Лернер, Ирвинг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Лернер.
Ирвинг Лернер
Irving Lerner
Дата рождения:

7 марта 1909(1909-03-07)

Место рождения:

Нью-Йорк, США

Дата смерти:

25 декабря 1976(1976-12-25) (67 лет)

Место смерти:

Лос-Анджелес, США

Профессия:

Кинорежиссёр
Продюсер
Монтажёр

Карьера:

1935-1978

IMDb:

0503615

Ирвинг Лернер (англ. Irving Lerner) (7 марта 1909 года — 25 декабря 1976 года) — американский кинорежиссёр, продюсер и монтажёр, более всего известный своими работами 1950-1960-х годов.

Ирвинг Лернер начинал карьеру в 1930-е годы в документальном кино, а с 1950-х годов стал работать над малобюджетными независимыми художественными фильмами, «радостно пребывая на задворках Голливуда»[1].

Как режиссёр «Лернер более всего известен по двум, сделанным на экономных бюджетах, плотным, тщательно проработанным нуаровым триллерам конца 1950-х годов — „Убийство по контракту“ (1958) и „Город страха“ (1959)»[1].

Как монтажёр Лернер работал над такими фильмами, как «Спартак» (1960) Стэнли Кубрика и «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (1977) Мартина Скорцезе. Лернер умер во время работы над фильмом Скорцезе, и режиссёр посвятил свою картину ему со словами благодарности и уважения.





Ранние годы

Ирвинг Лернер родился 7 марта 1909 года в Нью-Йорке в семье эмигрантов из России с левыми взглядами. В 1929 году он поступил в Колумбийский университет, где специализировался на антропологии[2].

Работая научным редактором Энциклопедии общественных наук Колумбийского университета, в начале 1930-х годов Лернер начал создавать документальные фильмы для факультета антропологии[1][3].

В 1931 году Лернер вступил в Рабочую лигу кино и фотографии, работая над документально-хроникальными фильмами политической тематики. Он также писал рецензии и киноновости для разных журналов[2], а в 1933—1934 годах преподавал в Киношколе Гарри Алана Потамкина[3]. В 1937 году Лига была преобразована в студию «Фронтьер фильмс», которая снимала «документальные фильмы прогрессивной направленности». Лернер участвовал в создании таких фильмов, как «Китай наносит ответный удар» (1937), однако его участие в работе постепенно сокращалось, и в 1938 году он ушёл со студии[2].

Затем Лернер делал фильмы для Фонда Рокфеллера и других академических учреждений, а в конце 1930-х годов он стал монтажёром и режиссёром второго состава в период расцвета движения американского документального кино[1][3]. В частности, Лернер был режиссёром второго состава драмы Дадли Мёрфи «Треть нации» (1939) с Сильвией Сидни и Лейфом Эриксоном и документального фильма Уиларда Ван Дайка «Город в долине» (1940), монтажёром фильма Ван Дайка «Дети должны учиться» (1939), режиссёром документального фильма «Место для жизни» (1941) и ассистентом оператора документального фильма Роберта Флаэрти «Земля» (1942)[4].

Во время Второй мировой войны Лернер поставил для правительственного Офиса военной информации документальные фильмы[3][1] «Автобиография „Джипа“» (1943) и «Шведы в Америке» (1943) с участием Ингрид Бергман, который был номинирован на Оскар как лучший короткометражный документальный фильм. Кроме того, он был продюсером документального музыкального фильма Александра Хэммида «Гимн наций» (1944) с участием Артуро Тосканини, этот фильм также был номинирован на Оскар как лучший короткометражный документальный фильм[4].

Карьера в послевоенные годы

После войны Лернер возглавил Институт образовательного кино Нью-Йоркского университета[3][1].

В 1948 году вместе с Джозефом Стриком Лернер был режиссёром документальной короткометражки «Мускульный пляж» (1948) о пляже в Санта-Монике, ставшем местом паломничества бодибилдеров[3][1].

После этого Лернер ушёл в низкобюджетное художественное кино, став продюсером малого фильма нуар «Агент таможни» (1949) [3][1]. Фильм был выполнен в полудокументальном стиле и рассказывал об агенте таможни (Дин Джеггер), который разоблачает преступную организацию, занятую контрабандой драгоценностей и одновременно раскрывает убийство своего коллеги и лучшего друга. Следующим фильмом Лернера, на этот раз в качестве режиссёра, стала криминальная драма «Сумасшедший человек» (1953) о трёх девушках из Миннесоты, которые, украв приличную сумму денег, сбежали в Голливуд в поисках весёлой жизни[5]. Фильм был поставлен по сценарию Филипа Йордана на его студии «Секьюрити пекчерс».

