Синалоа

Синалоа
исп. Sinaloa

Герб Флаг
Страна	Мексика
Статус	Штат
Включает	18 муниципалитетов
Административный центр	Кульякан
Крупнейший город	Кульякан
Дата образования	13 октября 1830
губернатор	Марио Лопес Вальдес (Mario López Valdez), PAN с 01.01.2011
Официальный язык	испанский
Население (2010)	2 767 761 (15-е место)
Плотность	47,64 чел./км² (19-е место)
Национальный состав	Метисы, миштеки, михе, майо, тепеуано, белые.
Конфессиональный состав	Католики (86,8 %), протестанты и евангелисты (2,9 %), другие христиане (2 %), иудеи (0,1 %), другие религии (0,1 %), атеисты и агностики (7,1 %).
Площадь	58 092 км² (19-е место)
Часовой пояс	UTC-7
Код ISO 3166-2	MX-SIN
[www.sinaloa.gob.mx Официальный сайт]

Синало́а (исп. Sinaloa; испанское произношение: [sinaˈloa]). Официальное название Свободный и Суверенный Штат Синалоа (Estado Libre y Soberano de Sinaloa) — штат Мексики. Административный центр штата — город Кульякан (исп. Culiacán). Расположен на северо-западной части страны. По данным 2010 года численность населения штата составляет 2 767 761 жителя (15-е место). Площадь штата составляет 58 092 км² (17-ое место).

Происхождение названия

Происхождение названия штата спорно. Может означать «круглый питайя» (pitahaya) (семейство кактусовых) или «резать зерно». С какого языка — не известно.

География и климат

Штат Синалоа на севере граничит со штатом Сонора, на северо-востоке — с Чиуауа, на востоке — с Дуранго, и на юге — с Наяритом. В состав штата входят острова: Пальмито Верде (Palmito Verde), Пальмито де ла Вирхен (Palmito de la Virgen), Альтамура (Altamura), Санта Мария (Santa María), Сальяка (Saliaca), Макапуле (Macapule) и Сан Игнасио (San Ignacio). Длина береговой линии 656 км. Прибрежная равнина представляет собой узкую полосу земли, которая простирается вдоль штата и лежит между океаном и предгорьями хребта Западная Сьерра Мадре (Sierra Madre Occidental), который доминирует в восточной части штата. Синалоа пересекает множество рек, которые прорезают широкие долины в предгорьях. Самые крупные из них: Фуэрте (Río Fuerte), Синалоа (Río Sinaloa), Мокорито (Río Mocorito), Умайя (Río Humaya), Тамасула (Río Tamazula), (обе последние формируют Кульякан (Río Culiacán), Элота (Río Elota), Балуарте (Río Baluarte), Келите (Río Quelite), Сан Лоренсо (Río San Lorenzo), Пресидио (Río Presidio), Пиастла (Río Piaxtla) и Лас Каньяс (Río Las Cañas). Климат в штате тёплый, субтропический, умеренно-тёплый в долинах и умеренно-холодный в предгорьях. В горах отмечается поясность. На побережье — теплее. Средние температуры лета на побережье +22 °С, в горах +17 °С. Зимние температуры, соответственно, +18 °С и +10 °С. Летом температура может достигать +43 °С. Среднее количество осадков выпадает на побережье 800 мм, в горах — 400 мм.

История

Доиспанское время

Уже около 12 000 лет назад на территории современного штата Синалоа жило значительное число населения — групп кочевников охотников и собирателей. Этническое разнообразие на данной территории сохранялось даже во время испанского вторжения и завоевания. С переходом к оседлому образу жизни, на данной территории началось строительство деревень местных племён, остатки которых датируются 700—400 до Р. Х. До прихода испанцев индейцы Синалоа не подчинялись ни ацтекам, ни тараскам. Здесь обитали такие группы, как каита (Cahítas), тоторамы (Totorames), пакашеи (Pacaxees), акашеи (Acaxees), шишимы (Xiximes). Индейцы проживали в основном по берегам рек и на побережье океана. Осталось несколько археологических объектов, расположенных, в основном, в муниципалитете Эскинапа, которые намерены быть спасены Национальным институтом по археологии и истории (INAH).

