Ходзько, Иосиф Иванович

Иосиф (Осип) Иванович Ходзько
Дата рождения	6 декабря 1800(1800-12-06)
Место рождения	Кривичи, Литовская губерния, Российская империя
Дата смерти	21 февраля 1881(1881-02-21) (80 лет)
Место смерти	Тифлис, Тифлисская губерния, Российская империя
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	Генеральный штаб
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Кавказская война, Крымская война
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1848), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1855), Орден Святой Анны 1-й ст. (1859), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1862), Орден Белого Орла (1868)

Иосиф (Осип) Иванович Хо́дзько (польск. Józef Chodźko, бел.- Юзэф Янавiч Ходзька) — генерал-лейтенант Генерального штаба российской армии, российский военный геодезист, географ и картограф, учёный-исследователь с мировым именем, инициатор и главный исполнитель Большой Кавказской триангуляции, названной его именем; поляк, уроженец территории современной Беларуси, по вероисповеданию — католик. Член-учредитель и Руководитель Кавказского Отдела Императорского Русского географического общества; по выходу Ходзько в отставку Кавказский Отдел ИРГО назначил Премию его имени за лучшее географическое сочинение по географии Кавказа.

Биография

Родился 6 декабря 1800 года в местечке Кривичи на реке Сервечь, Литовская губерния, Российская империя (сейчас Мядельский район Минская область) в многодетной семье известного политического и общественного деятеля Речи Посполитой польского педагога и литератора Яна Ходзько.

Учёба и образование

После домашнего воспитания поступил в Виленскую гимназию. В шестнадцать лет поступил на физико-математический факультет Виленского университета, который успешно окончил в 1821 году, занимаясь по преимуществу астрономией и геодезией. В университете близко сошелся с Адамом Мицкевичем, Томашем Заном и их друзьями и вступил в тайное польское патриотическое «Общество филоматов». Российские власти разгромили организацию, арестовав тех её членов, имена которых выявила Следственная комиссия.

"Общий именной список принадлежавших к тайному обществу филаретов, существовавшему в Вильне, между учениками Виленского университета равно оговоренных и неотысканных, учинен в Следственной Комиссии 1824 года мая 13 дня" сообщает про него следующее:

"Осип Ходзько, свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части прапорщик, 23 лет, Минской губ., Вилейского уез., где состоит имение отца его, б. Председателя Минского главного суда; проводник голубого союза. Находится и ныне на службе в той же свите". 

Для того, чтобы избежать ареста, суда и высылки за пределы родины Ходзько, по совету своего преподавателя И. А. Снядецкого вынужден был поступить на военную службу в российскую армию.

Поступление на военную службу

Наполеоновские войны в Европе показали слабую обеспеченность точными топографическими картами Западного театра военных действий Российской империи. Император Николай I согласился с предложением российской топографической службы о необходимости новейших топогеодезических измерений на основе методов триангуляции и прикладной астрономии. Император отдал соответствующий Указ и приказал министру финансов выделить необходимые средства для проведения весьма дорогостоящих работ. Итогом геодезических измерений на строгой математической основе должна была стать серия топографических карт различного масштаба и назначения. Одновременно создавалась надежная опорная сеть тригонометрических пунктов на местности.

В 1816 было начато первое масштабное в России геодезическое измерение — триангуляция Виленской губернии под руководством полковника Карла Ивановича Теннера. Нуждаясь в сотруднике с высшим математическим образованием для производства астрономических наблюдений, Теннер обратился к ректору Виленского университета, астроному Ивану Андреевичу Снядецкому. Профессор рекомендовал ему своего адъюнкта Юзефа Ходзько, готовившегося в то время к экзамену на степень магистра физико-математических наук. По ходатайству Теннера выпускник университета Ю. Я. Ходзько 20 января 1821 года зачислен колонновожатым в свиту Его Величества по квартирмейстерской части и в следующем году, 23 мая, произведён в прапорщики гвардейского Генерального штаба. В 1822. г. Ходзько был зачислен в Корпус военных топографов. Белорусские земли окончательно были присоединены к Российской империи в 1794 после подавления национально освободительного восстания под руководством Тадеуша Костюшко. По тогдашней негласной канцелярской традиции инородцы — выходцы из нерусских областей, — должны были изменять свои имя, отчество, а в отдельных случаях — и фамилию, на иные, благозвучные и привычные русскому уху имена. Так Юзеф Янович в русской традиции в дальнейшем в официальной документации Российской империи стал именоваться Иосифом Ивановичем. Иногда в русской литературе также встречается написание: Осип Иванович Ходзько.

