. Он женат на Анетт Конвей, урождённой Друри, у них трое детей. Его два сына – офицеры морской пехоты (пехота и разведка), его дочь замужем за пилотом вертолёта морской пехоты.

Награды

Отечественные

• Медаль министерства обороны «За выдающуюся службу» с двумя дубовыми листьями
• Медаль «За выдающуюся службу»
•   Орден «Легион почёта» с кластером "V" и звездой повторного награждения
• Медаль «За похвальную службу»
• Медаль похвальной службы с двумя звёздами повторного награждения
• Похвальная медаль корпуса морской пехоты (Navy and Marine Corps Commendation Medal)
• Медаль достижения флота и корпуса морской пехоты (Navy and Marine Corps Achievement Medal)
• Боевая ленточка
• Благодарность президента США
• Единая награда воинской части с двумя дубовыми листьями
• Благодарность части Военно-морского флота со звездой повторного награждения
• Похвальная благодарность армейской воинской части со служебной звездой
• Экспедиционная медаль корпуса морской пехоты
• Медаль за службу национальной обороне с двумя звёздами повторного награждения
• Медаль за службу в Юго-Западной Азии с тремя звёздами повторного награждения
• Экспедиционная медаль "За глобальную борьбу с международным терроризмом" (Global War on Terrorism Expeditionary Medal)
• Медаль за Иракскую кампанию
• Медаль "За борьбу с международным терроризмом"
• Медаль "За оборону Кореи"
• Ленточка "За службу на море"
• Ленточка строевого инструктора

Иностранные

• командор Орден Почётного легиона — (Франция)
• Медаль Освобождения Кувейта — (Саудовская Аравия)
• Медаль Освобождения — (Кувейт)

Знаки отличия

• Значок объединённого комитета начальников штабов
• 7 значков стрелка-эксперта из винтовки и пистолета

Ссылки

• [www.marines.mil/units/hqmc/cmc/Pages/default.aspx Official Homepage of the Commandant of the Marine Corps]. United States Marine Corps. Проверено 21 января 2009.
• Ron Harris. [www.stltoday.com/stltoday/news/special/mideast.nsf/0/640DFF288571695286256CC7007B57B8?OpenDocument Preparing for war with Iraq] (Biographical sketch of Gen. Conway), St. Louis Post-Dispatch (February 8, 2003). Проверено 24 июня 2006.
• [www.tecom.usmc.mil/HD/Whos_Who/CONWAY_JT.htm General James T. Conway, USMC]. Who's Who in Marine Corps History. United States Marine Corps History Division. Проверено 7 января 2011.
• Shea, Sgt Jimmy D. (December 8, 2010). «[marinesmagazine.dodlive.mil/2010/12/08/general-james-t-conway-reflects-on-four-years-two-wars/ General James T. Conway Reflects on Four Years, Two Wars]». Marines magazine (United States Marine Corps) (Jul/Aug/Sept 2010): pp. 14–19. Проверено January 7, 2011.

Отрывок, характеризующий Конвей, Джеймс Терри

И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.