Линейные корабли типа «Императрица Мария»
Тип «Императрица Мария» — серия российских линкоров. Были спроектированы в 1910—1911 годах на основе линкоров типа «Севастополь» и предназначались для противостояния новым турецким линкорам на Чёрном море. В 1911—1917 годах были построены три корабля этого типа. Четвёртый, «Император Николай I», был заложен в 1914 году по доработанному проекту, отличавшемуся усиленным бронированием, но его постройка не была завершена из-за начавшейся революции. Черноморские линкоры дредноутного типа, аналогичные балтийским по принципиальной схеме и водоизмещению, уступали им в мощности двигателей и скорости хода, но превосходили по дальности плавания, по мощности противоминной артиллерии и степени бронезащищённости.
«Императрица Мария» затонула 7 октября 1916 года из-за взрыва погребов при невыясненных обстоятельствах. «Императрица Екатерина Великая» была затоплена в Новороссийске 18 июня 1918 года, чтобы не допустить захвата Германией. «Император Александр III» же неоднократно переходил из рук в руки, в итоге попав в руки Добровольческой армии и уйдя в составе Русской эскадры в 1920 году в Бизерту, где он в 1924 году был передан СССР и впоследствии пущен на слом.
Содержание
История создания
Стратегические предпосылки
До 1910 года на Чёрном море Россия сохраняла полное превосходство над Турцией в устаревших эскадренных броненосцах (с 1907 года линейные корабли). В январе 1910 года Турция закупила в Германии два линейных корабля преддредноутного типа и четыре новейших эскадренных миноносца, а во Франции закупила ещё четыре эсминца. Таким образом в 1910 году турецкий флот явил собой реальную угрозу для русского Черноморского флота. В 1910 году, в разгар дредноутной лихорадки, Турция начала переговоры с Англией о постройке линкоров дредноутного типа. В 1911 году в Англии был подписан контракт о постройке для Турции трёх дредноутов: «Решад V», «Султан Осман» и «Фатих». Первый предполагалось ввести в строй в апреле 1913 года, а к лету 1914 года Турция рассчитывала иметь минимум два дредноута английской постройки. Это обстоятельство явилось основной причиной ускоренного проектирования русского линейного корабля дредноутного типа для Чёрного моря. Впоследствии Турция (союзница Германии) обещанных дредноутов не получила, поскольку в связи с началом 1-й Мировой войны Англия их попросту реквизировала.
Перспектива усиления ВМС Турции обеспокоила Морское министерство России, морской министр И. К. Григорович по этому поводу, в своём дневнике написал: «Период времени с 1914 по 1915 гг. будет для нас критическим в смысле войны с Турцией, если последняя получит заказанные ею два дредноута ранее готовности наших линейных кораблей…». 23 сентября 1910 года в Совете Министров был заслушан доклад о безотлагательных мерах по усилению Черноморского флота. По мнению Морского министерства, для сохранения господства на Чёрном море в дополнение к располагаемой бригаде в составе трёх линкоров-додредноутов: «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», требовалось срочно ввести в строй ещё три линкора дредноутного типа, девять паротурбинных эскадренных миноносцев и шесть подводных лодок.
Подготовка производственной базы
При обсуждении в Государственной Думе вопроса об ассигновании средств на усиление Черноморского флота П. А. Столыпин предложил Морскому министру обследовать южные казённые верфи (Николаевское и Севастопольское адмиралтейства) на предмет возможности постройки на них дредноутов. Как оказалось, эти адмиралтейства к постройке дредноутов были не готовы. Единственными судостроительными предприятиями на юге России, способными строить дредноуты в то время, являлись: завод «Наваль» (г. Николаев), принадлежащий бельгийскому акционерному обществу, и частное предприятие Русского судостроительного Общества «Руссуд».
На основании доклада заслушанного в Совете Министров при поддержке председателя Совета министров П. А. Столыпина был разработан законопроект, который в марте 1911 года был принят Государственной Думой и в мае 1911 года утверждён императором Николаем II. На обновление ЧФ выделялось 150,8 миллионов рублей, из этой суммы — 102,2 миллиона рублей отводилось на постройку трёх дредноутов, эсминцев и подводных лодок, а остальные деньги направлялись на усиление средств ремонта и базирования ЧФ. Сразу же после утверждения закона-программы Санкт-Петербуржский международный коммерческий банк принял решение финансировать военное судостроение на юге России, в связи с возникшей идеей создания Русского судостроительного общества «Руссуд», акционерами которого стали многие видные деятели Морского министерства, а также члены Императорской фамилии. По представлению Морского министерства Совет министров в интересах государства решил сдать «Руссуду» в бесплатную аренду на срок 25 лет казённое Николаевское адмиралтейство для постройки двух дредноутов, с предоставлением крупного денежного аванса от Морского министерства для проведения срочной реконструкции верфи. Завод «Руссуд» в кратчайшие сроки создал вполне современное предприятие, способное приступить к одновременной постройке двух дредноутов. На левом берегу р. Ингул был построен огромный эллинг на металлических опорах, перекрывающий два смежных стапеля, оборудованных мостовыми кранами. К эллингу примыкала железобетонная судостроительная мастерская. «Руссуд» построил плавучий док грузоподъёмностью 30000 тонн и плавающий кран грузоподъёмностью 150 тонн.
