Международная комиссия юристов

Международная комиссия юристов англ. The International Commission of Jurists (ICJ)
Штаб-квартира:	Женева (Швейцария)
Тип организации:	негосударственная организация в области международного права и прав человека
Официальные языки:	английский, французский, испанский
Основание
1952
[www.icj.org/ .org]

Международная комиссия юристов (МКЮ) (англ. The International Commission of Jurists (ICJ)) — негосударственная организация, работающая в сфере международного права прав человека и международных стандартов системы правосудия. Комиссия представляет собой постоянно действующую группу из 60 видных юристов (судей и адвокатов) из разных стран, в том числе, представителей высшего эшелона судебной власти в Австралии, Канаде, Южной Африке, Германии, Свазиленде, Малави, Ботсване, Аргентине, Колумбии, Сербии, Тунисе, и других странах мира.

Комиссия имеет национальные секции и филиалы в более чем 80 странах. Учитывая правовую направленность комиссии, членами её подразделений, в основном, являются те, кто имеет отношение к данной профессии: юристы, судьи, ученые, специализирующиеся в области национального и международного права.

Секретариат комиссия находится в Женеве (Швейцария) и укомплектован юристами, представляющих самый широкий спектр юрисдикций и правовых традиций. Работа секретариата и Комиссии в целом, направлена на укрепление роли адвокатов, судей, судебных систем и систем правосудия в деле защиты и поощрения прав человека, верховенства закона и развития международного права. МКЮ обладает консультативным статусом при Экономическом и Социальном Совете ООН, Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО), Совете Европы и Африканском союзе. Организация также сотрудничает с различными органами Организации американских государств и Межпарламентского союза. МКЮ регулярно выступает третьей стороной в национальных и международных судах, в частности, в Европейском суде по правам человека, Межамериканском суде, высших судах различных стран мира.

С 2008 по 2010 гг. её возглавляла бывший Верховный комиссар ООН по правам человека и президент Ирландии Мэри Робинсон, в январе 2011 года президентом комиссии был избран юрист из Венесуэлы Педро Никкен. В настоящее время президентом организации является профессор Сэр Найджел Родли.

В июне 2014 года МКЮ в Норвегии номинировала Эдварда Сноудена на Нобелевскую премию мира, который в настоящее время является беженцем в Российской Федерации.

История

8 июля 1952 года агентами безопасности ГДР был похищен и переправлен в Москву в КГБ президент «Ассоциации свободных немецких юристов» д-р Вальтере Линсе, принимавший, вместе с д-р Тео Фридлендерем, активное участие в разоблачении нарушений прав человека в Советской зоне оккупации Германии. Через год, несмотря на петиции, подписанные 20 000 жителей Берлина и публичные обращения канцлера ФРГ К. Аденауэра об его освобождении, д-р Линс был казнен «по обвинению в шпионаже». В память об этом событии в июле 1952 года была был проведен «Международный конгресс юристов» на котором было принято решение о создании «Международной комиссии юристов». Постоянно действующий комитет конгресса и фактически создал организацию в 1953 году, как постоянный орган; в этом же году она была зарегистрирована. Изначально в неё входили одиннадцать юристов, включая министров и судей разных стран. В 1955 году был проведен первый Конгресс, на котором был принят "Афинский акт", гласящий, что право для государств имеет юридически обязывающий характер, и что государства обязаны уважать права человека через уважение к верховенству права.

Созданная во времена идеологического противостояния, организация в скором времени переросла «идеологическую повестку дня» и начала осуществлять свою деятельность в самых разнообразных идеологических и правовых системах. МКЮ предпринимала усилия для выявления нарушений прав человека при апартеиде в ЮАР, во франкистской Испании, режиме Пиночета, и в Аргентине^{[уточнить]}. Изначально организация базировалась в Гааге, но уже 1958 году было принято решении о её переносе в Женеву — месту расположения ООН.

Начало деятельности Комиссии сопровождалось скандалом из-за того, что её финансирование частично исходило от ЦРУ через «Американский фонд свободных юристов», при том, что этот факт тщательно скрывался от членов МКЮ. Американские члены комиссии Аллен Даллес и Джон Дж. Макклой считали её противовесом «Международной ассоциации демократических юристов», контролировавшейся Советским Союзом. После того, как в 1967 году этот факт стал достоянием членов Комиссии и общественности, организация пережила глубокий кризис и была близка к прекращению деятельности, но после её реформирования под руководством лауреата Нобелевской премии мира и Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Шона Макбрайда, организация выжила и продолжила свою деятельность в новом качестве и формате, объединив другие международные неправительственные организации, работающие в области международного права прав человека.

С 1970 по 1990 гг. её Генеральным секретарём был Нейл Макдермот, сменивший Ш. Макбрайда. За это время организация обрела всемирную известность и начала фундаментальные исследования в области права и международного права прав человека, а также страновые исследования. Работа включала в себя исследования по разработке международных стандартов, работу с ООН по серьезным нарушениям прав человека, страновые отчеты и наблюдения за судебными разбирательствами, деятельность в поддержку возможностей для работы адвокатов в различных странах.

