Сюрикэндзюцу

Сюрикэндзюцу
手裏剣術
Бо-сюрикэн
Название боевого искусства (БИ):	Сюрикэндзюцу
Страна:	Япония Япония
Основатель:	неизвестен
Известные последователи:	Нэгиси-рю, Мэйфу Синкагэ-рю

Сюрикэндзюцу (яп. 手裏剣術, «искусство сюрикэна») — общий термин, подразумевающий традиционное японское искусство метания сюрикэнов. Под сюрикэном подразумевается небольшого размера холодное оружие, такое как металлические шипы, круглые пластинки, ножи (яп. 短刀), клинки в виде звёздочек, иглы, гвозди и тому подобное.

Искусство сюрикэндзюцу входит в состав программы обучения многих школ комплексных боевых искусств Японии (в основном — ниндзюцу) и является дополнением к таким более распространенным учениям, как кэндзюцу, содзюцу и бодзюцу.

История

Истоки развития сюрикэндзюцу зачастую относят к временам феодальной Японии и активности кланов ниндзя из-за отсутствия достоверной информации и документов об истории данного искусства.

Техники метания сюрикэнов развивались в разное время различными мастерами, которые искали и разрабатывали собственные методы адаптации повседневных предметов в качестве метательного оружия. Это привело к созданию большого числа разнообразных школ сюрикэндзюцу и новых видов сюрикэнов.

С внесением запрета на ношение мечей в период Мэйдзи популярность сюрикэндзюцу, как и многих других классических боевых искусств, значительно снизилось и едва ли не исчезло на рубеже 20-го века, так как Япония того времени стремилась к модернизации. Этому же явлению способствовала Вторая Мировая война, во время которой был установлен запрет многие боевые искусства. Однако, благодаря усилиям некоторых мастеров, в частности, Кандзи Нарусэ (яп. 成瀬 関次, 188? — 1948) и Фудзита Сэйко (яп. 藤田 西湖, 1899 — 1966), писавших книги о сюрикэндзюцу и обучавших техникам его применения, а также немногим школам вроде Ягю Синган-рю (яп. 柳生心眼流), Катори Синто-рю, Кукисин-рю (яп. 九鬼神流), Такэда-рю Накамура Ха (англ. Takeda Ryu Nakamura Ha) и Тогакурэ рю (яп. 戸隠流), искусство метания сюрикэнов избежало вымирания.

В 21-м веке сюрикэндзюцу обрело значительную популярность благодаря широкой доступности информации. Метание сюрикэнов вошло в программу обучения многих современных школ, не имеющих прямой исторической связи с этим искусством. Примером является додзё Ивама Айкидо (яп. 岩間合気道) из префектуры Ибараки, студенты которого изучают методы сюрикэндзюцу, разработанные мастером Морихиро Сайто (1928 — 2002).

Существуют как минимум два направления боевых искусств, основной специализацией которых является сюрикэндзюцу: Нэгиси-рю (яп. 根岸流) и современная школа Мэйфу Синкагэ-рю (яп. 明府真影流).

Литература

• Michael Finn. Art of Shuriken Jutsu: The Samurai Skill of Throwing Stars & Spikes. — 1 изд. — Elsworth Printers Ltd., 1983. — 86 с. — ISBN 978-0901764652.
• Billy Hammond. Shuriken jutsu: The Japanese art of projectile throwing. — A.E.L.S, 1985. — 178 с.
• Fujita Seiko. Zukai Shuriken-jutsu. — Токио: Meicho Kankōkai, 1986/1993. — 172 с.
• Iwai, Kohaku. Hibuki no Subete ga Wakaru Hon (Hidden Weapons). — Япония: BAB, 1999.
• Yumio Nawa. Kakushi Buki Soran (An Overview of Hidden Weapons). — 1962.
• Diane Skoss. Sword & Spirit: Classical Warrior Traditions of Japan. — 1 изд. — Koryu Books, 1999. — Т. 2. — 192 с. — ISBN 978-1890536053.
• Shirakami Ikku-Ken, Roald Knutsen. Shuriken-Do: My Study of the Way of the Shuriken. — Лондон: Talman Company/Paul H Crompton Ltd, 1994. — 128 с. — ISBN 978-0901764942.
• Chikatoshi Someya. Shuriken Giho = 手裏剣技法. — Токио, Япония: Airyudo, 2003. — 238 с.
• Otsuka Yasuyuki. Shuriken no Susume. — Токио, Япония: BAB, 2004. — 199 с.

Отрывок, характеризующий Сюрикэндзюцу

– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.