Кэмпо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кэмпо, как термин, употребляется некоторыми современными авторами как общее наименование всех боевых искусств[1], независимо от национальной принадлежности. Термин появился от общего скандинавского корня (швед. kämp, норв. kjemp, нем. Kampf), буквально означающего "борьба".





Употребление термина на практике боевых искусств

Рюкю-кэмпо — единоборство с островов Рюкю (en: Ryukyu Kempo). Оттуда оно попало на Гавайи и там распространилось в США под именами Американское кэмпо (en: American Kenpo) и Кэмпо-каратэ. Первый клуб боевого искусства под наименованием «кэмпо» был открыт в Гонолулу в 1937.

Кроме того известны в мире ещё виды боевых искусств, носящих слово «кэмпо» в наименовании: en: Kenpo kai, en: Kenpō, en: Kokusai kempo, en: Kosho Shorei Ryu Kempo, Mushindo Kempo, en: Tracy Kenpo, en: Universal Kempo.

Видеоигры

  • В игре Alpha Protocol главный герой использует стиль боя с элементами кэмпо.
  • В серии игр Tekken Фэн Вэй практикует Ушу-кэмпо.

См. также

Напишите отзыв о статье "Кэмпо"

Ссылки

  • Самым первым иноязычным было немецкое издание «Kempo — Die Kunst Des Kampfes» Berlin, 1988. ISBN 3-328-00308-8 (раньше издания на русском языке).
  • [www.kempoikf.com/ International Kempo Federation]
  • [www.kenpo-kai.com European Kenpo Kai Organization] (англ.)
  • [www.nipponkempo.com.ua/ Nippon Kempo украинская ассоциация]
  • [www.kempokobudo.com.ua/ Международная Федерация кэмпо-каратэ и кобудо]
  • [www.kempo.su/ Федерация Кэмпо России]

Примечания

  1. Цит.: «Может быть, универсального определения родственных комплексов воинских искусств вообще не существует, но кэмпо представляется наиболее точным из всех возможных вариантов» (стр.14); «Кэмпо как разветвленный, многонациональный комплекс воинских искусств» (аннотация к книге). Долин А. А., Попов Г. В. «Кэмпо — традиция воинских искусств» М. Наука. Главная редакция восточной литературы. 1990, ISBN 5-02-016966-8

Отрывок, характеризующий Кэмпо

Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.