Назимов, Павел Николаевич

Павел Николаевич Назимов
Адмирал Назимов Павел Николаевич, 1901 год
Дата рождения	9 июля 1829(1829-07-09)
Дата смерти	24 декабря 1902(1902-12-24) (73 года)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Флот
Годы службы	1846—1901
Звание	Адмирал
Командовал	корвет «Витязь» фрегат «Минин» 5-й флотский экипаж
Должность	Начальник Главного Гидрографического управления
Сражения/войны	Венгерская кампания 1849 года Крымская война
Награды и премии	Иностранные ордена:

Павел Николаевич Назимов (27 июня (9 июля) 1829 — 11 (24) декабря 1902) — русский мореплаватель, адмирал, кругосветный путешественник, исследователь Тихого океана.

Происхождение

Из дворян Псковской губернии. Сын вице-адмирала Н. Н. Назимова (1789—1854). Братья — Николай (1822—1867), Александр, Константин — также стали военными моряками; Николай также был адмиралом и исследователем Дальнего Востока.

Биография

• В 1836 году он был определен в морское отделение Александровского кадетского корпуса в Царском селе, затем переведен в Морской кадетский корпус в Петербурге (1840).
• В 1847 году — окончил Морской корпус. Офицер Гвардейского экипажа.
• В 1848—1852 годах плавал на Балтийском море. В 1849 году в составе гвардейского экипажа совершил сухопутный поход от Петербурга до Белостока. Участник венгерской кампании 1849 года.
• В 1852—1853 годах — лейтенант на военном транспорте «Двина» под командой П. Н. Бессарабского. Участвовал в плавании из Кронштадта вокруг мыса Доброй Надежды и Тасмании в Петропавловск-Камчатский. Посетил Сидней, Австралия. Вернулся в Санкт-Петербург через Охотск и Сибирь.
• В 1854 году — участник обороны Кронштадта от нападения англо-французского флота (Крымская война).
• В 1855—1857 годах — морские походы вокруг западной Европы.
• В 1858—1861 годах — прикомандирован к русскому консульству в Хакодате, Япония. «Клипер „Джигит“ 5 ноября 1858 года доставил в Хакодате И. А. Гошкевича с женой и сыном, секретаря В. Д. Овандера, морского офицера — лейтенанта П. Н. Назимова, старшего врача М. П. Альбрехта, священника-протоиерея В. Е. Махова и дьякона И. Махова (всего 15 человек)…В инструкции, данной морскому офицеру П. Н. Назимову, предписывалось „сообщать японцам полезные сведения“ по астрономии, мореходству и кораблестроительной технике, также говорилось о необходимости изучения японского языка.»
• 11 апреля 1860 года военный транспорт «Японец» высадил на берег 26 матросов и лейтенанта П. Н. Назимова. По указанию капитана 1-го ранга И. Ф. Лихачева был заложен пост Новгородский, первый военный пост в заливе Посьета. Строили его матросы во главе с П. Н. Назимовым. Одной из основных задач поста была заготовка каменного угля открытого там в 1859 году при посещении залива генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьевым-Амурским.
• В 1862 году произведен в капитан-лейтенанты.
• В 1870—1871 годах — капитан 2-го ранга (1870), командовал винтовым корветом «Витязь». Совершил переход из Кронштадта вокруг Южной Америки в Тихий океан в залив Астролябии и по просьбе Русского Географического общества высадил Н. Н. Миклухо-Маклая на северо-восточный берег Новой Гвинеи, теперь берег Миклухо-Маклая. Открыл пролив, названный по имени его корабля — «Витязь».
• В 1871—1874 годах — плавание у берегов Японии и в китайских водах. Произведен в капитаны 1 ранга (1873).
• В 1878—1881 годах — командовал фрегатом «Минин», плавал в Средиземном море, затем в Тихом океане.
• С 1882 году — командир 5-го флотского экипажа.
• В 1883 году произведен в контр-адмиралы.
• С 1884 году — командир отряда судов и младший флагман эскадр Балтийского флота.
• В 1889—1891 годах — в чине вице-адмирала (1889) плавал флагманом, начальником эскадры в Тихом океане. 19 февраля 1891 года встретил Цесаревича на крейсере «Адмирал Нахимов» в Сингапуре, сменив В. Г. Басаргина на посту командира эскадры. Цесаревич Николай Александрович, впоследствии император Николай II, совершал в 1891 году кругосветное путешествие с эскадрой, когда произошёл инцидент в Оцу, Япония.
• В 1892—1898 годах — начальник Главного Гидрографического управления и член Конфедерации Николаевской морской академии, а с 1894 года также член Адмиралтейств-совета.
• В 1901 году произведен в адмиралы.

Скончался Павел Николаевич Назимов 11 (24) декабря 1902 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на Волковском православном кладбище Санкт-Петербурга.

В честь Назимова названы бухта, губы и острова на Новой земле в Баренцевом море, бухта на острове Путятина, его имя носит маяк на острове Назимова в заливе Посьета и коса в бухте Рейд Паллада.

Павел Николаевич был Псковским помещиком и владел землями в Новоржевском и Опочецком уездах.

Награды

• Орден Святого Станислава 2-й степени с Императорской короной (1873),
• Орден Святого Владимира 4-й степени с бантом (1874),
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1886),
• Орден Святой Анны 1-степени (1891),
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1892),
• Орден Белого Орла (1894),
• Орден Святого Александра Невского (1897).

Иностранные награды:

• Японский орден Восходящего солнца 4 -ой степени,
• Португальский орден Христа со звездою.

Семья

Жена: София Карловна, дочь Карла Крестьяниновича и Амалии фон Мейер, урождённой фон Абт, крупных землевладельцев Опочецкого уезда Псковской губернии.

Сын: Георгий Павлович Назимов (1869, Санкт-Петербург — 1906, Санкт-Петербург) — выпускник Пажеского корпуса (1880). В 1889 г. корнет лейб-гвардии Уланского Ея Императорского Величества полка. В 1900 г. в ротмистры и утвержден командиром 5-м эскадроном. Погребен на Волковском кладбище в Санкт-Петербурге.

Ссылки

• [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Nahimov/29.htm Извлечение из рапорта начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала П. Н. Назимова. От 23 мая 1890 г.]
• [pustoshka.ru/ru/modules/sections/index.php?op=viewarticle&artid=1 К истории рода Павла Николаевича Назимова, адмирала флота.]
• [nashastrana.info/upload/2870.pdf Исторический музей Георгия Назимова // Наша страна. — Буэнос Айрес, 2009. — 20 июня. — С. 3].
• [pustoshka.ru/ru/modules/sections/index.php?op=viewarticle&artid=38 «Из рода Назимовых»]

Отрывок, характеризующий Назимов, Павел Николаевич

– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.