Терпигорев, Александр Митрофанович

Александр Митрофанович Терпигорев
Дата рождения:	9 ноября 1873(1873-11-09)
Место рождения:	Тамбов, Российская империя
Дата смерти:	8 ноября 1959(1959-11-08) (85 лет)
Место смерти:	Москва, СССР
Научная сфера:	горное дело
Учёное звание:	профессор академик АН СССР
Альма-матер:	Санкт-Петербургский государственный горный университет
Известен как:	один из крупнейших учёных в области горного дела
Награды и премии:

Алекса́ндр Митрофа́нович Терпиго́рев (1873 — 1959) — русский и советский учёный, горный инженер, профессор, академик Академии наук СССР, один из крупнейших учёных в области горного дела.

Биография

Родился 9 ноября 1873 года в г. Тамбове.

Окончил приходскую школу и Тамбовское реальное училище.

В 1892 году поступил в Санкт-Петербургский горный институт (ныне — Санкт-Петербургский государственный горный университет).

В августе 1897 года получил диплом первой степени и квалификацию горного инженера.

Работал на металлургическом заводе вблизи ст. Сулин Воронежско-Ростовской железной дороги («Сулинский чугуноплавильный и железоделательный завод Н. П. Пастухова»), пройдя путь от заведующего шахтой до управляющего горными предприятиями (рудниками).

В сентябре 1900 года принял приглашение Екатеринославского высшего горного училища (ныне — Днепропетровский Национальный горный университет) о назначении на должность временно исполняющего обязанности экстраординарного профессора. Преподавательскую работу начал с подготовки новых учебных программ по дисциплине «горное искусство», которые учитывали особенности Екатеринослава — центра крупного горного и металлургического промышленного района. Предусматривал необходимость обязательной организации студенческой практики на ближайших горных и металлургических предприятиях. За четыре года подготовил и опубликовал серию учебников и учебных пособий по горному делу, ставшей первой в России в начале XX века.

В 1905 году, за финансовую поддержку Екатеринославского стачечного комитета, был арестован и выслан в Рязань.

В 1905 г. опубликована книга А. М. Терпигорева «Разбор систем разработок каменного угля, применяемых на рудниках Юга России, в связи с подготовкой месторождения к очистной добыче». В ней были впервые в мировой горной практике предложены:

• оригинальная методология решения ключевых технических задач;
• способы механизации трудоёмких процессов при добыче угля и антрацита;
• расчётно-аналитический метод определения эффективности систем и методов разработки месторождений.

Идеи, заложенные в монографии, стали фундаментом основных разделов современной горной науки. Эта работа и была представлена А. М. Терпигоревым в Санкт-Петербургском Горном институте как диссертационная.

В 1906 году, с разрешения Департамента полиции, выехал в Санкт-Петербург, где 16 апреля 1906 года в Горном институте в успешно защитил диссертацию и получил учёное звание экстраординарного профессора. После чего вернулся под надзор полиции в город Рязань.

В сентябре 1906 года вернулся к преподавательской работе в Екатериновславе. Уже 2 ноября 1906 года назначен ординарным профессором и возглавил кафедру горного искусства в Екатеринославском высшем горном училище. Организовал и заведовал кабинетом горного искусства при том же училище.

Работал в местном отделении Русского Технического Общества (ЕОРТО) в Екатеринославе. С 1902 года вошёл в состав редакционного комитета журнала «Записки ЕОРТО». В 1903 году избран членом совета общества, а в 1905 году стал редактором «Записок». Инициировал создание комиссии по профессионально-техническому образованию при ЕОРТО и был избран председателем, организовал вечерние курсы для рабочих и служащих.

В 1907 году вышел в свет учебник А. М. Терпигорева по горноспасательному делу для студентов Екатеринославского высшего горного училища «Рудничные пожары и борьба с ними».

С 1911 по 1914 год возглавлял ЕОРТО. От имени Общества участвовал в организации I съезда деятелей горного дела, металлургии и машиностроения (1910), являлся председателем секции съезда по горному делу.

В 1913 году выдвинут в депутаты городской думы.

В годы Первой мировой войны возглавил Екатеринославский общественный комитет военно-технической помощи.

С 1915 по 1917 год возглавлял Харьковскую комиссию Министерства торговли и промышленности по выдаче ссуд для проведения капитальных работ по строительству угольных шахт, преподавал в Харьковском коммерческом институте.