Для обеспечения возможности осуществить постройку третьего дредноута на заводе «Наваль», с неукоснительным соблюдением требования Морского министерства: «…строить корабли только на отечественных заводах и из отечественных материалов…»: в 1911 году этот завод был переведён в собственность французского анонимного акционерного Общества Николаевских заводов и верфей (ОНЗ и В), в 1912 году значительная часть ОНЗ и В перешла в собственность Санкт-Петербургского международного коммерческого банка, вследствие чего в 1913 году французское ОНЗ и В было преобразовано в русское акционерное общество ОНЗ и В.
Согласно планам обновления Черноморского флота предполагалось усилить корабельный состав новыми линейными кораблями. Для ускорения постройки за основу был принят проект линейных кораблей типа «Севастополь» заложенных в 1909 году в Петербурге. Техническое задание на черноморские линкоры предусматривало следующие отличия: уменьшенная до 20 узлов скорость полного хода; увеличенное бронирование башен до 250-мм и угол возвышения орудий до 35°; увеличенный до 130-мм калибр противоминной артиллерии.
Проектирование
Задания на проектирование
30 июля 1910 года Морской министр С. А. Воеводский утвердил составленное техническое задание на проектирование черноморских дредноутов. 23 сентября 1910 года в Совете Министров был заслушан доклад Морского министра, в котором он настаивал на необходимости безотлагательного усиления Черноморского флота. 28 февраля 1911 года «Высочайшим» рескриптом Морскому министерству предписано разработать «Положение о порядке составления и утверждения проектов корабля и о выполнении этих проектов». Необходимость в таком положении возникла вследствие обнаруженных недостатков в организации проектирования кораблей, приводящих к их строительной перегрузке, разнотипности и значительному удлинению сроков постройки.
В соответствии с разработанным и утверждённым в Морском министерстве «Положением» в процессе проектирования корабля определялись функции для каждого учреждения Морского ведомства (МГШ, МТК, ГУК и С) и устанавливались сроки выполнения отведённых для них частей работы. Вызов заводов на конкурсное проектирование корабля разрешался только после установления стратегического и тактического заданий для проектируемого корабля и на основе подробно разработанных технических условий на его проектирование.
В начале 1911 года МГШ (на основании нового «Положения») разработал стратегическое и тактическое задания на проектирование линкоров дредноутного типа для Черноморского театра.
Технические условия для проектирования
Для ускорения разработки проекта и постройки черноморских дредноутов в качестве прототипа было решено рассматривать (взять за основу) проект строящихся балтийских дредноутов типа «Севастополь», заложенных в 1909 году в Петербурге. Разрабатываемые технические условия (ТУ) для выполнения аванпроекта русского черноморского дредноута определяли заимствование главнейших проектных и конструктивно-архитектурных решений у балтийского прототипа, но по сравнению с ним устанавливали: снижение проектной скорости с 23 до 21 узлов (по мнению Морского генерального штаба (МГШ) вполне достаточная для ограниченного Черноморского театра военных действий); увеличение толщины бронелистов бортового пояса и башен главного калибра до 250÷305-мм; количество и тип орудий главного калибра приняты в полном соответствии с балтийским аналогом; увеличение числа и калибра противоминных орудий соответственно с 16-ти до 20-ти и со 120-мм до 130-мм, что было обусловлено развитием торпедного оружия и развитием кораблей класса эсминец. Технические условия на бронирование рубок, защищавших электрические кабели труб и дальномерных постов разрабатывались Морским министерством. Выполнение этих ТУ предполагало изменения главных размерений корпуса и возможность снижения мощности главных механизмов, в пределах проектного водоизмещения. Таким образом, при разработке ТУ в некоторой степени осуществлялась германская концепция создания кораблей аналогичного класса, предполагающая использование преимуществ большего относительного уширения корпуса за счёт уменьшения его относительное удлинения (отношение длины к ширине) для усиления бронезащиты. Все германские дредноуты были короче и шире английских, при этом они несли большую относительную массу бортового броневого пояса — более высокого и более толстого. Важнейшим тактико-техническим характеристикам, дальности плавания и скорости, немцы отводили второстепенное значение, с учётом особенностей предполагаемого боевого применения этих кораблей — недопущение блокирования англичанами германских военно-морских баз.