Геодезические работы в Северо-Западном крае

С 1824 г. Ходзько был одним из самых деятельных сотрудников Теннера по производству геодезических и астрономических определений триангуляции: вначале Виленской, а затем Гродненской, Минской и Курляндской губерниях, проводившихся для создания военно-топографических карт России. Одновременно Ходзько выполняет чрезвычайно ответственные градусные измерения базовой Европейской дуги меридиана в тех же губерниях, которая позже получила название Большая дуга Струве. В описаниях этих работ, которые печатались в «Записках Военно-топографического депо», подробно приведены ежегодные труды Ходзько. По отзыву специалистов, труды эти отличались особенною точностью и добросовестностью. Из этих описаний, между прочим, видно, что Ходзько, ещё студентом, в 1824 совместно с директором Виленской обсерватории Петром Славинским определил широту первоклассного астрономического пункта Эйтентац, а три года спустя, с астрономом той же обсерватории Грушневичем производил астрономические определения на пунктах градусного измерения в Белине и Немеже.

В 1828 Ходзько участвовал в соединении Литовского градусного измерения с Лифляндским, которое осуществлял тогдашний директор Дерптской обсерватории Василий Струве. В 1833 году дивизионный квартирмейстер 15 пехотной дивизии, в 1834 году старший адъютант штаба по части Генерального Штаба 5 пехотного корпуса.

Военно-стратегическое разведывание Молдавии и Валахии

Военная статистика объективно показывала, что наибольшие потери в армии несёт квартирмейстерская служба. В обязанности квартирмейстера русской армии входили: знание нескольких языков, включая местные, отличная воинская выучка, знание топографии, умение безошибочно ориентироваться на незнакомой местности, определять инструментально координаты мест, составлять военно-географические описания, чертежи и планы и многое другое. Для офицера-квартирмейстера были характерны инициативность, личная храбрость и бесстрашие, живой ум и быстрота мышления. Квартирмейстер всегда находился впереди наступавших войск, непрерывно осуществляя оперативную и тактическую разведку, выявляя местоположение противника, изучая дороги, мосты, переправы, броды, горные перевалы и проходы, собирая лично или путём перекрестных опросов необходимую информацию и оперативно доставляя её своему командованию. В силу этих обстоятельств гибель квартирмейстеров была в войсках обычным делом. И лишь наиболее подготовленные, умные и осторожные квартирмейстеры могли с успехом выполнять возложенные на них обязанности. Одной из обязанностей Квартирмейстерской службы являлось также определение войск и командного состава армии «на квартиры» — места отдыха и ночлега; отсюда и проистекало название Службы. Все квартирмейстеры являлись офицерами Генерального штаба.

В 1831 офицер квартирмейстерской службы Иосиф Ходзько был командирован на топографические и геодезические съемки на Дунае, в зоне действия русских войск против турок в Молдавии и Валахии. Отдельным заданием было военно-географическое изучение незнакомой страны, которая ныне составляет территорию Румынии. В 1833 офицер назначен дивизионным квартирмейстером 15-й пехотной дивизии. В 1834 Ходзько — Старший адъютант по квартирмейстерской (разведывательной) части Генерального штаба в Штабе 5-го пехотного корпуса. Помимо текущей топогеодезической съемки местности и составления военных карт и планов, офицер выполнил секретное военно-стратегическое исследование театра военных действий, известное как «Военно-статистическое описание княжеств Молдавии и Валахии». Описание было прочитано и одобрено Императором Николаем I, который наградил Ходзько за исполненный труд орденом. В интересах армии Ходзько также лично с помощниками произвёл точную топографическую съемку сильнейшей турецкой крепости Силистрия на реке Дунай. Это позволило русской артиллерии осуществлять точное бомбометание и ракетные обстрелы, а позднее — взять турецкую крепость штурмом с меньшими потерями наступавшей пехоты.

