Пёрделл, Джон
Джон Пёрделл | |
John Purdell | |
Род деятельности: |
продюсер, музыкант |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Гражданство: | |
Дата смерти: | |
Отец: |
Джон Пёрделл (старший) |
Мать: |
Aррия Пёрделл |
Сайт: |
[www.johnpurdell.com/ npurdell.com] |
Джон Пёрделл (8 июля 1959 — 10 июля 2003) — американский музыкант и продюсер, известен своим участием в записи альбомов Оззи Осборна «No More Tears» и «Awake» Dream Theater.
Содержание
Биография
Родился в Сан-Диего и вырос в Лос-Анджелесе. Оба родителя — отец Джон Пёрделл (старший) (Великобритания) и мать Aррия Пёрделл (США) были капитанами в Армии Спасения. Джон окончил среднюю школу Вердаго Хиллз в районе Тахунга (Лос-Анджелес, Калифорния) в 1977 год. Там же началась его профессиональная карьера.[1]
Помимо продюсирования ряда известных альбомов таких исполнителей, как Оззи Осборн, Abandon Shame, Poison, L.A. Guns, Dream Theater, KIX, Элис Купер, Cinderella, Demolition Pit, он также гастролировал с Quiet Riot, Lou Gramm Band и Foreigner как клавишник. Пёрделл продюсировал наиболее продаваемый альбом Оззи Осборна «No More Tears», где он является соавтором заглавной песни. Так же он написал тексты для трех песен на альбоме Осборна «Ozzmosis».[1]
Умер от рака 10 июля 2003 года.
Дискография
- 1998 — Hindsight
Участие в записи
неполный список
- 1986 — Quiet Riot — QR III — сопродюсер, клавишные
- 1991 — Оззи Осборн — No More Tears — сопродюсер, соавтор заглавной песни
- 1992 — Foreigner — The Very Best… and Beyond — сопродюсер, клавишные, бэк-вокал
- 1993 — Heart — Desire Walks On — сопродюсер, клавишные, бэк-вокал
- 1994 — Элис Купер — The Last Temptation — клавишные на 3 песнях
- 1994 — Cinderella — Still Climbing (1994) — сопродюсер
- 1994 — Dream Theater — Awake — сопродюсер, бэк-вокал на «The Silent Man»
- 1995 — Оззи Осборн — Ozzmosis — соавтор «Perry Mason», «Old L.A. Tonight», «Tomorrow»
Источники
|
Напишите отзыв о статье "Пёрделл, Джон"
Отрывок, характеризующий Пёрделл, Джон
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.