Перевозы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Деревня
Перево́зы
белор. Пераво́зы
Страна
Белоруссия
Область
Гродненская
Район
Сельсовет
Координаты
Прежние названия
Перевоз
Площадь
0,0868 км²
Высота НУМ
140—150 м
Население
16 человек (2009)
Часовой пояс
Телефонный код
+375 1592
Почтовый индекс
231042[1]
СОАТО
4 256 820 086
Показать/скрыть карты

Перево́зы (белор. Пераво́зы, польск. Przewóz) — деревня в Сморгонском районе Гродненской области Белоруссии.

Входит в состав Залесского сельсовета[2].

Расположена на левом берегу реки Вилия. Расстояние до районного центра Сморгонь по автодороге — около 2 км, до центра сельсовета агрогородка Залесье по прямой — около 10,5 км. Ближайшие населённые пункты — Завелье, Перевесье, Сморгонь[3]. Площадь занимаемой территории составляет 0,0868 км², протяжённость границ 1640 м[4].





История

Деревня отмечена на карте 1850 года под названием Перевоз в составе Сморгонской волости Ошмянского уезда Виленской губернии. В 1865 году Перевозы насчитывали 12 дымов (дворов) и 120 жителей, из них 49 православных и 71 католик (54 ревизских души). Входили в состав имения Сморгонь[5].

После Советско-польской войны, завершившейся Рижским договором, в 1921 году Западная Белоруссия отошла к Польской Республике и деревня была включена в состав новообразованной сельской гмины Сморгонь Ошмянского повета Виленского воеводства.

В 1938 году Перевозы насчитывали 26 дымов и 134 души[6].

В 1939 году, согласно секретному протоколу, заключённому между СССР и Германией, Западная Белоруссия оказалась в сфере интересов советского государства и её территорию заняли войска Красной армии. Деревня вошла в состав новообразованного Сморгонского района Вилейской области БССР. После реорганизации административного-территориального деления БССР деревня была включена в состав новой Молодечненской области в 1944 году. В 1960 году, ввиду новой организации административно-территориального деления и упразднения Молодечненской области, Перевозы вошли в состав Гродненской области.

Население

Численность населения по годам
1865193819992009
120[5]134[6]24[7]16[8]

Транспорт

Через деревню проходят регулярные автобусные маршруты[9]:

Напишите отзыв о статье "Перевозы"

Примечания

  1. [zip.belpost.by/street/perevozy-grodn-smorgonskiy-zalesskiy Почтовый индекс деревни Перевозы]
  2. Справочник населённых пунктов Беларуси (СОАТО)
  3. Лист карты N-35-53 Сморгонь. Масштаб: 1 : 100 000. Состояние местности на 1983 год. Издание 1986 г.
  4. [www.pravo.by/main.aspx?guid=3871&p0=D912r0054563&p1=1 РЕШЕНИЕ СМОРГОНСКОГО РАЙОННОГО СОВЕТА ДЕПУТАТОВ 8 ноября 2012 г. № 120]
  5. 1 2 [dir.icm.edu.pl/pl/Slownik_geograficzny/Tom_VIII/9 Perewoz] (польск.) в Географическом словаре Царства Польского и других стран славянских, том VIII (Perepiatycha — Pożajście) от 1887 года
  6. 1 2 Перечень населённых пунктов Республики Польской. Том I. Виленское воеводство. «Главное управление статистики», Варшава, 1938 С. 37.  (польск.)
  7. По результатам переписи населения 1999 года. Источник данных — «Демографическая ГИС сельского населения Республики Беларусь».
  8. [pop-stat.mashke.org/belarus-census/hrodzienskaja.htm Данные переписи за 2009 год]
  9. [smorgon.gov.by/ru/references Расписание движения пригородного и междугородного пассажирского автотранспорта ДУП «АтП №17» г. Сморгонь]

Ссылки

  • [smorgon.gov.by/ru Сморгонский райисполком]


Отрывок, характеризующий Перевозы

– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.