Таким образом, в основе концепции проектирования черноморского дредноута был заложен принцип (в пределах проектного водоизмещения балтийского прототипа и в ущерб его проектной скорости) изыскания достаточного резерва конструкционной массы для утолщения бортового пояса и стенок башен главного калибра, путём снижения массы главной энергетической установки, за счёт уменьшения её потребной мощности и соответствующего уменьшения количества котлов, а также путём снижения конструкционной массы корпуса, за счёт сокращения его длины и соответственно длины главного бортового бронепояса.
Эскизное проектирование
9 июня 1911 года утверждённые ТУ на аванпроект черноморского дредноута были разосланы правлениям заводов: «Руссуд», «ОНЗ и В», Балтийского, Адмиралтейского, а также на завод Круппа в Германии, для разработки вариантов аванпроектов черноморского дредноута на конкурсной основе. На конкурсе предпочтение при прочих равных условиях отдавалось проектам, в которых предусматривалось усиление артиллерии противоминного калибра по сравнению с балтийским прототипом. Рассмотрев представленные на конкурс аванпроекты дредноутов, морской технический комитет (МТК) отдал предпочтение вариантам аванпроектов представленных заводами «Руссуд» и «ОНЗиВ», которые и были положены в основу разработки окончательного эскизного проекта, предусматривающего выполнение башенных установок главного калибра такими же как на балтийском дредноуте, но с усиленным бронированием. При этом проект завода «Руссуд» предусматривал применение в качестве противоминного калибра новейших 130-мм орудий с длиной ствола в 55 калибров, с превосходными баллистическими характеристиками, производство которых уже было освоено Обуховским заводом в Санкт-Петербурге.
На основе утверждённого окончательного эскизного проекта заводы «ОНЗиВ» и «Руссуд» приступили к конкурсной разработке своих вариантов полного(технического) проекта дредноута.
Администрация ОНЗ и В при составлении своего варианта полного проекта дредноута привлекла фирму Виккерс. Артиллерийский отдел ОНЗиВ обратился в Морское министерство с предложением самостоятельно спроектировать и изготовить артиллерийские башни главного калибра для всех трёх дредноутов. Однако морское министерство, учитывая прошлый, не совсем удачный опыт проектирования ОНЗ и В башенных установок для эскадренного броненосца «Князь Потёмкин таврический», решило объявить конкурс.
11 октября 1911 года в списки Черноморского флота были предварительно зачислены три дредноута, под названиями: «Императрица Мария», «Император Александр III» (планируемые к закладке на заводе «Руссуд») и «Екатерина II» (планируемая к закладке на заводе ОНЗиВ). 17 октября 1911 года состоялись торжественные церемонии закладки этих кораблей.
В октябре 1911 года к проектированию башенных установок главного калибра для черноморских дредноутов на конкурсной основе были привлечены заводы: Металлический, Обуховский, Путиловский и «Наваль».
26 октября 1911 года артиллерийский отдел ОНЗ и В приступил к рабочему проектированию 3-х орудийных башенных установок главного калибра, получив для руководства от Морского министерства альбом чертежей конкурсного проекта башенной установки для линкора типа «Севастополь», а также техническое описание и расчёты этих установок разработанные Металлическим заводом. Вследствие недостаточного опыта, предлагаемый ОНЗ и В проектный вариант башни главного калибра по всем параметрам уступал рабочему проекту Путиловского завода.
В результате, в полном эскизном проекте дредноута ОНЗ и В при трёхвальной энергетической установке главные размерения и главная нагрузка по большинству статей превысили таковые у балтийского прототипа, по остальным статьям главная нагрузка была необоснованно занижена, при этом проектное водоизмещение превысило заданное и составило 25100 тонн.
Администрация «Руссуд» при составлении своего варианта полного эскизного проекта дредноута широко привлекла технические кадры ряда казённых заводов и учреждений Морского министерства, а техбюро «Руссуда» предусмотрительно уже в течение года работало в помещениях кораблестроительного отдела Главного Управления Кораблестроения (ГУК), где с ведома высшего руководства ГУК специалисты кораблестроительного, механического, артиллерийского и других отделов завода Руссуд вели свои разработки под руководством инженеров Балтийского и Адмиралтейского заводов: Л. Л. Коромальди и М. И. Сосинковского, а также с участием начальника кораблестроительного отдела Морского министерства генерал-майора по Адмиралтейству И. И. Пущина.