Испанское время

В течение первой половины испанского колониального периода, Синалоа принадлежал испанской провинции Нуэва Бискайя (Новая Бискайя) — часть Новой Испании, которая занимала площадь 610 000 км² (сейчас это четыре штата). Из-за своего большого горнодобывающего потенциала Синалоа был весьма желанным для испанцев, которые стремились использовать его недра. Тем не менее, раннее сопротивление коренных народов оказалось камнем преткновения на пути реализации своих планов. В декабре 1529 конкистадор Н. Б. де Гусман (Nuño Beltrán de Guzmán) возглавил экспедицию из 300 испанцев и 10 000 индейских союзников (тлашкальцы, ацтеки и тараски) в прибрежные районы современного Синалоа. До прибытия в прибрежные районы, армия Гусмана разорила Мичоакан, Халиско, Сакатекас и Наярит, провоцируя туземцев дать бой там, куда он приходил. В марте 1531 армия Гусмана достигла того места, где располагается Кульякан, сразилась с туземцами. Последние потерпели поражение и, как говорил историк Герхард, победители «приступили к порабощению стольких людей, сколько могли поймать».

Туземцы, столкнувшиеся с Гусманом принадлежали к языковой группе каита (сáhita). Говорившие на восемнадцати близких диалектах, каита были наиболее многочисленной группой коренного населения и насчитывали 115 000 человек. Эти индейцы населяли на побережьях северо-западной Мексики и вдоль берегов таких рек, как Синалоа, Фуэрте, Майо и Йаки. Во время своего пребывания в Синалоа, армия Гусмана поредела из-за эпидемии, от которой погибло большинство его индейских союзников. Наконец, в октябре 1531, после основания поселения Св. Михаила Кульяканского (San Miguel de Culiacán) на реке Св. Лаврентия (San Lorenzo), Гусман вернулся на юг почти только с уцелевшими испанцами. Считается, что около 130 000 человек погибли в Долине Кульякан во время пандемии оспы в 1530-34 и чумы 1535-36.

В 1533 Д. де Гусман (Diego de Guzmán) (племянник Нуньо де Гусмана) участвовал в кратком сражении с яки. Его войска разогнали индейцев, но, тем не менее, как сказал историк «его сердце охладело к дальнейшему завоеванию, и он не следил за исходом сражения. Он был очень впечатлён боеспособностью яки, которые выступили против него». Таким образом, небольшая провинция Кульякан осталась далёким испанским анклавом, отделённым от основных испанских владений враждебными территориями.

В 1562 территория была включена в недавно созданную провинцию Новая Биская (вкл. территории современных штатов Сонора, Синалоа, Чиуауа и Дуранго). К 17 в. испанские власти организовали многие индейские поселения в энкомьенды (encomienda). Хотя в этих хозяйствах индейцы должны были отработать по нескольку недель в году, они часто работали на своих испанских хозяев намного дольше, а некоторые, видимо, стали имуществом испанских владений.

В 1599 капитан Д. де Урдаиде (Diego de Hurdaide) основал поселение Св. Филиппа и Св. Якова (San Felipe y Santiago) — на месте современного города Синалоа. Отсюда он вёл энергичную военную кампанию, в ходе которой были замирены каита-говорящие индейцы на берегах реки Фуэрте — синалоа (Sinaloas), теуэков (Tehuecos), суакиев (Zuaques) и аомов (Ahomes), которые насчитывали 20 000 человек.

Индейцы акашеи (acaxee) жили в деревнях ущелий и каньонов Западной Сьерра Мадре в восточной части Синалоа. Как только миссионеры иезуиты начали работу среди этой группы туземного населения, то приказали индейцам подстричь волосы и одеться в одежду. Иезуиты также инициировали программу по переселению населения, для того, чтобы акашеи были сосредоточены в одной компактной области. В декабре 1601 индейцы этого племени восстали под водительством старейшины по имени Перико (Perico). В течение нескольких недель Перико, который утверждал, что спустился с небес для спасения своего народа, и его люди нападали на испанцев в горных лагерях и на горных дорогах, убив пятьдесят человек. После провала переговоров, Ф. де Урдиньола (Francisco de Urdiñola) привёл милицию испанцев, союзников тепеуанов и кончо в Сьерра Мадре. Подавление восстание было очень жестоким, отмеченное убийством сотен индейцев. Перико и 48 других восставших вождей были казнены, а другие повстанцы были проданы в рабство.

