Уаджет
Уаджет (Уджат, также око Ра или глаз Гора) — древнеегипетский символ, левый соколиный глаз бога Гора, который был выбит в его схватке с Сетом. Правый глаз Гора символизировал Солнце, а левый глаз — Луну, его повреждением объясняли фазы луны. Этот глаз, исцелённый богом Тотом, стал могущественным амулетом, который носили многие египтяне — и фараоны, и простой люд. Он олицетворял собой различные аспекты божественного миропорядка, от царской власти до плодородия.
Содержание
Первичный миф
Сохранившиеся древнеегипетские тексты донесли до нас различные версии мифа об оке Гора. Согласно одной из них, Сет проткнул глаз Гора своим пальцем, согласно другой — наступил на него, согласно третьей — проглотил его. В одном из текстов рассказывается, что Хатхор восстановила глаз, напоив его молоком газелей. В другом сообщается, что Анубис захоронил глаз на склоне горы, где он дал побеги в виде виноградной лозы.
Гор использовал возрождённый глаз для воскрешения своего отца Осириса. После того, как Осирис проглотил око Гора, его расчленённое тело срослось подобно тому, как это произошло с самим оком. В расчете на помощь при воскрешении, изображения уаджета наносились на египетские мумии у отверстия, через которое из них вынимали внутренности. Ежемесячно в храмах Египта проводились обряды «восстановления» уаджета, связанные с лунным циклом.
Производные мифы
В поздние времена Уаджет рассматривалось как особое божество женского пола, которое нередко путали с богинями Уаджит, Маат, Баст и Хатхор. Часто «глаз Гора» олицетворял богиню истины Маат, связанную с культом Ра и носившую имена «дочь Ра» или «глаз Ра».
Иногда Уаджет описывалась как божество утреннего солнца, которое, соединяясь с Атумом и Хепри — богами дневного и вечернего солнца — как правительница мира пересекает небесный океан в своей ладье, сопровождаемая богом мудрости Тотом и богиней истины Маат.
Иероглиф
В египетской письменности irt означает «глаз», а глагол «wḏȝ» — имеет значение «защищать».[1] Таким образом, общий смысл этого знака: «охраняющий глаз». По-видимому, в начертании данного символа нашли отражение как черты человеческого глаза, так и черты сокола.
Так, в одном элементе уаджета, а именно:
|
учёные усматривают символическое изображение сокола — воплощение бога Гора.
Арифметика
В арифметике египтян составные части Уаджета использовались для написания дробей от 1/2 до 1/64[2], а также применялись для измерений емкостей и объемов.[3]:
Сумма шести знаков, входящих в Уаджет, и приведенных к общему знаменателю: 32/64 + 16/64 + 8/64 + 4/64 + ²/64 + 1/64 = 63/64
| Иероглиф | Значение | Примерная величина | ||
|---|---|---|---|---|
|
часть глаза (справа) | 1/2 (или 32/64) | ||
|
зрачок | 1/4 (или 16/64) | ||
|
бровь | 1/8 (или 8/64) | ||
|
часть глаза (слева) | 1/16 (или 4/64) | ||
|
капля слезы (?) | 1/32 (или ²/64) | ||
|
знак сокола (?) | 1/64 | ||
|
Уаджет в сумме | 63/64 |
Для измерения зерновых и сыпучих веществ применялся т. н. хекат, он равнялся примерно 4,785 литрам.
Например:
|
Хекат ячменя: 1/16 + 1/4 + 1/32 (то есть 11/32 сосуда ячменя).
См. также
- Око Ра
- Египетские дроби
- Египетская система счисления
- Математика в Древнем Египте
- Джед
- Всевидящее Око
Напишите отзыв о статье "Уаджет"
Примечания
- ↑ Coffin Texts IV, 246/247a-250/251b, B9Cb
- ↑ James P. Allen, Middle Egyptian, Cambridge University Press (2004), p. 102
- ↑ L’unité de base pour mesurer le grain ou les produits de consistance analogue est une mesure de capacité nommée ẖȝr (khar), sac, valant quatre quadruples-heqat
Литература
- Geraldine Pinch. Handbook of Egyptian Mythology. ABC-CLIO, 2002. Pages 131—132.
- Шеркова Т. А. [egyptiaca.narod.ru/articles/hr_eye/hr_eye.htm «Око Гора»: символика глаза в додинастическом Египте.] // Вестник древней истории. — 1996. — № 4. [www.webcitation.org/6CXiHNjLg Архивировано] из первоисточника 29 ноября 2012.
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Уаджет
| |||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Уаджет
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.
Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
