Фельдъегерский корпус
Фельдъегерский корпус — формирование (корпус, воинская часть) специального назначения в Вооружённых Силах России (Русская Императорская Армия и Флот) в 1796 — 1918 годах.
Девиз — «Промедлить — значит потерять честь!». Штаб-квартира Фельдъегерского корпуса Его Императорского Величества до 1918 года: Санкт-Петербург, Набережная реки Фонтанки, дом № 90.
Содержание
История
17 декабря 1796 года, император Павел I подписал Указ о создании отдельного фельдъегерского корпуса — специальной группы, предназначенной для несения военно-курьерской службы связи и выполнения специальных поручений императора, в составе одного офицера и 13 фельдъегерей, начальником (старшим) был назначен, 10 декабря, армейский капитан Шелганин.
«Преображенского полка унтер-офицер Шелганин произведен в армейские капитаны, коему и быть при фельдъегерях»— Указ императора Павла I, от 10 декабря 1796 года.
В 1797 году, указом от 2 февраля, в связи с большим объёмом работы по обеспечению доставки важнейших правительственных документов по Российской империи и за её границы, а также выполнения многочисленных государственных поручений императора, численность личного состава корпуса была увеличена, до двух офицеров и 30 фельдъегерей. Корпус был укомплектован, методом отбора (знание иностранных языков и так далее), до положенного по штату количества военнослужащих за счёт личного состава преимущественно Кавалергардского полка, оставшиеся вакансии за счёт унтер-офицеров лейб-гвардии Измайловского, Преображенского и Семёновского полков Русской императорской армии.
В 1800 году опять численность офк была увеличена уже до 4 офицеров и 80 фельдъегерей.
После Февральской революции (переворота) 6 марта 1917 года Фельдъегерский корпус принес присягу на верность Временному правительству. Он практически в полном объёме продолжал выполнять все свои обязанности даже после событий октября 1917 года — вплоть до момента его официального расформирования в январе — мае 1918 года. Уволенные по сокращению штатов, частично его чины влились в ряды Белой и Красной армий, приняв участие в создании фельдъегерской связи антибольшевистских правительств и правительства большевиков. Летом 1918 года в Поволжье в составе Военного ведомства правительства Комитета членов Учредительного собрания был образован Отряд военных курьеров, обеспечивавших военно-курьерскую связь правительства и формируемой им Народной армии. Аналогичная структура в это же время была создана при штабе Сибирской армии так называемого Временного Сибирского правительства. Фельдъегерская служба была воссоздана принявшим на себя звание Верховного Правителя России адмиралом А. В. Колчаком, находясь в структуре штаба Восточного фронта и ставки Верховного Главнокомандующего, она обеспечивала связь между правительством в городе Омск и действующей армией, прекратив существование вместе с военным поражением Белого движения в 1922 году.
Предназначение
Личный состав Фельдъегерского корпуса (фельдъегеря) обеспечивал надежной курьерской связью Императора, других высоких особ и правительственных органов (доставку приказов, донесений, ценных бумаг, посылок, перевозку золота, больших сумм денег, доставку трофейных знамён, ключей от взятых городов), а также сопровождение и охрану высокопоставленных лиц. Комплектовался корпус из чинов гвардии.
В царствование Императора Николая I на корпус было возложено сопровождение всех особо опасных государственных преступников к месту их заключения.
Руководство (года)
Старший группы фельдъегерей
- Шелганин, армейский капитан (1796—1799);
- штабс-капитан Пешков Леонтий Николаевич (1904—1918). Награды: орден Св. Станислава 3 степени с мечом и бантом Фельдъегерского корпуса; Французский кавалерский орден Черной Звезды; орден Бухарской Золотой звезды 3 степени; ордена Св. Анны 3 и 2 степени; орден Св. Равноапостольского Владимира 4 степени.
См. также
Напишите отзыв о статье "Фельдъегерский корпус"
Литература
- Фельдъегерский корпус // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Большая советская энциклопедия (БСЭ), Третье издание, выпущенной издательством «Советская энциклопедия» в 1969—1978 годах в 30 томах;
- «Ташкент» — Ячейка стрелковая / [под общ. ред. А. А. Гречко]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1976. — 690 с. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 8).</span>;
- Военный энциклопедический словарь (ВЭС), М., ВИ, 1984 г., 863 стр. с иллюстрациями, 30 листов;
Отрывок, характеризующий Фельдъегерский корпус
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.
Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