Неоднократно, в качестве эксперта, принимал участие в расследовании аварий и катастроф в угольных шахтах Донбасса совместно с А. А. Скочинским.

В 1918 году был привлечен к работе по заведованию капитальным хозяйством в Центральном правлении каменноугольной промышленности Донбасса в г. Харькове, одновременно совмещая и работу в Екатеринославском горном институте. Позже вернулся в Екатеринослав и весной-летом 1919 года стал первым, выборным при советской власти, ректором Екатеринославского горного института, но вновь покинул город.

В октябре 1919 году А. М. Терпигорев, по предложению Управления торговли и промышленности правительства генерала А. И. Деникина, занимал должность начальника Горно-топливного отдела в городе Ростов-на-Дону).

После эвакуации Белой армии в город Севастополь занимал должность начальника Горного отдела в том же Управлении в правительстве П. Н. Врангеля, до освобождения Крыма от белогвардейских войск.

При установлении советской власти в Крыму в ноябре 1920 году, А. М. Терпигорев был привлечен к работе заведующего горно-топливным отделом Севастопольского уездного отдела народного хозяйства. Одновременно преподавал и являлся заместителем заведующего учебной частью в местном Политехникуме.

В 1921 году вновь возвратился в Екатеринославский горный институт, где получил назначение на должность члена правительственной Комиссии по составлению плана восстановления промышленности Донбасса. С 1921 по 1922 год возглавлял группу сотрудников, обследовавших более 200 шахт Донбасса, составлял проекты восстановительных работ и строительства новых шахт. Эта работа стала завершением 22-х летнего периода деятельности А. М. Терпигорева в Екатеринославе.

В 1922 году переехал в Москву и приступил к работе в должности декана горного факультета и профессора кафедры эксплуатации полезных ископаемых Московской горной академии (ныне — Московский государственный горный университет). Организовал при кафедре кабинет горного искусства и музей горного дела. С 1924 по 1929 год года занимал должность проректора по учебной части, входил в состав Правления академии. В 1927 году по инициативе А. М. Терпигорева в академии была создана лаборатория врубовых машин, в которой началась научно-исследовательская работа.

В 1925 году ввёл на своей кафедре новую дисциплину механизации процессов выемки и транспортировки полезных ископаемых и поставил цель создания по ней учебников. Появившимися учебниками пользовались студенты всех горных вузов СССР. Некоторые из них были переведены на польский, немецкий и китайский языки.

Одновременно А. М. Терпигорев возглавлял бюро инженерно-технической секции Московского комитета союза горнорабочих (1925—1928), являлся членом пленума инженерно-технической секции Центрального комитета союза горнорабочих (1926—1930), а также членом Госплана СССР (1922—1929).

В 1930 году, в связи с реорганизацией и разделением Московской горной академии на шесть самостоятельных вузов, продолжил свою преподавательскую, научную и организационную деятельность в Московском горном институте (МГИ).

С 1930 года являлся членом Бюро, а с 1931 по 1934 год — председателем секции научных работников при МГИ.

С 1932 по 1933 год заведовал учебной частью по угольной специальности МГИ.

С 1933 по 1936 год возглавлял Московский горный институт в качестве директора.

В 1934 году за вклад в науку А. М. Терпигореву присуждена учёная степень доктора технических наук без защиты диссертации и присвоено звание «Заслуженного деятеля науки и техники».

В том же году назначен членом Высшей аттестационной комиссии.

С 1936 по 1937 год занимал должность заместителя председателя Комитета по делам высшей школы при Совете Народных Комиссаров СССР.

Одновременно, с 1932 года, состоял членом, а с 1934 по 1938 год — председателем Организационного бюро Всесоюзного горного инженерно-технического общества.

С 1934 по 1935 год являлся членом Московского городского Совета рабоче-крестьянских и красноармейских депутатов.

По его инициативе в Московском горном институте были созданы первые в практике горного образования кафедры: по горным машинам, по рудничному транспорту. С 1938 по 1948 год заведовал кафедрой горных машин, а с 1949 по 1959 год — кафедрой разработки пластовых месторождений.

В 1935 году избран действительным членом (академиком) Академии наук СССР (АН СССР) по Отделению математических и естественных наук, специальность — «горное дело».

С 1935 по 1938 год исполнял обязанности заместителя председателя Группы горного дела в Отделении технических наук АН СССР, которая решала задачу по преодолению отставания отечественной горной науки от запросов бурно развивающегося практического производства.