В 1834 Ходзько переведен в состав русского Вспомогательного отряда, находившегося под начальством Н. Н. Муравьева на Босфоре.

«Большая Кавказская триангуляция Ходзько»

Работы Ходзько принесли ему известность. В апреле 1840 г., по ходатайству Командующего Отдельным Кавказским корпусом генерала Евгения Головина, он был назначен на Кавказ для производства геодезических и топографических работ и произведён в подполковники. В такой горной стране, как Кавказ, тригонометрические измерения, столь необходимые для топографических съемок и составления географических карт, считались неосуществимыми. Помимо трудностей природного характера, наблюдалось также ненадежное политическое положение в незамиренном крае.

Проведя рекогносцировку и беглое изучение территории будущих работ, Ходзько обосновал возможность и необходимость картографирования горной страны Кавказ на строгой математической основе геодезических и астрономических определений. Император дал своё согласие на производство триангуляции Закавказья. Руководителем работ он назначил подполковника Ходзько, предоставив офицеру весьма широкие полномочия. В своей деятельности Ходзько теперь подчинялся лично императору и ему же был подотчётен.

Однако вследствие возобновления военных действий на Кавказе геодезические работы были приостановлены. В 1844 г. Иосиф Ходзько был командирован в Пулковскую обсерваторию под Санкт-Петербургом для ознакомления с новейшими усовершенствованиями по части геодезии и прикладной астрономии. В личной аудиенции у Николая I офицер подробно рассказал о необходимости, практической возможности и перспективах геодезического измерения горной страны Кавказ. Ходзько был произведен в полковники.

С назначением Главнокомандующим Отдельного Кавказского корпуса графа Михаила Семёновича Воронцова на основе рекомендаций и при живейшем участи полковника Ходзько был составлен Проект триангуляции всего Кавказа, одобренный императором в 1846. Согласно этому грандиозному плану, Большая триангуляция Кавказской горной страны должна быть осуществлена за шесть лет, начиная с 1847. Начальником Кавказской триангуляции русский царь назначил полковника Ходзько. Никогда ранее Топографическая служба русской армии не сталкивалась со столь трудной и опасной задачей. Получив необходимые точные и дорогостоящие геодезические и астрономические приборы и инструменты, Ходзько выехал из Санкт-Петербурга в Тифлис, ныне называемый Тбилиси.

Для начала топогеодезических работ на Кавказе необходим был надежно измеренный протяжённый базис. От точности его проложения на местности зависела и точность всех последующих топогеодезических работ на Кавказе.

В 1842 Ходзько сформировал особый геодезический Отряд, который и приступил к геодезическим измерениям. Полковник лично выбрал участок степи по правому берегу реки Кура, в Елизаветпольской губернии, где и был заложен исходный базис. Ходзько необычайно тщательно вместе с помощниками железной цепью выполнил вначале — измерение относительно прямого базисного отрезка на местности длиною в 8 с половиной вёрст, а затем — математическим путём учёл погрешности измерения и тригонометрически рассчитал его проекцию на гипотетическую идеальную плоскость.

Теперь можно было приступать к работе. Геодезический отряд под командованием полковника Ходзько выступил в горы. Работы с перерывами продолжались до осени 1853. Трудно себе вообразить, какие препятствия приходилось Ходзько преодолевать при осуществлении триангуляции; большинство наблюдений делалось на покрытых вечными снегами вершинах Главного Кавказского хребта или же на таких высотах, которые свободны от снега в течение лишь одного или двух месяцев, при июльской температуре в 3° днем и −13° по ночам. Нередко приходилось вступать в стычки с воинственными горцами. Однако наибольшие потери военный геодезисты несли из-за различных болезней и недомоганий. Усилиями Отряда Ходзько и его помощников вся горная страна получила сеть опорных точек и теперь на прочной геодезической основе можно было впервые за все существование Кавказа составить его полные и точные географические карты.