В 1978 году был создан Центр по независимости судей и адвокатов, принявший активное участие в разработке и формулировке «Основных принципов ООН, касающихся роли юристов». С 1978 года МКЮ начала наблюдение за судебными слушаниями по делам в отношении судей и адвокатов, которых преследовали по политическим мотивам. Она осуществила миссии в различные страны для оценки независимости судебной системы, юридической профессии и осуществляла деятельность по защите адвокатов и судей, которые подвергались преследованию, домогательствам при выполнении своих профессиональных обязанностей.

В 1986 году МКЮ собрала под своей эгидой группу известных экспертов в области международного права для рассмотрения вопроса о природе и границах обязательств государств в соответствии с Международным пактом об экономических, социальных и культурных правах. В результате были созданы, так называемые, Лимбургские принципы, которые в настоящее время представляют собой руководство по международному праву в области экономических, социальных и культурных прав.

В 1990 году председателем организации стал Адама Диенг из Сенегала. С 2008 по 2010 гг. МКЮ возглавляла бывший Верховный комиссар ООН по правам человека и президент Ирландии Мэри Робинсон, в январе 2011 года президентом комиссии был избран Педро Никкен (Венесуэла). В настоящее время президентом МКЮ является профессор Сэр Найджел Родли.

Среди выдающихся достижений МКЮ можно перечислить создание Международного уголовного суда в 1998 году в результате принятия Римского статута, который был принят на конференции, созванной рядом организаций под руководством МКЮ. Организация сыграла ключевую роль в разработке и принятии ряда важнейших документов, например, Международной конвенции о защите всех лиц от насильственного исчезновения, Факультативного протокола к Конвенции против пыток , Факультативного протокола к Международному пакту об экономических, социальных и культурных прав, Основных принципов и руководящих положений, касающихся права на правовую защиту и возмещение ущерба для жертв грубых нарушений международных норм в области прав человека и серьезных нарушений международного гуманитарного права.

Деятельность комиссии

В 1959 году на международном конгресса юристов в Нью-Дели МКЮ инициировала принятие «Делийской декларации»</span>^ru_en, посвящённой «главенству закона в свободном обществе».

В 1978 году МКЮ создала «Центр по вопросам независимости судей и адвокатов» (CIJL). Он сыграл важную роль в разработке и принятии «Основных принципов независимости судебных органов» и «Основных принципов ООН о роли адвокатов», и об обязанности ООН по их реализации.

В 1986 году МКЮ собрала группу ведущих экспертов в области международного права для рассмотрения характера и степени обязательств государств-участников Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах. Результатом их работы стало создание ныне действующих «Лимбургских принципов» по применению пакта.

В 1990-х гг. МКЮ инициировала ряд важных международных документов. В их числе «Декларация ООН о защите от насильственного похищения», рекомендации программы действий «Всемирной конференции по правам человека» в Вене по созданию Международного уголовного суда. Эта программа стала прямым результатом международной конференции, организованный МКЮ под эгидой ООН в 1992 году, принявшей обращение, призывающее «создать международный уголовный трибунал … для того, чтобы, наконец, разорвать порочный круг безнаказанности».

В 2004 году, на конференции в Берлине была принята «Берлинская декларация по соблюдению прав человека и главенства закона в ходе борьбы с терроризмом». Этой теме также посвящён её ежемесячный онлайн бюллетень

В 2009 году МКЮ опубликовала детальное исследования, касающееся влияния так называемой борьбы с терроризмом на международное право и защиту прав человека в мире. Доклад "Оценивая ущерб, призывая к действиям" был опубликован под руководством группы судей и профессоров международного права после проведения миссий в 16 стран мира и анализа законодательства и практики различных стран в течение четырех лет.

Результатом её конференции в Джокьякарте (Индонезия) в ноябре 2006 года стало принятие Джокьякартских принципов применения международно-правовых норм о правах человека в отношении сексуальных меньшинств в международном масштабе, опубликованных в марте 2007 года.

МКЮ также инициировала разработку «Свода принципов защиты и поощрения прав человека посредством борьбы с безнаказанностью» и «Основных принципов и установок по правовой защите и возмещению ущерба для жертв нарушений международно-правовых норм и гуманитарного права».

В 2013 году МКЮ опубликовала перевод своего руководства по Международным принципам, касающимся независимости и подотчетности судей, адвокатов и прокуроров.

В настоящее время МКЮ продолжает свою деятельность по развитию международного права, независимости судебной системы, независимости и подотчетности судей, роли адвокатов и адвокатур, защите прав человека, в том числе, социальных и культурных, и обеспечению главенства закона, как на международном, так и на местном уровнях, через свою работу в Секретариате в Женеве, региональные отделения, а также аффилированные организации. Комиссия осуществляет деятельность по всему миру и имеет региональные и тематические программы. Регионы, в которых работает МКЮ включают Европу, Азию, Ближний Восток, Океанию, Африку, Америку. Комиссия также активна в странах бывшего СССР.

См. также

• Ассоциация советских юристов
• Инюрколлегия
• Международная ассоциация юристов-демократов

Награды, признание

Международная комиссия юристов была награждена премией ООН в области прав человека в 1993 году и другими наградами.

Отрывок, характеризующий Международная комиссия юристов

«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.