В начале ноября 1911 года «ОНЗиВ» и «Руссуд» представили на рассмотрение Морского министерства свои варианты полного (технического) проекта черноморских дредноутов. Как и было предрешено, предпочтение было отдано разработке завода «Руссуд». На качество проектных решений положительно влияла располагаемая весовая статистика строящихся балтийских дредноутов. В качестве экспертов выступили те же Питерские специалисты, которые выдали ряд замечаний по улучшению проектных решений. Кораблестроительный отдел ГУК отметил, что кормовое котельное отделение чрезмерно большое по объёму, его затопление в случае получения пробоины опасно для корабля, поэтому было рекомендовано разделить этот отсек на две части водонепроницаемой переборкой; для повышения живучести корабля предлагалось установить дополнительные поперечные водонепроницаемые переборки на средней палубе, в промежутке между концевыми башенными установками; для повышения живучести корабля в случае поражения торпедой, было решено бортовые отсеки нижней палубы, между шпангоутами 55÷63 и между шпангоутами 80÷88, приспособить для размещения угля; было рекомендовано электродвигатели рулевого устройства вынести в отдельное помещение, а проектные решения по пожарной, водоотливной и прочим системам привести в строгое соответствие с аналогичными системами балтийского дредноута. В итоге, рабочее проектирование черноморского дредноута было поручено заводу Руссуд, а для ОНЗиВ использовать светокопии всех рабочих чертежей.
27 января 1912 года общие чертежи и спецификация для черноморского дредноута, с внесёнными изменениями (в соответствии с замечаниями сделанными ранее специалистами Морского министерства), поступили в общий отдел ГУК для приложения к контрактам на постройку трёх кораблей. Были окончательно утверждены все проектные тактико-технические элементы. По сравнению с балтийским прототипом: проектное водоизмещение уменьшено на 1,7 %, с 23000 до 22600 тонн; длина по КВЛ сократилась на 7,3 %, со 181,2 до 168 м; ширина с бронёй возросла на 1,7 %, с 26,9 до 27,36 м; осадка возросла на 0,7 %, с 8,3 до 8,36 м; относительная удлинённость корпуса (отношение длины к ширине) сократилась на 9,6 %, с 6,74 до 6,09, что отрицательно влияло на ходкость корабля, но увеличивало курсовую маневренность и повышало устойчивость артиллерийской платформы и остойчивость корабля. Ожидаемое снижение проектной скорости с 23 до 21 узла обеспечивало возможность некоторого снижения мощности главной энергетической установки на 37 %, с 42000 до 26500 л.с, соответствующее уменьшение количества котлов и как следствие снижение общей массы силовой установки. Сокращение длины корпуса и соответствующее сокращение длины бортового бронированного пояса, способствовали уменьшению конструкционной массы корпуса. В результате такое изменение проектных параметров обеспечивало возможность увеличения толщины броневого пояса с 225 до 262,5 мм и увеличение толщины стенок башен главного калибра.
| Сравнительные контрактные тактико-технические элементы (ТТЭ) балтийского и черноморского дредноутов : | ||
|---|---|---|
| Контрактные ТТЭ | тип «Севастополь» (по данным ГУК на 1.09.1912 г.) | тип «Императрица Мария» (по данным ГУК на 27.01.1912 г.) |
| Водоизмещение (нормальное), тонн | 23000 | 22600 |
| Длина по КВЛ, м | 181,2 | 168 |
| Ширина с бронёй, м | 26,9 | 27,36 |
| Осадка, м | 8,3 | 8,36 |
| Метацентрическая высота, м | 1,52 | 1,76 |
| Толщина главного броневого пояса, мм | 225 | 262,5 |
| Толщина верхнего броневого пояса, мм | 125 | 100 |
| Общая мощность турбинных двигателей | 42000 л.с. | 26500 л.с. (320 об/мин) |
| Скорость хода, узлы | 23 | 21 (320 об/мин) |
| Вооружение: | 4×3-305-мм; 16×1-120-мм; 4×1-457-мм ТА | 4×3-305-мм; 20×1-130-мм; 4×1-457-мм ТА |
| Бронирование башен главного калибра: | лобовая и боковые стенки 203 мм; крыша 76 мм; задняя стенка (противовес) 305 мм; барбет выше/ниже верхней палубы 150/75 мм (средние башни) 150/125 (концевые башни); | лобовая и боковые стенки 250 мм; крыша 125 мм; барбет выше/ниже верхней палубы 250/125 мм; |
Рабочее проектирование, постройка и конструктивные особенности
Судостроительные заводы «Руссуд» и «Наваль» имели независимые управления, но был назначен общий директор-распорядитель — бывший главный инженер петербургского Адмиралтейского завода Н. И. Дмитриев. Производственная деятельность этих заводов отражала две тенденции в организации профиля судостроительных предприятий. «Руссуд» специализировался только на постройке корпусов кораблей и на монтаже оборудования, получаемого от широкого круга мощных контрагентских предприятий. «Наваль» являлся типичным автономным предприятием, выпускающим корабли оборудованные механизмами и изделиями собственного производства. Однако, обладая мощной производственной базой, «Наваль» не имел достаточного количества своих конструкторских кадров и поэтому при проектировании пользовался услугами конструкторов фирмы Виккерс.