В первых декадах 17 в. иезуиты крестили многие племена, жившие на территории современного Синалоа. В их числе были индейцы яки и майо. В 1733 Синалоа и Сонора были выведены из состава провинции Новая Бискайя. Яки и майо мирно сосуществовали с испанцами в первой половине 17 в. Однако, плохой урожай 1739-40 привел к нехватке продовольствия, хотя в предыдущие тучные годы склады монахов иезуитов были полны зерна. В августе 1740 испанцы, убив более 5 000 индейцев, подавили мятеж. Период колониальной истории в Синалоа является временем экономического эксперимента. Здесь сочетались горная добыча, сельское хозяйство и портовая торговля. Это происходило в сочетании со сложными условиями общения с колониальным центром неофициальной торговлей через порты Синалоа. В 1781 в была создана интенденсия Сонора, в состав которой вошёл Синалоа. Революция 1810 в Синалоа пришла немного позже и нашла своё отражение в событиях в Росарио и Сан Игнасио.

Время независимости Мексики

В 1821, после достижения Мексикой независимости, провинция Сонора и Синалоа вошла в состав страны. В 1824, после принятия федеральной конституции эта территория была преобразована в штат со своей конституцией. В 1830 федеральный Конгресс издал указ о разделении штата Сонора и Синалоа. В декабре 12. 1831 была провозглашена первая конституция штата Синалоа. Первым губернатором штата стал А. Мартинес де Кастро (Agustín Martínez de Castro). Во время борьбы за власть между либералами — сторонниками федеративного устройства государства и консерваторами — сторонниками сильной президентской власти британские и американские войска пытались овладеть городом Масатлан для защиты интересов иностранцев в Мексике.

В 1858, во время Войны за Реформу, молодёжь взяла в руки оружие на севере Синалоа для поддержки либерального правительства, а элита штата поддерживала консерваторов.

В 1864, во время французской интервенции, армия захватчиков вошла в Масатлан. В декабре 22. того же года генерал А. Росалес (Antonio Rosales) разгромил французскую армию в городе Сан Педро.

В период президентства П. Диаса, в так называемый период «порфириата», в штате произошли важные мероприятия по модернизации экономики. В сельском хозяйстве вводились новые товарные культуры, получило развитие рыболовство, модернизировались порты Синалоа. В промышленности начал делаться упор на добычу таких полезных ископаемых, как железо, свинец, медь, цинк. Однако, большую часть преференций от экономических инноваций получали местные и иностранные корпорации, а большая часть народа — рабочие и крестьяне продолжали влачить полунищенское существование. Фермы и шахты по добычи золота и серебра утратили своё влияние.

Перекосы в экономике привели к политическому кризису. В 1910 в Кульякане произошли первые столкновения Мексиканской революции. В сентябре 3. 1911 были проведены первые выборы на революционном этапе в истории Синалоа. Во время революции Синалоа был временно оккупирован войсками повстанцев под командованием Ф. Вильи. В феврале 5. 1917 была принята новая конституция штата. В соответствии с этой конституцией в 1929 к власти пришла право-социалистическая Институционно-Революционная партия (PRI), которая монопольно правила на протяжении более 80 лет. В 1945 были проведены масштабные работы по орошению засушливых земель. В 1980-х началось развитие туризма. В 2011 году впервые губернатором штата стал представитель оппозиционной консервативной партии Национального Действия (PAN). В первой декаде 2000-х недалеко от границы с США появилась большая проблема, связанная с наркомафией, которая активизировалась в этом районе.

• www.e-local.gob.mx/wb/ELOCAL/EMM_sinaloa

Административное деление

В административном отношении делится на 18 муниципалитетов:

INEGI код	Муниципалитеты (русск.)	Муниципалитеты (ориг.)
001	Аоме	(Ahome)
002	Ангостура	(Angostura)
003	Бадирагуато	(Badiraguato)
004	Чоих	(Choix)
005	Конкордия	(Concordia)
006	Косала	(Cosalá)
007	Кулиякан	(Culiacán)
008	Эль-Фуэрте	(El Fuerte)
009	Элота	(Elota)
010	Эскуинапа	(Escuinapa)
011	Гуасаве	(Guasave)
012	Масатлан	(Mazatlán)
013	Мокорито	(Mocorito)
014	Наволато	(Navolato)
015	Росарио	(Rosario)
016	Сальвадор-Альварадо	(Salvador Alvarado)
017	Сан-Игнасио	(San Ignacio)
018	Синалоа	(Sinaloa)

Экономика

Основная отрасль экономики сельское хозяйство (21 % в структуре ВВП), рыболовство, животноводство. Также развиты туризм (21 %) и торговля (19 %), а также промышленность (8 %). В сельском хозяйстве получили развитие производство томатов, фасоли, кукурузы, пшеницы, сорго, картофеля, сои, сахарного тростника и тыквы. В животноводческом секторе получили развитие разведение мясо-молочных пород крупного рогатого скота, производства сыра. Нелегально выращиваются конопля и опийный мак. Имеются предприятия пищевой, текстильной, автосборочной промышленности.

