Романовка (Гатчинский район)

Деревня Романовка Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Гатчинский Сельское поселение Веревское Координаты 59°37′08″ с. ш. 30°12′45″ в. д.59.61889° с. ш. 30.21250° в. д. / 59.61889; 30.21250    Первое упоминание 1500 год Прежние названия Мозинская, Музина, Куйволово, Куйлова, Романова, Романово, Новая Куйвалова, Мавряля, Кунвили Высота центра 80 м Население ▲ 229 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81371 Почтовый индекс 188353 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41218816017 41 218 816 017]

Рома́новка (фин. Mäyrylä) — деревня в Гатчинском районе Ленинградской области. Входит в состав Веревского сельского поселения.

История

Современная Романовка находится на месте соседних, старой Мозинской мызы (деревни Мозино) и деревни Куйволово.

Мозино

Деревня Мозино впервые упоминатеся в писцовой книге 1500 года в Ижорском погосте Вотской пятины.

На карте Нотебургского лёна П. Васандера, начерченной с оригинала первой трети XVII века и карте Ингерманландии А. И. Бергенгейма, составленной по шведским материалам 1676 года, упоминается деревня Moisina, но на правом берегу Ижоры, там где сейчас находится деревня Руссолово.

На шведской «Генеральной карте провинции Ингерманландии» 1704 года, она обозначена как Massina.

А на «Географическом чертеже Ижорской земли» Адриана Шонбека 1705 года, как мыза Мосина.

В шведскую эпоху здесь была построена Мозинская мыза, которую впоследствии Пётр I подарил своей жене Екатерине I, а та Скавронским. Мозинская мыза стояла на Гатчинской дороге при пересечении ею реки Ижоры. Отсюда северные ворота Гатчины назывались Мозинскими. Дорожное положение и река предопределили постройку здесь харчевни, постоялого двора и водяной мельницы.

Позднее, на карте Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита 1770 года, мыза Музина обозначена уже на левом берегу Ижоры, на месте современной Романовки.

На плане Генерального межевания Царскосельского уезда 1780—1790 годов здесь были обозначены две деревни: Реланова и Мозина.

• Мозино.jpg

  Вырезка из плана Генерального межевания Царскосельского уезда Санкт-Петербургской губернии ок. 1780-1790 годов местности современной деревни Романовка.

На карте Санкт-Петербургской губернии 1792 года А. М. Вильбрехта, обозначена как деревня Мозинская.

В начале XIX века на мызе жил Э. И. Губер — первый русский переводчик «Фауста» Гёте.

На «Топографической карте окрестностей Санкт-Петербурга» Военно-топографического депо Главного штаба 1817 года, обозначена как мыза Мозинская из 2 дворов.

Как Мозино Графа Фон-Дер Пален, упоминается на «Топографической карте окрестностей Санкт-Петербурга» Ф. Ф. Шуберта 1831 года.

МОЗИНО — мыза Царскославянского удельного имения, по просёлочной дороге, число дворов — 2, число душ — 2 м. п. (1856 год)

Согласно «Топографической карте частей Санкт-Петербургской и Выборгской губерний» в 1860 году Мыза Мозино при деревне Романова насчитывала 5 дворов.

МОЗИНО — мыза удельная при колодцах, число дворов — 1, число жителей: 6 м. п., 8 ж. п.
МОЗИНО — деревня удельная при при колодцах, число дворов — 4, число жителей: 15 м. п., 13 ж. п. (1862 год)

• Mozino.jpg

  План мызы Мозино. 1885 г.

На картах 1860 года и более поздних, мыза Мозино обозначается, как часть деревни Романова.

Романово — Куйволово

Как уже отмечалось, на плане Генерального межевания Царскосельского уезда 1780—1790 годов северная часть современной Романовки была обозначена как деревня Реланова.

На «Топографической карте окрестностей Санкт-Петербурга» Военно-топографического депо Главного штаба 1817 года — как деревня Куйлова из 7 дворов.

В 1831 году, на «Топографической карте окрестностей Санкт-Петербурга» Ф. Ф. Шуберта, она упоминается как деревня Куйволова из 11 дворов.

РОМАНОВО (КУЙВОЛОВО) — деревня принадлежит Самойловой, Графине, число жителей по ревизии: 56 м. п., 58 ж. п. (1838 год)

В пояснительном тексте к этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, Романово-Куйволово учтено как две деревни:

• Haapasaari (Романово), количество жителей на 1848 год: ингерманландцев-савакотов — 8 м. п., 16 ж. п., всего 24 человека и 1 ингерманландец-эурямёйсет
• Kuiwala (Куйволово), количество жителей на 1848 год: ингерманландцев-савакотов — 12 м. п., 13 ж. п., всего 25 человек

На геогностической карте Санкт-Петербургской губернии профессора С. С. Куторги 1852 года, упоминается как деревня Новая Куйвалова.