В сложной горной местности, в условиях военных действий русских войск против горцев Ходзько за 14 лет трудной и опасной службы выполнил геодезические работы на площади около 440,5 тыс. км2.

Военно-геодезическая экспедиция Ходзько на Большой Арарат 1850 года

В 1850 году Ходзько совершил восхождение на Большой Арарат (выс. 5165 м), где находился пять суток, работая в глубоком снегу. Он поднялся на более возвышенную, западную вершину библейского исполина и водрузил на ней крест. Кроме метеорологических наблюдений, Ходзько измерил 134 зенитных расстояния главнейших пунктов триангуляции. Это была высшая точка, на какой когда-либо производились геодезические измерения. Затем ученый выполнил необходимые расчеты на второй вершине горы - Малом Арарате (выс. 3925 м).

О трудностях этой работы Ходзько писал: "На самой вершине 19-го и 20-го (августа) я чувствовал расслабление всего организма, грудь была сильно стеснена, голова как железным обручем крепко связана... При каждом немного ускоренном движении постоянно прекращалось дыхание..."

В июле 1851 года, находясь на одной из вершин Главного Кавказского хребта — Галавдуре, он наблюдал полное солнечное затмение, а также, во время полного закрытия Луной Солнца, — солнечные протуберанцы. Эти наблюдения, единственные в своем роде, имели важное научное значение, так как устранили сомнение многих в реальности этих выступов и принадлежности их к солнечной атмосфере. Эти наблюдения, оцененные астрономами, Ходзько описал в статье «Свод наблюдений, произведенных в разных местах Кавказского и Закавказского края 16/28 июля 1851 года», напечатанной в 1852 году в 1-й книге «Записок Кавказского отделения Императорского Русского географического общества».

Только с 1847 по 1852 гг. Ходзько работал на вершинах пяти кавказских гор, высотой от 2,5 тыс. до почти 4 тыс. м. Преодолев все природные и военные опасности, болезни и мучительные переходы по горам, ущельям и ледникам, Ходзько в 1853 г. завершил Закавказскую триангуляцию. Были точно определены географическое положение и высота над уровнем моря 1386 пунктов, что дало возможность позже начать точные топографические съемки Закавказья.

6 декабря 1853 года Ходзько был произведён в генерал-майоры.

В 1854 году Ходзько закончил капитальнейший труд — тригонометрическое измерение Закавказского края, давшее в результате точное определение 1386 пунктов по географическому положению и высоте их над уровнем моря. Лишь с окончанием этого измерения имелась возможность приступить к точным съемкам и к размежеванию Закавказского края.

26 ноября 1848 года Ходзько за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах был удостоен ордена св. Георгия 4-й степени (№ 7973 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова).

Крымская война и боевые действия на Кавказе

С началом Крымской войны он был назначен начальником геодезического отряда, сформированного для топографических съёмок при движении российских войск в Азиатской Турции; во время кампании заведовал всеми полевыми съёмочными работами, в том числе проводил топографические работы в районе Эрзерума, а также снял подробнейший план осаждённой турецкой крепости Карс. За боевые отличия был награждён орденом св. Станислава 1-й степени.

В 1860 году ему была поручена триангуляция всего Северного Кавказа, а два года спустя, 17 апреля 1862 года, он был произведён в генерал-лейтенанты, с назначением состоять при российской Кавказской армии; этим закончилась его активная деятельность по службе.

Научные заслуги и общественное признание

За выдающийся вклад в географическую науку Ходзько в 1868 г. была присуждена высшая награда Императорского Русского географического общества - большая Константиновская медаль. Комиссия, составленная из учёных, в представленном по этому поводу докладе дала такой отзыв об его трудах:

«Триангуляция генерала Ходзьки по точности своей удовлетворяет не только всем картографическим требованиям, но и строжайшим требованиям геодезии. По трудности же выполнения, по самоотвержению производителя работ она легко может соперничать со всеми подобными работами, произведёнными где-либо на земном шаре, не исключая Индийской триангуляции, прославившей 25 лет тому назад имя Эвереста».

