Прогрессивная партия (США, 1948)

Прогрессивная партия
Progressive Party
Дата основания:	1948
Дата роспуска:	1955
Идеология:	новый национализм, американский прогрессивизм, левые (от социал-либерализма до демократического социализма), пацифизм
Союзники и блоки:	Американская трудовая партия и Коммунистическая партия США

К:Политические партии, основанные в 1948 году

Прогрессивная партия (1948 года), в некоторых штатах Независимая прогрессивная партия — политическая партия США левого толка, существовавшая в 1948—1955 годы и созданная Генри Уоллесом, бывшим вице-президентом Франклина Рузвельта, и сенатором от Айдахо Гленом Тейлором во время предвыборной президентской кампании 1948 года.

Не связана с ранее существовавшими одноимёнными партиями Теодора Рузвельта и Роберта Лафоллета. В отличие от этих партий-предшественниц, партия получила на выборах 1948 и 1952 годов незначительное количество голосов (2,37 % и менее 1 %). Ей даже не удалось стать «третьей» в буквальном смысле слова, так как на президентских выборах 1948 года её кандидата Уоллеса несколько опередил расист-диксикрат Стром Турмонд под лозунгом «Сегрегация навсегда».

Программа

Идеал Генри Уоллеса характеризовали как «конвергентное сообщество, сочетающее лучшие стороны „американского капитализма“, „европейского социализма“ и „русского коммунизма“». Экономическая составляющая платформы Прогрессивной партии основывалась на кейнсианских идеях стимулирования спроса и на воззрениях Торстейна Веблена. Она предусматривала «смешанную экономику» и государственное планирование, соответствуя программам европейских левых социал-демократов в пунктах национализации крупнейших банков и отдельных монополизированных отраслей промышленности. Политическая платформа Уоллеса включала конец сегрегации, полные избирательные права для афроамериканцев и универсальное государственное медицинское страхование. По тем временам такая платформа была необычна и опережала своё время. В южных штатах в кампании афроамериканцы участвовали вместе с белыми. Сам Уоллес отказывался выступать перед сегрегированной аудиторией и останавливаться в местах, где поддерживалась сегрегация.

Учреждение

Костяком партии стало левое крыло Демократической партии — организация «Прогрессивные граждане Америки» (ПГА), образованная в декабре 1946 года путём слияния гражданского комитета политического действия (НГКПД) и Независимого гражданского комитета деятелей науки, искусств и свободных профессий (НГКДНИ). ПГА активно выступала против развёртывавшейся «холодной войны» и за сближение с СССР, что отличало её от другой леволиберальной группы в Демократической партии, «Американцы за демократическое действие», придерживавшейся интервенционистской и антикоммунистической ориентации.

В учредительном съезде Прогрессивной партии 23-25 июля 1948 года в Филадельфии участвовало 3 240 делегатов от всех 48 штатов. Состав прогрессистского представительства отражал социальную структуру движения в целом. Средний возраст делегатов был на 20 лет ниже, чем на съездах республиканцев и демократов. Женщины составляли треть участников конвенции, члены профсоюзов — 35 %; 20 % являлись ветеранами войны, 21 % — людьми свободных профессий, 9 % — мелкими предпринимателями.

Состав и поддержка

Прогрессивная партия объединяла преимущественно круги либеральной интеллигенции и левых профсоюзов. Эту «третью» партию поддерживали видные представители науки и искусства: Альберт Эйнштейн, Уильям Дюбуа, Норман Мейлер, Поль Робсон, Рокуэл Кент, Пит Сигер, Лайнус Полинг, Томас Манн, Артур Миллер, Говард Фаст, Клиффорд Одетс, Льюис Майлстоун, Альберт Мальц, Джордж Антейл, Ларри Адлер, Сэм Джаффе, Аарон Копленд, Ута Хаген, Бёрл Айвз, Джуди Холлидей, Ли Джей Кобб, Лилиан Хеллман, Джон Хьюстон, Дэшил Хэммет, И. Ф. Стоун, Арти Шоу, Фрэнк Ллойд Райт, Энн Ревир. Прогрессивную партию также поддержали представители немногочисленного левого фланга американского политического мейнстрима, в том числе член Демократической партии Элеонора Рузвельт, вдова Франклина Рузвельта, и бывший член Республиканской партии Вито Маркантонито, соратник Фьорелло Ла Гуардия.

Кандидатуру Уоллеса поддержала небольшая Американская трудовая партия, а также Коммунистическая партия США. Впрочем, поддержка последней скорее повредила Уоллесу из-за начинающейся холодной войны и антикоммунистической истерии (из которой развился маккартизм).

Участие в выборах

Поначалу Прогрессивная партия могла рассчитывать на голоса многих сторонников «Нового курса», недовольных более консервативным Гарри Трумэном. Опросы общественного мнения предсказывали Уоллесу от 11 % до 18 % голосов избирателей. Поэтому помощник президента Кларк Клиффорд обратился к Трумэну с меморандумом, предлагая нейтрализовать прогрессистов двумя разными тактиками: во внутренней политике — более левой и популистской программой, учитывающей интересы рабочих, фермеров и афроамериканцев, а во внешней политике — нагнетанием враждебности к Советскому Союзу, выставляя миролюбивого Уоллеса его марионеткой. Это облегчалось действиями самого СССР, усиливавшего свой контроль над Восточной Европой и установившего блокаду Западного Берлина. В атмосфере шовинизма, подозрительности и гонений на инакомыслящих (вторая «Красная истерия») в США предвыборная кампания Прогрессивной партии была утруднена.

В итоге, количество голосов за кандидата прогрессистов (2,37 %) оказалось ниже самых пессимистических прогнозов, что означало серьезное поражение антивоенного и левого движения. При этом половина из 1,157 миллионов голосов, отданных за Уоллеса, приходилась на штат Нью-Йорк, где тот баллотировался от Американской трудовой партии.

Генри Уоллес покинул Прогрессивную партию в 1950 году, когда вторжение Северной Кореи в Южную заставило его отойти от пацифизма и поддержать ведомую Трумэном Корейскую войну. На выборах 1952 года кандидаты партии, Винсент Хэллинан и Шарлотта Басс (первая афроамериканка, выдвинутая на пост вице-президента), получили лишь 0,2 % голосов. Партия сошла на нет и была распущена в 1955 году.

См. также

• Третьи партии (США)
• Президентские выборы в США (1948)
• Президентские выборы в США (1952)
• Прогрессивная партия (США, 1912)
• Прогрессивная партия (США, 1924)
• Вермонтская прогрессивная партия

Ссылки

• [www.lib.uiowa.edu/spec-coll/MSC/ToMsc200/MsC160/MsC160_progressiveparty.html Records of the Progressive Party].
• [www.questia.com/PM.qst?a=o&d=846236 Willlam B. Hesseltine. The Rise and Fall of Third Parties: From Anti-Masonry to Wallace (1948)]

Отрывок, характеризующий Прогрессивная партия (США, 1948)

Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.