Лернер продолжил работу c Йорданом на «Секьюрити пикчерс» в качестве одного из продюсеров таких фильмов, как криминальная драма «Бурная вечеринка» (1956) режиссёра Гарри Хорнера с Энтони Куинном в главной роли[6] и военная драма «Люди на войне» (1957) режиссёра Энтони Манна с Робертом Райаном и Алдо Рэем в главных ролях[7].

Следующим фильмом Лернера в качестве режиссёра стала криминальная драма «Предел ярости» (1958) о психопатическом бездельнике, который втирается в доверие к молодой женщине с двумя дочерьми и поселяется вместе с ними в их летнем доме. В том же году Лернер поставил свой шедевр, нуаровый триллер «Убийство по контракту» (1958) с Винсом Эдвардсом в главной роли наёмного убийцы, получившего заказ уничтожить важную свидетельницу в деле против крупного мафиози. Фильм был снят всего за восемь дней. Современные критики чрезвычайно высоко оценивают этот фильм за его новаторскую минималистскую стилистику и необычно холодную тональность, часто сравнивая его с французскими криминальными мелодрамами 1960-70-х годов, особенно с творчеством Жана-Пьера Мельвиля. Деннис Шварц полагает, что «этот, проигнорированный в своё время, низкобюджетный чёрно-белый нуар 1950-х годов является выдающимся, абсолютно великолепным триллером… Не бывает нуаровых фильмов лучше, чем этот»[8]. Журнал «Time Out» назвал картину «потрясающим и строгим фильмом категории В», «холодным, тихим и бесстрастным»[9]. Критик Джэй Карр назвал его «чистым, компактным и эффективным, напряжённым и убедительным»[10], а Брюс Эдер — «необычным триллером, иногда почти весёлым, несмотря на моменты насилия», представив «тип чёткого, хладнокровного, немногословного и невозмутимого убийцы»[11].

Лернер также продолжал работать как оператор, монтажёр и ассистент режиссёра на фильмах других режиссёров, и служил режиссёром и оператором нескольких документальных картин[3]. В частности, Лернер возобновил сотрудничество со сценаристом и продюсером Филипом Йорданом в качестве ассистента режиссёра его социальной драмы «Анна Лукаста» (1958) и драмы-комедии «Богова делянка» (1958).

В 1959 году Лернер поставил ещё один из своих лучших фильмов, нуаровый полудокументальный триллер «Город страха» (1959), вновь с Винсом Эдвардсом в главной роли сбежавшего из тюрьмы преступника, похитившего термос с радиоактивным порошком, способным уничтожить население Лос-Анджелеса, ошибочно полагавшего, что там находится героин. Фильм отличает быстрый темп повествования, напряжённость действия, высококачественная операторская работа и великолепный джазовый саундтрек Джерри Голдсмита.

Карьера в 1960-70-е годы

На протяжении 1960-х годов Лернер продолжал заниматься постановочной работой, и хотя он «получал более крупные бюджеты и более продолжительные съёмочные графики, он так и не добился успеха своих более ранних быстрых фильмов»[1].

В 1960 году Лернер вновь работал с Йорданом поставив для него социальную драму «Стадс Лониган», действие которой происходит в Чикаго 1920-х годов. В том же году Лернер работал над монтажом знаменитой исторической драмы Стэнли Кубрика «Спартак» (1960).

С 1961 года Лернер стал работать телережиссёром, в частности, поставив по одному эпизоду телесериалов «Цель: коррупционеры» (1961) и «Бубновый король» (оба — 1961), а также 13 эпизодов медицинского телесериала «Бен Кейси» (1961—1965) вновь с Винсом Эдвардсом в главной роли и четыре эпизода приключенческого телесериала «Морской путь» (1965—1966)[12].

В 1963 году Лернер поставил военную приключенческую драму «Боевой крик» (1963) о сыне богатого бизнесмена (Джеймс Макартур), который во время Второй мировой войны отправляется воевать с японцами на тихоокеанские острова.