Научная и практическая значимость геодезических работ Ходзько была высоко оценена выдающимся немецким естествоиспытателем и географом А. Гумбольдтом и известным русским астрономом и геодезистом, академиком В.Я.Струве.

Научные работы публиковал на русском, французском и немецких языках. Почетный член Русского географического общества с 1868 года. Учредил премию имени И. Ходьки за лучшую работу по географии Кавказа.

В 1871 году, Ходзько праздновал 50-летний юбилей своей деятельности. По этому случаю Императорское Русское географическое общество прислало ему диплом на звание Почётного члена, при собственноручном рескрипте его председателя; таким же рескриптом удостоил юбиляра покровитель Кавказского отдела этого Общества, великий князь Михаил Николаевич, а Кавкавский отдел назначил Премию его имени за лучшее описание Кавказа. В 1874 г. он исследовал ледники горы Казбек.

Геоморфология

В своих научных трудах Ходзько одним из первых европейских исследователей обратил внимание на генезис горного рельефа и дал ему свою интерпретацию с позиций геоморфологии. Свободно владея французским и немецким языками он внимательно следил за географической и геологической литературой Европы. Главной загадкой европейских геологов того времени являлось образование горного рельефа Земли. В части гипотезы образования собственно гор Кавказа он являлся сторонником геодинамической теории немецкого геолога Леопольда Буха. Возникновение гор эта теория объясняет «дуалистическим процессом вулканизма», выраженного в рельефе вначале — как «кратеры поднятия», а затем — «кратеры извержения». Исследуя горы Кавказа, Ходзько неоднократно находил свежие следы недавней вулканической деятельности в этой горной стране. Исследователь также отчетливо понимал эрозионную деятельность горных рек Кавказа и наблюдал лично, а затем описал прорезание реками единых геологических структур. На основе многолетних полевых экспедиционных работ и первой в мире математически точной карты Кавказа, составленной на основе выполненной им же геодезической съёмки, Ходзько опубликовал работу по географии и геоморфологии Кавказа. В этой работе он предложил оригинальное районирование горной страны на основе ясных орографических признаков. Таким образом, военный географ Ходзько — один из основоположников европейской школы геоморфологии. Отлично зная рельеф горной страны, резко критиковал французский проект прокладки железной дороги на Кавказе, который не учитывал морфологию горного рельефа и удорожал работы. Свои взгляды на природу Кавказских гор изложил на Всемирном географическом Конгрессе в Париже, который посетил как делегат Императорского Русского Географического общества.

Последние годы

Ходзько выписал из Беларуси в Тифлис своих обнищавших родственников: сестру, её мужа и детей, и всячески поддерживал их материально до конца своих дней. Учёный продолжал трудился на пользу науки, помещая в российских и иностранных журналах статьи по геодезии и метеорологии, а также подготовил к печати обширный труд «Об орографии и географии Кавказа», который до настоящего времени не опубликован. Лишь с 1879 вследствие полного расстройства здоровья, он прекратил свои ученые занятия.

Мелентий Яковлевич Ольшевский, долгое время служивший вместе с Ходзько на Кавказе и живший с ним на одной квартире в Тифлисе, писал: «Как охотник поговорить, а пожалуй и посплетничать в свободное время от математических своих вычислений, он более или менее знал о всех городских новостях. От него я узнал не только о многих служебных, но и таких частных новостях, которые могли меня не интересовать собственно потому, что личности, о которых шла речь, были мне вовсе неизвестны…».

Генерал-лейтенант Иосиф Иванович Ходзько скончался в Тифлисе 21 февраля 1881 года и был похоронен на католическом кладбище.

Государственные награды

Ордена:

• Орден святой Анны 3-й степени;

• Орден святого Георгия 4-й степени - 26 ноября 1848 г. "За беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах". (№ 7973 по списку Григоровича-Степанова);

• Орден святого Станислава 1-й степени с мечами -1855 г.;

• Орден святой Анны 1-й степени с мечами над орденом - 1859 г;

• Орден святого Владимира 2-й ст. - 1862 г.;

• Орден Белого Орла - 1865 г..

