Усадьба Мордвиновых
Поделись знанием:
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
| Усадьба Мордвиновых | |
 | |
| Водонапорная башня (начало XX века) в 2012 г. | |
| 59°53′45″ с. ш. 29°49′38″ в. д. / 59.89583° с. ш. 29.82722° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.89583&mlon=29.82722&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 59°53′45″ с. ш. 29°49′38″ в. д. / 59.89583° с. ш. 29.82722° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.89583&mlon=29.82722&zoom=14 (O)] (Я) | |
| Регион | Санкт-Петербург |
| Местонахождение | Ломоносов, ул. Левитана, 2 |
| Район | Петродворцовый |
| Тип | пейзажный парк |
| Дата основания | XVIII век |
| Площадь | 52,56 га |
| Статус |  Объект культурного наследия РФ № 7810308000 памятник архитектуры (федеральный) |
Уса́дьба Мордви́новых — бывшая усадьба на Петергофской дороге под Санкт-Петербургом, в 1822—1917 годах принадлежавшая графскому роду Мордвиновых. С востока к усадьбе прилегает исторический район Мордвиновка (Ораниенбаумская колония), возникший в 1812 году в результате переселения сюда четырёх немецких семей[1]. С запада прилегает исторический район Мартышкино и одноимённый мемориал. С севера усадьба ограничена Финским заливом, с юга — Балтийской железной дорогой.
Содержание
Известные владельцы
- граф Р. И. Воронцов (1751—1783)
- адмирал Е. М. Лупандин (?—1822)
- граф Н. С. Мордвинов (1822—1845)
- графиня Н. Н. Мордвинова (1845—1882)
- граф А. Н. Мордвинов (1845—1858)
- граф А. А. Мордвинов-старший (1858—1891)
- граф А. А. Мордвинов-младший (1891—1917)
История
До середины XVIII века эта земля оставалась неосвоенной, многократно переходя из рук в руки разных владельцев[2].
Усадьба Воронцовых
В 1751 году имение приобретает Роман Илларионович Воронцов, брат более известного Михаила Илларионовича Воронцова. Его владение состояло из жилого дома с несколькими отдельно стоящими флигелями и службами с оранжереями, и большого сада. На нижней прибрежной террасе располагался пруд, который сохранился до наших дней (к северу от Ораниенбаумского шоссе). Летом 1761 года на даче своего отца поселилась Екатерина Романовна. В своих «Записках» она сообщала, что будущая Екатерина II, а в то время ещё великая княгиня:Пётр Фёдорович со своими приближёнными навещал Романа Илларионовича на его даче даже в зимой:
Бывал он здесь и в бытность императором. 24 июня 1762 года, то есть за четыре дня до дворцового переворота, был накрыт «малый стол» на 16 особ в крепости Петерштадт в Ораниенбауме, где обедали графиня Елизавета Романовна Воронцова, графиня Брюс, генерал-майор Измаилов, князь Иван Федорович Голицын, генерал-адъютант Гудович, Штелин и другие:
Вечером все общество отправилось ужинать на дачу графа Романа Илларионовича Воронцова.
Усадьба Мордвиновых
В 1822 году адмирал Ефим Максимович Лупандин продал свою усадьбу адмиралу Николаю Семёновичу Мордвинову[4]. Его потомки владели ей вплоть до 1917 года.
Новые владельцы продолжали использовать деревянные жилые дома и флигели старых хозяев. Во второй половине XIX-начале XX века строятся каменные хозяйственные постройки: кухонный флигель, погреба, оранжерея, арочный мостик, водоподъёмная машина, кирпично-бетонная водонапорная башня в стиле модерн[2][5].
Летом 1891 года Иван Иванович Шишкин создал здесь четыре своих полотна: «Мордвиновские дубы», «Группа дубов на даче графини Мордвиновой», «В лесу графини Мордвиновой» и «Лес. Мордвиново». Графиня Надежда Николаевна Мордвинова так писала о дубах в своих мемуарах:В 1890-е годы усадьба расширилась за счёт покупки дачи Ламздорфов[6].
После революции
В период между Февральской и Октябрьской революциями, усадьба несколько раз подвергалась ограблениям революционно-настроенными солдатами.
В 1918 году здесь расположилась детская колония.
Несмотря на то, что территория усадьбы не была оккупирована немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, она находилась на передовой линии обороны Ораниенбаумского плацдарма и понесла серьёзные разрушения[2]. Сохранились только парк с четырьмя прудами, каменные оранжерея и водонапорная башня (оба здания в аварийном состоянии). Архитектурных чертежей усадьбы не осталось.
|
Усадьба Мордвиновых на Викискладе? |
|---|
Напишите отзыв о статье "Усадьба Мордвиновых"
Примечания
- ↑ Т.А. Шрадер. Петербург и губерния // [www.aroundspb.ru/history/ethnos/colonist.php Правовая и культурная адаптация немецких колонистов в Петербургской губернии в пореформенное время]. — СПб: Наука, 1989.
- ↑ 1 2 3 4 5 Владимир Парахуда. [old.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10277379@SV_Articles В тени мордвиновских дубов]. Санкт-Петербургские ведомости (16 июня 2011).
- ↑ Дашкова Е. Р. [fershal.narod.ru/Memories/Texts/Dashkova/Dashkova.htm «Записки»]
- ↑ 1 2 3 Мордвинова Н. Н. [play.google.com/books/reader?id=TG9AAQAAMAAJ&printsec=frontcover&output=reader&hl=ru&pg=GBS.PA65 Воспоминанія объ адмиралѣ, графѣ Николаѣ Семеновичѣ Мордвиновѣ и семействѣ его. Записки дочери его графини Н. Н. Мордвиновой]. — СПб: Типография морского министерства, 1873. — С. 65. — 107 с.
- ↑ [www.citywalls.ru/house21289.html Водонапорная башня (Усадьба Мордвиновых), Модерн, Ломоносов Левитана ул., 2х]
- ↑ Ольга Бардышева. [www.mo-lomonosov.ru/ofitsialnye-smi/1138-16-166-ot-23-dekabrya-2014 По Петергофской дороге: «Гости съезжались на дачу»]. Муниципальный Ломоносов (23 декабря 2014).
Ссылки
| ||||||
Отрывок, характеризующий Усадьба Мордвиновых
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