Три дредноута были официально заложены в один день — 17 октября 1911 года, на заводе Руссуд («Императрица Мария» и «Император Александр III») и на заводе ОНЗиВ («Императрица Екатерина II»). Примечательно то, что первоначально при зачислении в списки флота 11 октября 1911 года «Высочайшим» указом, третьему черноморскому дредноуту было присвоено название «Екатерина II». Однако на заводе «Наваль» (ОНЗиВ) изначально всю конструкторскую документацию для строящегося дредноута обозначали по имени «Императрица Екатерина II». В Адмиралтействе это несоответствие в названиях дредноута не корректировалось вплоть до 14 июня 1914 года.[1] (по другим данным до 27 июня 1915 г.[2][3]), когда корабль получил название «Императрица Екатерина Великая».
Разработку рабочего проекта (разработку всех детальных чертежей) должен был производить завод «Руссуд», а заводу ОНЗ и В было предписано использовать светокопии этих чертежей. Для ускорения процесса разработки рабочих чертежей завод «Руссуд», по заключённому с Морским министерством особому соглашению, получил в своё распоряжение от правлений Балтийского и Адмиралтейского заводов все построечные чертежи для балтийских дредноутов. В этой связи проектирование всех корабельных систем, устройств, помещений и различного оборудования сводилось к привязке этих чертежей к «черноморскому» варианту. При этом на Морское министерство возлагалась разработка технических условий на проектирование: системы бронирования боевых рубок, труб защищающих электрические кабели и дальномерных постов. Поскольку рабочее проектирование (на основе утверждённого эскизного проекта «Руссуд») фактически осуществлялось в Петербурге, изготовление светокопий всей конструкторской документации и рабочих чертежей было поручено техническому бюро Балтийского завода. По мере готовности документации кораблестроительный отдел ГУК немедленно рассылал её на заводы «Руссуд» и «Наваль».
31 марта 1912 года Морское министерство заключило контракт с заводом «Руссуд» на постройку двух вышеуказанных дредноутов. Стоимость одного корабля с башнями и механизмами определялась в 19 миллионов 720 тысяч рублей, поставляемые по линии Морского министерства: броня, артиллерийские орудия, торпедные аппараты, приборы управления артиллерийским огнём, радиотелеграф, приборы секретной сигнализации оценивались в 7 миллионов 39 тысяч рублей. Общая стоимость постройки одного дредноута на заводе «Руссуд» оценивалась в 27 миллионов 659 тысяч (27 658 365) золотых рублей. По условию контракта оба дредноута надлежало строить только из русских материалов, за исключением механизмов и оборудования, которые в России не производились или изготовление которых могло задержать сдачу кораблей в обусловленные контрактом сроки. Головной дредноут планировалось спустить на воду не позднее июля 1913 года, а второй в ноябре 1913 года. Башенные установки главного калибра для ЛК «Императрица Мария» должен был поставить завод ОНЗиВ, а для ЛК «Император Александр III» должен был поставить Путиловский завод. Паровые котлы для «Марии» должен был изготовить Харьковский паровозостроительный завод (ХПЗ), а для «Александра» — «Руссуд». Турбинные двигатели, вспомогательные механизмы, гребные валы и дейдвудные устройства для своих двух дредноутов, «Руссуд», используя условия контракта, заказал в Англии, заключив договор с фирмой «Джон Браун».
