Гиш, Лиллиан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Лиллиан Гиш»)
Перейти к: навигация, поиск
Лиллиан Гиш
Lillian Gish

На фото Аллана Уоррена в 1973 году
Имя при рождении:

Лиллиан Дайана Гиш

Дата рождения:

14 октября 1893(1893-10-14)

Место рождения:

Спрингфилд, Огайо, США

Дата смерти:

27 февраля 1993(1993-02-27) (99 лет)

Место смерти:

Нью-Йорк, США

Гражданство:

США США

Профессия:

актриса

Карьера:

1912—1987

Награды:

Лиллиан Дайана Гиш (англ. Lillian Diana Gish, 14 октября 1893 — 27 февраля 1993) — американская актриса с 75-летней кинокарьерой, наиболее известная по ролям в немых фильмах Дэвида У. Гриффита. Сестра актрисы Дороти Гиш.





Биография

Лиллиан Гиш родилась в Огайо в 1893 году в епископальной семье выходцев из Германии. Её отец, Джеймс Ли Гиш, часто отсутствовал, и её мать Мэри была вынуждена много работать. В пятилетнем возрасте она дебютировала на сцене. Когда же она и её младшая сестра Дороти стали достаточно взрослыми, они присоединились к труппе передвижного театра.

Свой путь в кинематограф сёстры начинали со съемок в рекламе и мелодрамах. В 1912 году Лиллиан Гиш познакомилась с Мэри Пикфорд. Именно Пикфорд порекомендовала сестёр Гиш Дэвиду У. Гриффиту и способствовала подписанию их контрактов с «Biograph». Впервые Лиллиан Гиш снялась у Гриффита в фильме «Невидимый враг». Позже она снималась во многих фильмах Гриффита: «Рождение нации», «Сиротки бури» (1921), «Нетерпимость», «Сломанные побеги» (1919), «Путь на Восток» (1920).

В 1920 году актриса сняла фильм «Моделируя собственного мужа». После «Biograph» Лиллиан Гиш подписала контракт со студией «MGM», где её первой картиной стала «Богема» (1926). В 1928 году Гиш ушла из «MGM» и вернулась в театр. В 1943—1945 году в составе театральной труппы совершила турне по Америке, играя в спектаклях «Трёхгрошовая опера», «Песня лютни», «Преступление и наказание» по роману Фёдора Достоевского, где также были задействованы Долли Хаас и Джон Гилгуд.

Лиллиан Гиш оставалась с Гриффитом до конца его жизни, заботясь о нём и его жене, пока Гриффит не умер в 1948 году. В 1960-х годах актриса появилась в некоторых звуковых фильмах («Комедианты» (1967), «Свадьба» (1978) и получила номинацию на «Оскар» за работу в фильме «Дуэль под солнцем» (1946).

В 1970 году она получила специальный приз Американской киноакадемии за вклад в развитие кинематографа и актёрское мастерство и премии Американского киноинститута за совокупный творческий вклад (1984). В 1973 году Франсуа Трюффо предпослал своему фильму о мире кино «Американская ночь» посвящение сёстрам Гиш.

Последний раз на киноэкранах актриса появилась в 1987 году в 93-летнем возрасте в драме «Августовские киты» с Винсентом Прайсом и Бетти Дэвис в главных ролях.

Кроме актёрской карьеры Лиллиан Гиш была сценаристом трех работ: «Самое важное в жизни» (1918), «Переделывая её мужа» (1920), «Серебряное сияние» (1951).

Лиллиан Гиш скончалась во сне 27 февраля 1993 года в возрасте девяноста девяти лет. Актриса похоронена рядом с сестрой Дороти Гиш (ум. 1968) в епископальной церкви св. Бартоломью в Нью-Йорке.

Избранная фильмография

Премии

Источники

  • Лилиан Гиш. Кино, Гриффит и я / Пер. с англ. М.: Искусство, 1974. — 182 с.
  • Комаров В.. История зарубежного кино. Том 1. Немое кино. — М.: «Искусство», 1965.
  • Садуль Ж.. Всеобщая история кино. Том 1. — М.:"Искусство", 1958.
  • Звёзды немого кино: Сборник. М.: «Искусство», 1968.

Напишите отзыв о статье "Гиш, Лиллиан"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гиш, Лиллиан

– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».