Максимос, Димитриос
Димитриос Максимос<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 24 января 1947 — 29 августа 1947 | ||
| Предшественник: | Константинос Цалдарис | |
| Преемник: | Константинос Цалдарис | |
| Вероисповедание: | православный | |
| Рождение: | 1873 Патры, Греческое королевство | |
| Смерть: | 1955 Афины, | |
| Отец: | Эпаминонд Максимос | |
Димитриос Максимос (греч. Δημήτριος Μάξιμος, 1873, Патры — 16 октября 1955, Афины, Греция) — греческий экономист, банкир и политик 20—го века. Был Премьер-министром Греции в 1947 году.
Биография
Димитриос Максимос родился в городе Патры в 1873 году в семье Эпаминонда Максимоса и Аспазии Лонду, которая была дочерью бывшего мэра Патр Андреаса Х. Лондоса. Закончил гимназию в Патрах и учился затем юридическим и экономическим наукам в Афинах и Париже. В 1891 году, в очень молодом возрасте, начал свою банковскую карьеру. В 1903 году возглавил дирекцию филиала Национального банка Греции в Патрах, а затем был повышен в должности и стал директором центрального филиала банка в Афинах. В 1914 году был заместителем директора банка и с 1921 года по 1922 год был директором банка.
Будучи монархистом и ставленником монархистов после революции 1922 года и низложения короля подал в отставку и вместе со своей женой уехал в Флоренцию.
Вернулся в Грецию в 1927 году и занял пост финансового советника Народной партии Панагиса Цалдариса. В 1933 году был избран депутатом от Народной партии и сразу затем сенатором. Был министром иностранных дел в период 1933—1935 годах, когда был подписан Балканский пакт (Балканская Антанта) между Грецией, Турцией, Югославией и Румынией.
После германо-итало-болгарской оккупации Греции в годы Второй мировой войны, имя Максимоса было отмечено среди политиков, принявших участие 6 мая 1941 года в совещании у греческого квислинга Цолакоглу и выразивших согласие на создание «правительства необходимости»[1]:564. В годы оккупации Димитриос Максимос не был активен.
После освобождения Греции выступил на суде коллаборационистов в защиту обвиняемых, утверждая, что они правили при оккупантах «из патриотических побуждений»[2].
После начала Гражданской войны в Греции в 1946 году[3] стало очевидно что англичане не в состоянии более контролировать обстановку в Греции и контроль негласно и постепенно перешёл в руки американцев. Максимос в это время не входил в состав греческого парламента. Америкацы и королевский двор сочли его подходящей кандидатурой для формирования правительства широкого политического спектра[1]:844.
Димитриос Максимос возглавил коалиционное правительство с 24 января по 29 августа 1947 года, после чего ушёл из политики.
В 1952 году греческое государство решило выкупить его особняк по улице Ирода Аттического, 19. Был сформирован комитет, который оценил стоимость особняка Максимоса в 11 млрд драхм. Димитриос Максимос заявил, что готов продать государству примерно в половину озвученной суммы за 5,75 млрд драхм. Кроме того он подарил государству всю меблировку особняка и все его картины художников при условии, чтобы особняк будет использован в качестве «Правительственного дворца» и для приёма иностранных высоких лиц. С 1982 года «Мегаро Максиму» (Дворец Максимоса) используется как официальная резиденция и офис всех греческих премьер-министров.
Димитриос Максимос умер в 1955 году.
Напишите отзыв о статье "Максимос, Димитриос"
Ссылки
- ↑ 1 2 Τριαντάφυλος Α. Γεροζήσης, Το Σώμα των αξιωματικών και η θέση του στη σύγχρονη Ελληνική κοινωνία (1821—1975), εκδ. Δωδώνη, ISBN 960-248-794-1
- ↑ [www.scribd.com/doc/47374142/%CE%9A%CF%89%CE%BD%CF%83%CF%84%CE%B1%CE%BD%CF%84%CE%AF%CE%BD%CE%BF%CF%82-%CE%9B%CE%BF%CE%B3%CE%BF%CE%B8%CE%B5%CF%84%CF%8C%CF%80%CE%BF%CF%85%CE%BB%CE%BF%CF%82-%CE%99%CE%B4%CE%BF%CF%8D-%CE%B7-%CE%B1%CE%BB%CE%AE%CE%B8%CE%B5%CE%B9%CE%B1-1948 Ιδού η αλήθεια], Κωνσταντίνος Λογοθετόπουλος, σελίς 34
- ↑ 100+1 Χρόνια Ελλάδα, Ά Τόμος, εκδ. Μανιατέας, σελ. 58
Отрывок, характеризующий Максимос, Димитриос
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.
У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
