Лютер, Ганс
 |
Эта страница требует существенной переработки. Возможно, её необходимо викифицировать, дополнить или переписать.
Пояснение причин и обсуждение — на странице Википедия:К улучшению/2 марта 2016. |
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Hans Luther (англ.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Ганс Лютер (нем. Hans Luther; 10 марта 1879, Берлин, Германская империя, — 11 мая 1962, Дюссельдорф, ФРГ) — германский государственный деятель, финансист и дипломат, канцлер Германии (1925—1926), президент Рейхсбанка (1930—1933).
Биография
В 1918—1922 обербургомистр Эссена.
В ноябре 1922 назначен министром продовольствия как беспартийный, но близкий к Немецкой народной партии (ННП) политик.
В октябре 1923 назначен министром финансов в правительстве председателя ННП Г. Штреземана. Руководил осуществлением денежной реформы, прекратившей гиперинфляцию. С 15 ноября 1923 была введена в обращение рентная марка, а с 30 августа 1924 — рейхсмарка.
После распада «большой коалиции» в январе 1925 президент Эберт по рекомендации Штреземана поручил Лютеру сформировать правительство. Правительство Лютера стало первым правым правительством Веймарской республики, в него не вошли социал-демократы, но впервые вошли представители Немецкой национальной народной партии (НННП). После смерти Эберта Лютер в течение 12 дней временно исполнял обязанности президента.
Принял участие в международной конференции в Локарно с 5 по 16 октября 1925, где парафировал Локарнские договоры. Это вызвало «Локарнский кризис» — 25 октября министры от НННП вышли из правительства, и оно лишилось парламентского большинства. 26 октября Лютер вместо ушедшего в отставку националиста фон Шлибена занял пост министра финансов и занимал его одновременно с постом канцлера до 20 января 1926. 19 ноября 1925 кабинет Лютера принял решение подать в отставку после подписания Локарнских соглашений. 27 ноября фракция СДПГ в Рейхстаге проголосовала за ратификацию договоров, решение было принято 291 голосом против 174. Кабинет Лютера 5 декабря подал в отставку.
13 января 1926 президент Гинденбург поручил Лютеру сформировать кабинет, и спустя неделю исполняющий обязанности рейхсканцлера представил новое центристское правительство меньшинства без социал-демократов и националистов.
1 мая 1926 правительство разрешило посольствам и консульствам наряду с республиканским флагом использовать черно-бело-красный (цвета императорского флага) флаг торгового флота с маленьким черно-красно-золотым верхним углом. Это вызвало возмущение социал-демократов, профсоюзов и Рейхсбаннера, 12 мая 1926 Рейхстаг вынес порицание правительству, и второй кабинет Лютера подал в отставку.
В 1929—1933 Лютер был членом Немецкой народной партии, хотя в заголовке своих мемуаров «Политик без партии», опубликованных в 1960 году, подчёркивает свою беспартийность.
7 марта 1930 президент Рейхсбанка Шахт объявил о своей отставке, вечером того же дня правительство высказалось за назначение президентом Рейхсбанка Лютера, с момента введения рентной марки пользовавшегося в хозяйственных кругах огромным уважением. Генеральный совет при Рейхсбанке 11 марта выбрал Лютера новым президентом.
Сочинения
- Politiker ohne Partei, Stuttgart. 1960.
Напишите отзыв о статье "Лютер, Ганс"
Ссылки
- Винклер Г. А. Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии. М.: РОССПЭН, 2013
- [www.bundesarchiv.de/aktenreichskanzlei/1919-1933/0001/adr/adrhl/kap1_5/para2_233.html Краткая биографическая справка на сайте федерального архива] (нем.)
- [www.dhm.de/lemo/html/biografien/LutherHans/ Краткая биография на сайте Немецкого исторического музея] (нем.)
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||
| ||||||||
|
Это заготовка статьи о главах государств. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Лютер, Ганс
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