При заключении контракта с заводом ОНЗиВ на постройку третьего дредноута возникли разногласия по поводу контрактного водоизмещения, определённого проектом завода «Руссуд» величиной 22600 тонн. На заводе «Наваль» на основании анализа проектных решений «Руссуд» и произведенных собственных расчётов доказывали, что для компенсации вероятной перегрузки корабля, а также с учётом характера распределения продольной нагрузки, для устранения вероятного дифферента на нос следует принять минимально достаточное контрактное водоизмещение 23873 тонн. Было предложено удлинить носовую часть корпуса минимум на две шпации (2×1,2 м) и незначительно увеличить ширину корпуса. При этом проектный теоретический чертёж корпуса завода "«Руссуд» подвергался лишь незначительным корректировкам в носовой части (ледокольное образование форштевня) однако, абсолютные координаты всех плазовых сечений корпуса, вследствие уширения, принимали иные значения. В результате контрактная стоимость постройки корпуса с механизмами и устройствами возросла с 19 миллионов 720 тысяч до 20 миллионов 804 тысяч рублей, а общая контрактная стоимость постройки дредноута на заводе «Наваль» возросла с 27 миллионов 780 тысяч до 29 миллионов 804 тысяч золотых рублей. При этом ОНЗ и В получил заказ на изготовление башенных установок главного калибра (по рабочим чертежам Путиловского завода) как для своего дредноута, так и для одного дредноута завода «Руссуд». Турбинные двигатели для своего дредноута завод ОНЗ и В запланировал изготовить своими силами, при содействии фирмы Виккерс. Остальные механизмы, оборудование, броню и вооружение должны были поставляться теми же контрагентами, что и для завода «Руссуд».
| Сравнительные контрактные тактико-технические элементы (ТТЭ) для дредноутов постройки «Руссуд» и «Наваль»: | |||
|---|---|---|---|
| Контрактные ТТЭ | «Императрица Мария» и «Император Александр III» | «Императрица Екатерина II» | |
| Водоизмещение (нормальное), тонн | 22600 | 23873 | |
| Длина по КВЛ, м | 168,00 | 169,46 | |
| Наибольшая ширина с бронёй, м | 27,43 | 28,07 | |
| Осадка, м | 8,36 | 8,36 | |
| Метацентрическая высота, м | 1,76 | 1,66 | |
| Скорость (320 об/мин), узлов | 21 | 21 | |
| Наибольшая общая мощность (320 об/мин) на валах, л. с. | 26500 | 27000 | |
| Контрактная стоимость постройки корпуса с механизмами и устройствами, золотых рублей | 19 млн. 720 тыс. | 20 млн. 804 тыс. | |
| Общая контрактная стоимость постройки корабля, золотых рублей | 27 млн. 780 тыс. | 29 млн. 804 тыс. | |
Летом 1912 года по инициативе артиллерийского отдела ГУК и С Морским министерством было принято решение о проведении испытаний обстрелом системы бронирования для находящихся в постройке балтийских дредноутов типа «Севастополь». В скором времени результаты этих испытаний оказали существенное возмущающее воздействие на процесс рабочего проектирования и постройку черноморских дредноутов.
В июле 1912 года на заводе «Руссуд» были начаты работы по постройке ЛК «Императрица Мария», в августе 1912 года начат постройкой ЛК «Император Александр III», и 20 октября 1912 года на заводе ОНЗ и В был начат постройкой ЛК «Императрица Екатерина II» (По данным И. Ф. Цветкова, постройка «Екатерины» была начата в июне 1912 года). В процессе рабочего проектирования и постройки дредноута «Наваль» преднамеренно несколько отступил от утверждённых ранее рабочих чертежей завода «Руссуд» в части конструкции корпуса и системы его бронирования. С первых дней рабочего проектирования и постройки дредноута на заводе «Наваль» вся конструкторская документация была обозначена именем «Императрица Екатерина II».
На заводе «Руссуд» Главным строителем линкоров «Императрица Мария» и «Император Александр III» был назначен главный корабельный инженер полковник Л. Л. Коромальди. Наблюдение за постройкой кораблей на заводе «Руссуд» осуществлял полковник Р. А. Матросов. На заводе «Наваль» постройка линкора «Императрица Екатерина II» а впоследствии и линкора «Николай I» осуществлялись под общим руководством главного корабельного инженера завода — В. П. Костенко.
28 января 1914 года «Руссуд» получил от Морского министерства дополнительный наряд на проведение доработки системы бронирования корпусов строящихся дредноутов, 250 тысяч рублей на «Марии» и 220 тысяч рублей на «Александре». Объём доработок включал: замену уже смонтированного на всём протяжении бортов броневого шельфа (опорный карниз для бронеплит главного бортового пояса) более широким, с учётом установки деревянных подкладок под бронеплиты; установку, подгонку и проконопачивание деревянной подкладки, пропитанной негорючим веществом, под все плиты главного броневого пояса; взамен уже изготовленных шаблонов для всех бронеплит главного бортового пояса — изготовление новых; укрепление брони казематов противоминной артиллерии и борта на уровне верхнего броневого пояса. С учётом времени необходимого на выполнение этих работ, морское министерство отсрочило окончательную сдачу кораблей на четыре месяца.
