Знаменка (усадьба)

Знаменка (ранее также мыза Знаменская, Знаменская дача) — бывшая усадьба на Петергофской дороге (современный адрес — г. Петергоф, Санкт-Петербургское шоссе, 115). Прилегает к парку «Александрия» с востока. С запада прилегает усадьба «Михайловка». С севера ограничена Финским заливом, с юга — Петергофской дорогой

Владельцы

• 1710 — стольник И. И. Ржевский
• 1755 — граф А. Г. Разумовский
• 1771 — граф К. Г. Разумовский
• 1787 — граф А. П. Шувалов
• генерал И. В. Мельгунов
• 1789 — сенатор П. В. Мятлев
• 1835 — император Николай I
• 1856 — великий князь Николай Николаевич Старший
• 1891 — великий князь Пётр Николаевич

После революции в усадьбе находились советские учреждения. С конца 1970-х годов в усадьбе был расположен пансионат «Усадьба Знаменка».

Постройки

При графе Алексее Разумовском в 1760—1770-х годах были сооружены двухэтажный дворец и церковь святых апостолов Петра и Павла. Церковь была возведена в 1771 году на месте старой деревянной (1722), проект в старину приписывался Растрелли. При сенаторе Мятлеве был надстроен третий этаж дворца. Сенатор был настолько привязан к имению, что купил ещё и другую усадьбу на Петергофской дороге, дав ей имя Ново-Знаменка. В 1835 году у наследников Мятлева усадьбу приобрёл для своей супруги Николай I.

Перестройка дворца под руководством архитектора А. И. Штакеншнейдера началась при великом князе Николае Николаевиче. Были заново оформлены Греческий зал и Рафаэлиева галерея. В 1857—1859 годах дворец был ещё раз полностью перестроен по проекту архитектора Г. А. Боссе; на этот раз фасады и интерьеры были выполнены в стиле русского барокко. Одновременно (в 1853—1855) по проектам Боссе были построены конюшенный двор на 100 лошадей, кухонный корпус, дом смотрителя, оранжереи, два дома садовых мастеров, перестроена церковь. Церковь святых апостолов Петра и Павла была также частично перестроена в 1877 году. В 1867 году по проекту архитектора Н. Л. Бенуа на Петергофской дороге построена часовня преподобного Иосифа Песнопевца.

Во время Великой Отечественной войны в Знаменке были расположены немецкие войска, усадьба пострадала и большей частью восстановлена лишь в 1970-х годах под руководством архитектора М. М. Плотникова. Однако конюшни так и остались в руинах, а церковь Петра и Павла с часовней Иосифа Песнопевца восстановлены были только в 1990-х.

Парк

Знаменка представляет собой памятник садово-паркового искусства XVIII—XIX веков. Парк разделяется на Верхний и Нижний сады. В посадках преобладают лиственные деревья. В Верхнем саду расположены Большой и Малый пруды.

Источники

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810425000

• [encspb.ru/object/2804004950 Статья в энциклопедии «Санкт-Петербург»]
• Горбатенко С.Б. Петергофская дорога: Историко-архитектурный путеводитель. СПб., 2001. ISBN ISBN 5-8015-0113-4.

Отрывок, характеризующий Знаменка (усадьба)

– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.