Герб

Герб штата представляет собой овальный четырёх-частный щит с тёмно-красной каймой, на которой изображены человеческие следы, напоминающие о древних миграциях туземцев через территорию Синалоа, шипы кактуса питайи (намёк на происхождение названия штата) и надписи белыми буквами — Sinaloа и дата основания штата 1831. Щит, разделённый на четверти, представляет одни из крупнейших городов штата. Первая четверть представляет город Кульякан. На коричневом фоне показана зелёная стилизованная горная вершина согнутая в соответствии с Месоамериканской иконографией. Это ацтекский иероглиф Кульякан, который буквально означает «Косая гора» (Cerro que se curva). Справа от холма синяя рука, держащая синюю же змею, украшенную семью звёздами. Эта змея является символом ацтекского бога войны Уицилопочтли (Huitzilopochtli) — бога покровителя всей Мексики. Змея с семью звёздами Xiuhcoatl, или огненная змея (змея-молния), является орудием борьбы бога Colibrí Siniestro. Согласно ацтекской пиктографической рукописи «Кодекса Ботурини» (Tira de la Peregrinación — дословно «Полоса странствий»), ацтеки жили рядом с местом называемым Colhuacan. В сохранившемся фрагменте говорится о том, как мешики (самоназвание ацтеков) тронулись в путь около 1116 из мифического Ацтлана в долину Мехико. Они не шли прямой дорогой и время от времени делали остановки на несколько лет, а затем снова пускались в путь и через сто с лишним лет поселились на холме Чамультепек. В конце 13 в. ацтеки попали в подчинение к жителям города Кулуакан, где был принесён в жертву ацтекский вождь Уицилиуитль («Чимальмашочитль („Водяной цветок с лепестками как щит“) и её отец Уицилиуитль („Перо колибри“ были захвачены врагами и приведены пред лицо Кошкоштли („Фазаний господин“) — правителя Кулуакана („Склонённая гора“))»). Извилистый путь мешиков сопровождается следами ног. Они не только указывают направление движения, но и свидетельствуют о присутствии невидимого бога. Таким образом, эти следы могут быть оставлены богом Уицилопочтли, сопровождавшим мешиков в их пути. Вторую четверть щита представляет город Эль Фуэрте. На красном поле изображена крепостная башня с фрагментом крепостной стены. Позади башни возвышается белое облако, над стеной — белый полумесяц рогами вниз и жёлтая полоса. Под изображением форта — три сломанные стрелы. Изображение это намекает на основателя города маркиза Монтесклароса. Жёлтая полоса и полумесяц были элементами родового герба маркиза. Башня и стена символизирует защиту города от воинственных индейцев. А сломанные стрелы символизируют храбрость последних. Третья четверть показывает город Росарио. На золотом поле с пламенем изображены три бусинки чёток с серебряным крестиком в виде якоря. Золотой фон, чётки и пламя напоминают о легенде основания Росарио. В соответствии с этой легендой погонщик мулов потерял одного из них. Когда наступила ночь, не найдя мула, погонщик разжёг костёр и уснул. На следующий день, когда, проснувшись погонщик захотел сотворить молитву, обнаружил, что потерял чётки (rosario по-испански). Они буквально растаяли, а то место где это произошло стало местом основания города Росарио, так как здесь были найдены месторождения серебра. В той же четверти сломанные кандалы с капелькой крови. Пламя и разбитые оковы — есть суть победы восставших в войне за независимость. Капля крови на белой дороге с зелёной каймой — суть кровь героев на светлом пути к свободе с надеждой (зелёный цвет). Последнюю четверть представляет Масатлан, название которого с ацтекского означает «место оленей». Морской мотив, а жители живут морским промыслом, представляют изображения двух островов, которые носят название «Два брата» («dos hermanos»), и якоря. Покоится герб на корневище, на котором можно прочесть ацтекские слова Coltzin, Huey Colhuacan и Malatl. Венчает герб изображение государственного орла со змеёй в клюве и сопровождаемый кактусом образца 1830-х, когда и был образован штат. Герб был создан художником и учёным геральдистом Р.Архоной (Rolando Arjona Amabilis) в 1958 и 29. ноября того же года был принят правительством штата. Штат Синалоа не имеет официально утверждённого флага. Часто используется белое полотнище с изображением герба в центре.

Ссылки

• [www.sinaloa.gob.mx/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Синалоа

– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.