Надвигающаяся война заставляла, несмотря на печальный опыт прошлого, вести разработку рабочих чертежей одновременно с постройкой кораблей. Из-за этого корабли серии имеют множество отличий, и поэтому о серийной постройке можно было говорить лишь условно. Сказывалось на ходе работ и то, что заводы впервые строили такие крупные корабли. Все это привело к сильному дифференту на нос.
19 октября 1913 года Руссуд спустил на воду «Императрицу Марию». 2 апреля 1914 года к нему присоединился линкор «Император Александр III». 24 мая 1914 года, незадолго до начала Первой Мировой войны, ОНЗиВ спустил на воду линейный корабль «Императрица Екатерина Великая», и, не дожидаясь подписания соответствующего контракта, 9 июня заложил на опустевшем стапеле четвёртый линейный корабль, получивший имя «Император Николай I».
Конструкция
Корпус
Корпуса линкоров изготавлялись из трех сортов стали: мягкой судостроительной с предельным сопротивлением 42 кгс/мм² и растяжением не менее 20 %; повышенного сопротивления до 63 кгс/мм² и растяжением не менее 18 %; высокого сопротивления до 72 кгс/мм² и растяжением не менее 16 %. Корабль имел гладкую верхнюю палубу с незначительным прямолинейным подъёмом в носовой оконечности на 0,6 метра и ещё две полные палубы среднюю и нижнюю. Поперечная метацентрическая высота, составляла 1,76 м.
Бронирование
Система броневой защиты состояла из вертикальных поясов по ватерлинии и верхнего пояса, двух внутренних бортовых продольных переборок, 305-мм башен главного калибра, котельных кожухов и боевых рубок. Горизонтальная броневая защита включала броневые палубы: нижнюю, среднюю и верхнюю. Плиты бортовой поясной брони по ватерлинии имели толщину 262,5 мм в средней части корпуса, уменьшаясь к оконечностям: в нос и корму до 125 мм. Главный броневой пояс высотой 5,06 метра, опускался, при проектной осадке, ниже ватерлинии на 2 метра и нижней частью опирался на специальную полку, принимавшую на себя его вес. Плиты крепились к корпусу с помощью броневых болтов, без использования деревянной подкладки, и проходили сквозь бортовую обшивку толщиной 14-16 мм, связываясь с силовым набором корпуса. По бортам верхнего броневого пояса крепились броневые плиты толщиной 125 мм, уменьшаясь к носовой оконечности до 75 мм. В районе кормовой оконечности верхний пояс отсутствовал. Носовой траверз верхнего пояса имел толщину броневых листов 50 мм, а кормовой — 125 мм. Нижняя броневая (карапасная) палуба толщиной 12 мм стелилась на стальную палубную обшивку толщиной 12 мм. К бортам нижняя броневая палуба имела скосы из броневых листов толщиной 50 мм. В кормовой оконечности нижняя палуба была горизонтальной по всей ширине корпуса (без скосов) и имела толщину в 50 мм. Средняя броневая палуба, в средней части корабля, имела толщину 25 мм и 19 мм — в пространстве между бортами и продольными броневыми переборками. В носовой оконечности толщина средней палубы равнялась 25 мм по всей ширине корабля, а в кормовой — 37,5 мм по всей его ширине, уменьшаясь до 19-мм над румпельным отделением. Верхняя броневая палуба толщиной в 37,5 мм покрывала цитадель и носовую оконечность, уменьшаясь в кормовой оконечности — до 6 мм, а поверх броневых плит укладывался настил из сосновых досок толщиной 50 мм. Боевые носовая и кормовая рубки защищались бортовой бронёй имевшей толщину 300 мм, крыши рубок прикрывались броневыми листами толщиной 250 мм, а полы — 76 мм. Трубы, защищающие провода между боевыми рубками и центральным постом, имели толщину 76 мм, а в самих рубках — 127 мм. Башенные установки 305-мм орудий главного калибра защищались броневыми плитами толщиной 250 мм, а тыльные плиты имели толщину 305 мм. Крыши башенных установок были прикрыты бронёй толщиной в 125-мм, а броня неподвижных барбетов была толщиной над верхней палубой 250 мм и ниже — 150 мм. Кожухи дымовых труб закрывались броневыми листами толщиной 22 мм. Элеваторы защищались броневыми листами толщиной 25,4 мм.
