Фолкнер, Уильям

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Уильям Фолкнер»)
Перейти к: навигация, поиск
Уильям Фолкнер
William Faulkner

(фото Карла ван Вехтена, 11 декабря 1954 года)
Дата рождения:

25 сентября 1897(1897-09-25)

Место рождения:

Нью-Олбани, США

Дата смерти:

6 июля 1962(1962-07-06) (64 года)

Место смерти:

Байхелия, США

Гражданство:

США США

Род деятельности:

прозаик

Направление:

модернизм

Премии:

Нобелевская (1949),
Пулитцеровская
(1955, 1963)

[www.mcsr.olemiss.edu/~egjbp/faulkner/faulkner.html William Faulkner on the Web]
[lib.ru/INPROZ/FOLKNER/ Произведения на сайте Lib.ru]

Уильям Катберт Фолкнер (англ. William Cuthbert Faulkner, 18971962) — американский писатель, прозаик, лауреат Нобелевской премии по литературе (1949).





Биография

Родился в Нью-Олбани (штат Миссисипи) в семье управляющего делами университета Марри Чарлза Фолкнера и Мод (Батлер) Фолкнер. Его прадед, Уильям Кларк Фолкнер (1826—1889), во время войны Севера и Юга служил в армии южан и был автором известного в то время романа «Белая роза Мемфиса». Когда Фолкнер был ещё ребёнком, семья переехала в город Оксфорд, на север штата, где писатель прожил всю жизнь.

В 1918 году Эстелл Олдем, в которую Фолкнер был влюблён с детских лет, вышла замуж за другого. Уильям решил отправиться добровольцем на фронт, но его не взяли. Тогда он поступил в лётную военную школу, но, прежде, чем он успел завершить курс, Первая мировая война закончилась. Фолкнер вернулся в Оксфорд и стал посещать занятия в университете Миссисипи, впрочем, вскоре бросив. За год до этого, в 1919-м, состоялся его литературный дебют: в журнале «The New Republic» было опубликовано его стихотворение «Полуденный отдых фавна» («Après-midi d’un faune»).

В 1925 году Фолкнер познакомился в Новом Орлеане с писателем Шервудом Андерсоном. Тот порекомендовал Фолкнеру больше уделять внимание прозе, а не поэзии, и дал совет писать о том, что Фолкнер лучше всего знает — об американском Юге, об одном крохотном участке этой земли «размером с почтовую марку». Вскоре в штате Миссисипи появился новый округ — Йокнапатофа, вымышленный Фолкнером, где будет происходить действие большей части его произведений. Все вместе они составляют йокнопатофскую сагу — историю американского Юга от прихода первых белых поселенцев на земли индейцев до середины двадцатого века. Особое место в ней занимает Гражданская война 18611865 годов, в которой южане потерпели поражение. Героями саги стали представители нескольких семей — Сарторисов, де Спейнов, Компсонов, Сноупсов, а также другие жители Йокнапатофы. Переходя из произведения в произведение, они становятся старыми знакомыми, реальными людьми, о жизни которых каждый раз узнаёшь что-то новое.

Первое большое признание Фолкнер получил после выхода в свет романа «Шум и ярость» («The Sound and the Fury», 1929). В том же году он женился на Эстелл Олдем, после её развода с первым мужем. У них было две дочери: Алабама, которая умерла в 1931 году, и Джил. Однако произведения Фолкнера пользовались в основном успехом у критиков, а не у читателей, считаясь необычными и сложными. Чтобы содержать семью, Фолкнер начал писать сценарии для Голливуда и занимался этим пятнадцать лет — с 1932-го до 1946-го. В эти же годы он создал романы: «Свет в августе» (1932), «Авессалом, Авессалом!» (1936), «Непобежденные» (1938), «Дикие пальмы» (1939), «Поселок» (1940) и другие, а также роман в новеллах «Сойди, Моисей» (1942), куда вошла самая известная его повесть «Медведь».

Только присуждение Нобелевской премии по литературе в 1949 году принесло Фолкнеру, чьё творчество уже давно пользовалось любовью в Европе, признание на родине.

Романы

Сборники рассказов

В Викицитатнике есть страница по теме
Фолкнер, Уильям
  • Тринадцать / These Thirteen (1931)
  • Доктор Мартино и другие рассказы / Doctor Martino and Other Stories (1934)
  • Избранное / The Portable Faulkner (1946)
  • Ход конём / Knight's Gambit (1949)
  • Собрание рассказов / Collected Stories of William Faulkner (1950)
  • Большие леса / Big Woods: The Hunting Stories (1955)
  • Новоорлеанские очерки / New Orleans Sketches (1958)

Переводы на русский язык

  • Собрание сочинений в 6-ти томах. М., Художественная литература, 1985-1987
  • Семь рассказов. М.,изд. иностр. лит., 1958
  • Поджигатель. Рассказы. М., Правда, 1959
  • Полный поворот кругом. Рассказы. М., Правда, 1963.
  • Деревушка. М., Художественная литература, 1964
  • Город. М., Художественная литература, 1965
  • Особняк. М., Художественная литература, 1965
  • Сарторис. Медведь. Осквернитель праха. М., Прогресс, 1973, 1974
  • Свет в августе. Особняк. М., Художественная литература, 1975
  • Собрание рассказов. М., Наука, 1977

Напишите отзыв о статье "Фолкнер, Уильям"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Фолкнер, Уильям

Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.