Иностранные:

• Турецкая золотая медаль - 1833 г.

Другие:

• знак отличия «за ХХХ лет беспорочной службы» -1956 г.;

• знак отличия «за L лет беспорочной службы».

Работы

Общий взгляд на орографию Кавказа// Зап. Кавказского отд. ИРГО. Тифлис, 1884. Кн. 6.

Память

• Триангуляция горной страны Кавказ, выполненная с величайшей возможной точностью получила в истории мировой геодезии название «Большая Кавказская триангуляция Ходзько».
• Кавказский Отдел Императорского Русского Географического общества назначил Премию его имени, вручаемую ежегодно за лучшее географическое сочинение по географии Кавказа.
• В костёле святого Андрея Апостола ордена тринитариев в Кривичах (Мядельский район) на стене установлена памятная доска в память ученого-земляка И. Ходзько.
• 21 декабря 2016 года в минском Доме офицеров состоялась научная конференция, посвященная 200-летию со дня рождения Иосифа Хдзько.

Источники

• Некролог // «Русский инвалид»,.-1881 г. - № 49, 54
• Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. - СПб., 2003
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Список генералам по старшинству на 1872 год.
• К истории тайных обществ и кружков среди литовско-польской молодежи в 1819-1823 гг. 1. Рапотр сенатора Новосильцова; 2.Список членам Общества Филаретов./ Издал Ф. Вержбовский. - Варшава: Типография Варшавского учебного округа, 1898 (репринтное издание: Битовт Ю.Ю. Указ. соч. - М., 2012).
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). - СПб., 1869.
• Большаков Н. Н., Вайнберг В. В., Никитин П. Н. Иосиф Иванович Ходзько. Ученый-геодезист. М.: Геодезиздат, 1960. - 145 с., 1 карт.
• Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769-1920. Биобиблиографический справочник. Отв. сост. В.М. Шабанов. - М., "Русскiй мiръ", 2004. - 928 c., ил.
• Кисель В.П. Открыватели Мира. - Мн. 2000. - С.428-429.
• Стебницкий И.И. Иосифъ Ивановичъ Ходзько 1800-1881.//Известия Кавказского отдела ИРГО. Том 7. - Тифлис, 1881
• Захаренко И.А., Кобелев Г.П. Военный ученый-геодезист Иосиф Иванович Ходзько // Геодезия и картография. - 2001. - № 2. - С. 32-36.
• Захаренко И. А. Горная страна Кавказ как арена вооруженной борьбы // Жизнь и деятельность геодезиста и географа генерал-лейтенант Иосифа Ивановича Ходзько. 1800-1881. Материалы Международной научной конференции. – Мн., 2001. – С. 49-57.
• Захаренко И. А. Иосиф Иванович Ходзько. Жизнь и деятельность ученого, военного геодезиста и географа // Жизнь и деятельность геодезиста и географа генерал-лейтенант Иосифа Ивановича Ходзько. 1800-1881. Материалы Международной научной конференции. – Мн., 2001. – С. 4-15.
• Захаренко О. И. Иосиф Иванович Ходзько. Востоковед-белорус // Журнал факультета международных отношений БГУ. - 2002. - № 1. - С. 27-28.
• Захаренко И.А. И.И. Ходзько – основоположник триангуляции на Кавказе (вторая половина ХIХ в.) // Научная мысль Кавказа. 2008. № 2. С. 41-46.
• Энцыклапедыя Гiсторыi Беларусi. Том 6. Ч. 2. - Мн. 2003. - С.73.
• Гіль М., Драўніцкі Я. Былыя сядзібы і паркі Паазер'я. Мядзельшчына. - Паставы: Сумежжа, 2008.-С.37.

Ссылки

• [csl.bas-net.by/web/pages/science-history/history12.asp Иосиф Ходзько]. База данных "История белорусской науки в лицах" Центральной научной библиотеки им. Я.Коласа НАН Беларуси. Проверено 9 ноября 2011. [www.webcitation.org/66XrwLuSz Архивировано из первоисточника 30 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Ходзько, Иосиф Иванович

Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.