В 1967 году Лернер возобновил сотрудничество с Йорданом и его компанией «Секьюрити продакшнс», которые производили свои картины в Испании. Сначала Лернер выступил исполнительным продюсером исторического военного биопика Роберта Сиодмака «Кастер с Запада» (1967) с Робертом Шоу[1]. Два года спустя он стал режиссёром исторической драмы «Королевская охота за солнцем» (1969) об экспедиции испанского конкистадора Франсиско Писарро (Роберт Шоу) в Империю Инков и его отношениях с вождём инков Атауальпой (Кристофер Пламмер). Наконец, в 1971 году он был ассоциированным продюсером детектива «Капитан Апач» (1971) с Ли Ван Клифом и Кэрол Бейкер, и исполнительным продюсером комедийного вестерна «Река плохого человека» (1971) с Ван Клифом, Джеймсом Мейсоном и Джиной Лолобриджидой. В том же году он стал одним из режиссёров комедийной экшн-драмы периода мексиканской революции «Адский городок» (1971) с Телли Саваласом, Робертом Шоу и Стеллой Стивенс.

В 1973 году вышла криминальная политическая драма о покушении на президента США Джона Кеннеди «Исполнительное действие» (1973) с Бертом Ланкастером и Робертом Райаном, где Лернер входил в группу монтажа картины[13]. Год спустя он монтировал экзистенциальную драму «Степной волк» (1974) по роману Германа Гессе с Максом фон Зюдовом и Доминик Санда в главных ролях[14].

В 1975 году он был сопродюсером снятого в Испании политического триллера «Вы должны убить Б.» (1975) с Дареном МакГэвином, Стефан Одран и Патрицией Нил, а также монтажёром негритянской социальной драмы «Река Нигер» (1976), съёмки которой проходили в Лос-Анджелесе.

Год спустя Мартин Скорцезе пригласил Лернера делать монтаж своей музыкальной драмы «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (1977), однако Лернер умер до завершения работ над фильмом. Скорцезе посвятил этот фильм ему со словами благодарности и уважения[3].

Смерть

Ирвинг Лернер умер 25 декабря 1976 года в Лос-Анджелесе, США.

Фильмография

Режиссёр

Продюсер

Монтажёр

  • 1937 — Китай наносит ответный удар / China Strikes Back (документальная короткометражка)
  • 1938 — Морпехи идут вперёд / The Marines Come Thru
  • 1940 — Дети должны учиться / The Children Must Learn (документальная короткометражка)
  • 1940 — Город в долине / Valley Town (документальный фильм)
  • 1940 — Так они живут / And So They Live (документальная короткометражка)
  • 1960 — Спартак / Spartacus
  • 1974 — Степной волк / Steppenwolf
  • 1976 — Река Нигер / The River Niger
  • 1978 — Мустанг: Дом, который построил Джо / Mustang: The House That Joe Built

Напишите отзыв о статье "Лернер, Ирвинг"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Sandra Brennan. www.allmovie.com/artist/irving-lerner-p99409
  2. ↑ 1 2 3 [xroads.virginia.edu/~ma01/huffman/frontier/others.html Biographies]
  3. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 IMDB. www.imdb.com/name/nm0503615/bio?ref_=nm_ov_bio_sm
  4. ↑ 1 2 IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0503615&ref_=filmo_nxt&sort=year,desc&mode=detail&page=2
  5. ↑ Hal Erickson. www.allmovie.com/movie/man-crazy-v101121
  6. ↑ IMDB. www.imdb.com/title/tt0049955/?ref_=filmo_li_tt
  7. ↑ IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0503615&ref_=filmo_nxt&mode=detail&page=1&sort=year,desc
  8. ↑ Dennis Schwartz. homepages.sover.net/~ozus/murderbycontract.htm
  9. ↑ TimeOut. www.timeout.com/london/film/murder-by-contract
  10. ↑ Jay Carr. www.tcm.com/tcmdb/title/27664/Murder-By-Contract/articles.html
  11. ↑ Bruce Eder. www.allmovie.com/movie/murder-by-contract-v103170/review
  12. ↑ IMDB. www.imdb.com/name/nm0503615/?ref_=fn_al_nm_1
  13. ↑ IMDB. www.imdb.com/title/tt0070046/?ref_=filmo_li_tt
  14. ↑ IMDB. www.imdb.com/title/tt0072206/?ref_=filmo_li_tt

Ссылки

  • [www.imdb.com/name/nm0503615/ Ирвинг Лернер] на сайте IMDB
  • [www.allmovie.com/artist/irving-lerner-p99409 Ирвинг Лернер] на сайте Allmovie
  • [www.tcm.com/tcmdb/person/112338%7C73311/Irving-Lerner/ Ирвинг Лернер] на сайте Turner Classic Movies

Отрывок, характеризующий Лернер, Ирвинг

Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Лернер,_Ирвинг&oldid=80990733»