РОМАНОВА — деревня Царскославянского удельного имения, по просёлочной дороге, число дворов — 18, число душ — 71 м. п. (1856 год)

Согласно «Топографической карте частей Санкт-Петербургской и Выборгской губерний» в 1860 году, деревня Романова насчитывала 18 крестьянских дворов.

РОМАНОВО (КУЙВОЛОВО) — деревня удельная при колодцах, число дворов — 14, число жителей: 69 м. п., 66 ж. п. (1862 год)

• Romanovka1885.jpg

  План деревни Романовка. 1885 г.

В 1885 году, согласно карте окрестностей Петербурга, деревня Романова насчитывала 23 двора. Сборник же Центрального статистического комитета описывал её так:

РОМАНОВА (МАВРЯЛЯ, КУНВИЛИ) — деревня бывшая удельная, дворов — 27, жителей — 160; волостное правление (до уездного города 17 вёрст), школа, 2 лавки. В 2 верстах — писчебумажная фабрика. (1885 год).

В XIX — начале XX века, деревни административно относились к Мозинской волости 1-го стана Царскосельского уезда Санкт-Петербургской губернии.

К 1913 году количество дворов увеличилось до 44.

С 1917 по 1922 год деревня Романовка была административным центром Мозинской волости Детскосельского уезда, а затем вошла в состав Гатчинской волости Гатчинского уезда.

С 1923 года, в составе Гатчинской волости Гатчинского уезда.

С 1924 года, в составе Пудостьского сельсовета.

В 1926 году был организован Романовский финский национальный сельсовет, население которого составляли: финны — 513, русские — 388, другие нац. меньшинства — 5 человек.

С 1927 года, в составе Гатчинского района.

В 1928 году население деревни Романовка составляло 260 человек.

По данным 1933 года, в состав Романовского национального сельсовета Красногвардейского района входили 6 населённых пунктов: деревни Валя, Большое Верево, Малое Верево, Ескколово, Ивановка, Кубышка, Новая и Романовка, общей численностью населения 1051 человек.

По данным 1936 года в состав Романовского сельсовета входили 6 населённых пунктов, 288 хозяйств и 7 колхозов.

Весной 1939 года национальный сельсовет был ликвидирован.

Деревня была освобождена от немецко-фашистских оккупантов 24 января 1944 года.

С 1959 года, в составе Антелевского сельсовета.

В 1965 году население деревни Романовка составляло 341 человек.

По данным 1966 года деревня Романовка также входила в состав Антелевского сельсовета.

По данным 1990 года деревня Романовка входила в состав Веревского сельсовета.

В 1997 году в деревне проживали 190 человек, в 2002 году — 277 человек (русские — 99%).

По состоянию на 1 января 2006 г. в деревне находилось 85 домохозяйств и 57 дач, общая численность населения составляла 215 человек, в 2007 году — 203.

География

Деревня расположена в северной части района на автодороге Н96 Красное Село — Гатчина — Павловск, в 1 км от железнодорожной платформы Старое Мозино.

Расстояние до административного центра поселения — деревни Малое Верево, 3 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:430 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:341 ScaleMajor = unit:year increment:100 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:58 width:15  text:58 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1848 color:gray1 width:1
  from:0 till:50 width:15  text:50 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:135 width:15  text:135 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1885 color:gray1 width:1
  from:0 till:160 width:15  text:160 textcolor:red fontsize:8px
bar:1928 color:gray1 width:1
 from:0 till:260 width:15 text:260 textcolor:red fontsize:8px
bar:1965 color:gray1 width:1
 from:0 till:341 width:15 text:341 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:190 width:15  text:190 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:277 width:15 text:277 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2006 color:gray1 width:1
  from:0 till:215 width:15  text:215 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:203 width:15  text:203 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:229 width:15  text:229 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Предприятия и организации

Почтовое отделение.

Транспорт

От Гатчины до Романовки можно доехать на автобусах № 527, К-527, 529.

От Санкт-Петербурга до Романовки можно доехать на автобусе К-102.

Улицы

Овражная, Павловский переулок, Садовая.

Садоводства

Ручеёк.

Отрывок, характеризующий Романовка (Гатчинский район)

– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.