Силовая установка
Вооружение
История службы
Представители
| Название | Судоверфь | Закладка | Спуск на воду | Принятие на вооружение |
Судьба |
|---|---|---|---|---|---|
| Императрица Мария | Руссуд | 17 октября 1911 | 19 октября 1913 | 25 августа 1915 | затонул 7 октября 1916 при взрыве погреба |
| Император Александр III / Воля |
Руссуд | 17 октября 1911 | 2 апреля 1914 | 15 июня 1917 | снят с вооружения 29 октября 1924, пущен на слом в 1936 |
| Императрица Екатерина Великая / Свободная Россия |
ОНЗиВ | 17 октября 1911 | 24 мая 1914 | 5 октября 1915 | затоплен эсминцем «Керчь» 18 июня 1918 |
| Император Николай I / Демократия/Соборна Украина |
ОНЗиВ | 9 июня 1914 | 5 октября 1916 | не достроен, пущен на слом в 1923—1924 | |
| Сравнительные характеристики капитальных кораблей | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
«Султан Осман I»[4] ( ) |
«Гельголанд»[5] |
«Севастополь»[6] |
«Yavuz Sultan Selim»[7]() |
«Императрица Мария»[8] |
«Решадие»[9] ()
| |
| Класс | линкор | линейный крейсер | линкор | |||
| Год закладки | 1910 | 1908 | 1909 | 1909 | 1911 | 1911 |
| Год ввода в строй | 1914 | 1911 | 1914 | 1912 | 1915 | 1914 |
| Водоизмещение нормальное, т | 28 296 | 22 808 | 23 000 | 22 979 | 23 413 | 23 144 |
| Полное, т | 31 354 | 24 700 | 25 580 | 25 400 | 24 500 | 25 654 |
| Размерения, м (Д×Ш×О) | 204,7×27×8,2 | 167,2×28,5×8,2 | 181,2×26,9×8,5 | 186,6×29,4×8,77 | 168×27,3×9 | 170,5×28×8,6 |
| Номинальная мощность СУ, л. с. | 34 000 | 28 000 | 42 000 | 52 000 | 26 000 | 26 500 |
| Проектная максимальная скорость, узлы | 22 | 20,5 | 23 | 25,5 | 21 | 21 |
| Дальность, миль (на скорости, узлы) | 7000 (10) | 5500 (10) | 3000 (10) | 4120 (14) | 2960 (10) | 5300 (10) |
| Бронирование, мм | ||||||
| Главный пояс | 229 | 300 | 225+50 | 270 | 262,5+50 | 229-305 |
| Верхний пояс | 152 | 170-250 | 225+50 | 200 | 262,5+50 | 203 |
| Башни, лоб | 305 | 300 | 203 | 230 | 250 | 279 |
| Барбеты | 229 | 300 | 150 | 200—230 | 250 | 254 |
| Рубка | 254 | 400 | 250 | 300 | 300 | 254 |
| Палуба | 88—51 | 80—55 | 38+25 | 50—30 | 38+25 | 65—25 |
| Вооружение | ||||||
| Главный калибр | 7×2-305-мм/46 | 6×2-305-мм/50 | 4×3-305-мм/52 | 5×2-280-мм/50 | 4×3-305-мм/52 | 5×2-343-мм/45 |
| Вспомогательный | 14×152-мм/50 4×57-мм |
14×150-мм/45 14×88-мм/45 |
16×120-мм/50 2×63-мм |
12×150-мм/45 12×88-мм/45 |
20×130-мм/55 8×75-мм |
16×152-мм/50 4×57-мм |
| Торпедное вооружение | 3×1-533-мм ТА | 6×1-500-мм ТА | 4×1-450-мм ТА | 4×1-500-мм ТА | 4×1-450-мм ТА | 4×1-533-мм ТА |
Напишите отзыв о статье "Линейные корабли типа «Императрица Мария»"
Примечания
- ↑ Р. М. Мельников. Линейные корабли типа «Императрица Мария». — Санкт-Петербург. «Гангут». 1993 г.
- ↑ И. Ф. Цветков. Линкор «Октябрьская Революция». Ленинград. «Судостроение». 1983 г.
- ↑ Айзенберг Б. А. Костриченко В. В. «Дредноуты Чёрного моря». «Пъедистал». Новороссийск. 1998 г.
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.37
- ↑ Gröner. Band 1. — P.48
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.302
- ↑ Gröner. Band 1. — P.82
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.303
- ↑ Conway's, 1906—1921. — P.36
Литература
- Р. М. Мельников. Линейные корабли типа «Императрица Мария». — Санкт-Петербург: Гангут, 2003. — 48 с. — (Мидель-шпангоут № 3 (8) / 2003). — 999 экз. — ISBN 5-85875-024-9.
- All the World's Battleships: 1906 to the present / I. Sturton. — издание 1996. — Лондон: Conway Maritime Press, 1987. — 190 с. — ISBN 0-85177-691-4.
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Линейные корабли типа «Императрица Мария»
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.
Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