Одновременно, с 1935 года, работал в Институте горного дела АН СССР. В Академии Наук СССР возглавлял Комитет технической терминологии, Комиссию по проблемам подземной газификации и Комиссию по взрывному делу.

В 1938 году Группа горного дела была преобразована в Институт горного дела (ИГД АН СССР). С 1938 по 1951 год под руководством А. М. Терпигорева в отделе методов разработки полезных ископаемых были завершены ранее начатые в ней работы и развернуты новые исследования.

В годы Великой Отечественной войны вместе с коллективом ИГД АН СССР находился в эвакуации, из которой вернулся весной 1943 года в Москву и приступил к работе по восстановлению производственной мощности Донецкого и Подмосковного угольных бассейнов.

В 1942 году А. М. Терпигорев вошёл состав в Центральной комиссии по восстановлению Донбасса. С 1943 по 1947 год исполнял обязанности главного инженера и первого заместителя начальника Бюро по составлению генерального плана восстановления угольной промышленности Донбасса.

С 1951 по 1959 год руководил отделом технологии добычи твердых полезных ископаемых ИГД АН СССР.

Уделял большое внимание совершенствованию экспериментальной базы академической научной работы в области технических наук. В частности, по его инициативе в ИГД АН СССР была создана лаборатория методов разрушения горных пород, где были разработаны теоретические основы этого процесса.

Являлся председателем:

• с 1937 по 1952 год — Комитета содействия реконструкции города Москвы при Академии Наук СССР;
• с 1943 по 1959 год — Комитета технической терминологии;
• с 1945 по 1957 год — Комиссии по проблеме подземной газификации топлив;
• с 1941 по 1946 год — Междуведомственной комиссии по взрывному делу.

Более 20 лет академик работал в ИГД АН СССР. Одновременно преподавал в Московском горном институте. С 1951 по 1956 год являлся заведующим кафедрой машин для выемки и транспорта полезных ископаемых в Академии угольной промышленности.

Умер 8 ноября 1959 года в г. Москве.

Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве (автор памятника А. Н. Костромитин).

Награды, звания и премии

• три ордена Ленина
• два ордена Трудового Красного Знамени (в т.ч. 10.06.1945)
• медали
• Заслуженный деятель науки и техники РСФСР
• Сталинская премия второй степени (1943) — за многолетние выдающиеся работы в области науки и техники
• Премия Президиума Академии Наук СССР
• знак «Шахтёрская слава» 1-й степени

Память

Именем А. М. Терпигорева названы:

• улица в г. Донецке;
• переулок в г. Днепре;
• музей Московского государственного горного университета.

Научный вклад

Крупнейший учёный в области горного дела:

• создал новое направление в горной науке — механизацию горных работ;
• предложил классификацию горных машин;
• организовал исследование физико-механических свойств углей и горных пород и изучение процессов их резания;
• внёс значительный вклад также в историю горной науки и техники, выделил в ней основные этапы, сделал обобщения, на основании которых прогнозировал дальнейшее развитие отрасли.

Автор фундаментальных работ по технико-экономическому анализу производства в каменноугольной промышленности.

В работе «Разбор систем разработки каменного угля, используемого на рудниках юга России в связи с подготовкой месторождения к добыче» (1-е изд., Харьков, 1905) впервые в мировой практике использовал аналитический метод для решения задач определения систем разработки для угольных шахт Донецкого бассейна.

Один из авторов теории механизации горных работ.

За огромный период научного, реподавательского и организационного творчества сложилась научная школа А. М. Терпигорева. Обучил несколько поколений горных инженеров. Многие его ученики, стали отличными специалистами и учёными в области горного дела, заняли ведущее положение в горной науке и в горном образовании.

Избранные труды

• Горные машины для выемки пластовых полезных ископаемых / Под ред. А. М. Терпигорева. — М.; Л.: Гостоптехиздат, 1940. — 667 с.
• Терпигорев А. М. Воспоминания горного инженера / АН СССР. — М.: Изд-во АН СССР, 1956. — 272, [2] с. — (Научно-популярная серия). — 10 000 экз. (в пер.)

Ссылки

• Терпигорев Александр Митрофанович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52339.ln-ru Профиль Александра Митрофановича Терпигорева] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Терпигорев, Александр Митрофанович

[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?