Церковь Александра Невского в Красном Селе

Православная церковь
Храм святого благоверного великого князя Александра Невского
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург, Красное Село, переулок Щуппа, д. 10
Конфессия	Православие
Епархия	Санкт-Петербургская
Тип здания	Церковь
Архитектурный стиль	псевдорусский
Автор проекта	В. А. Колянковский
Первое упоминание	1885 год
Дата постройки	1890
Дата упразднения	1932—1942 год, 1944—1947 годы
Приделы	святого благоверного великого князя Александра Невского.
Реликвии и святыни	чудотворная икона св. прав. Симеона Богоприимца
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810253000
Состояние	Действующий храм, нуждается в ремонте.
Сайт	[alexnev.ru Официальный сайт]

 памятник архитектуры (федеральный)

Хра́м свято́го благове́рного кня́зя Алекса́ндра Не́вского в Красном Селе — православный храм в Санкт-Петербурге.

Храм относится к Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви (Московский Патриархат), входит в состав Красносельского благочиннического округа. Настоятель — протоиерей Александр Викторович Дягилев

История

Первый храм

В 1865 году в Красном Селе был построен комплекс зданий Красносельского военного госпиталя, при котором в 1885 году по инициативе главнокомандующего войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа великого князя Владимира Александровича по проекту военного инженера В. А. Колянковского была построена небольшая деревянная церковь во имя святого благоверного князя Александра Невского.

Храм был освящён 2 (14) октября 1885 года благочинным гвардейского духовенства протоиереем Александром Желобовским.

Через пять лет церковь обветшала, и встал вопрос о её капитальном ремонте. Для этого из казны была выделена некоторая часть средств.

Современный храм

Несмотря на то, что средства на ремонт храма были выделены, было решено построить новую церковь. Основными жертвователями были купец А. Ф. Черепенников, потомственный почетный гражданин П. Давыдов, купец В. А. Юдаков и заведующий военным госпиталем полковник В. Н. Смельский

Проект новой деревянной церкви был также разработан В. А. Колянковским. Строительство было начато в апреле 1890 года

Новопостроенный храм был торжественно освящён 16 (28) июля 1890 года протопресвитером военного и морского духовенства Александром Желобовским в сослужении благочинного армейских храмов Санкт-Петербурга священномученика протоиерея Алексия Ставровского и местного красносельского духовенства в присутствии великого князя Владимира Александровича и его супруги великой княгини Марии Павловны.

Госпитальный храм принадлежал военному ведомству до 1917 года. Прихожанами этого храма являлись чины Красносельского военного госпиталя и Красносельского гарнизона, а также местные жители близлежащих Коломенской и Фабричной слобод.

В 1906 году к храму была приписана церковь святителя Николая Чудотворца в Авангардном лагере. Кроме того, к госпитальной церкви относилась каменная часовня на Красносельском военном кладбище, построенная в 1895 году.

В декабре 1927 года приход храма примкнул к Иосифлянскому движению.

Церковь закрыли 21 ноября 1932 года, через год храм был передан под подсобное помещение воинской части.

Во время Великой Отечественной войны Красное Село находилось в зоне немецкой оккупации. По просьбе местных жителей немецкое командование в начале 1942 года разрешило открыть храм. Он действовал год.

После войны Александро-Невская церковь оставалась единственным в Красном Селе неразрушенным храмом. В 1946 году местные жители направили ходатайство об открытии церкви, на что было получено согласие. В 1947 году были начаты работы по ремонту уцелевшего храма, освящение которого 2 июля 1947 году совершил настоятель Николо-Богоявленского морского собора в Ленинграде протоиерей Павел Тарасов.

В настоящее время богослужения в храме совершаются по следующему расписанию:

Божественная Литургия — 7:00 (только по воскресеньям и большим церковным праздникам);

Божественная Литургия — 10:00 (ежедневно);

Вечернее богослужение — 17:00 (ежедневно, кроме периода с 15 мая по 15 сентября, когда вечерние богослужения совершаются по особому расписанию; в те дни, когда нет вечерних служб, храм открыт до 15:00; справки по тел. (812) 741-46-16 или на сайте храма: [alexnev.ru/index.php/shedule/month.calendar/] );

Акафисты — 17:00 (еженедельно по четвергам и воскресеньям).

Архитектура, внутреннее убранство

Церковь построена «в русском стиле». В 1953 году с южной стороны храма была сделана пристройка закрытой веранды.

Вместимость — до 500 человек.

В 1907 году в храме был установлен новый престол из белого мрамора, не сохранившийся в настоящее время. Деревянный трехъярусный иконостас и два высоких киота с коринфскими колоннами были перенесены сюда после Великой Отечественной войны из Александро-Невской церкви в деревне Александровка близ села Тайцы, построенной в 1790-х годах.

Большинство икон в храме старые, принесенные в разное время прихожанами. Одной из главных достопримечательностей храма является находящаяся на правом клиросе небольшая икона Симеона Богоприимца с Богомладенцем на руках, ранее находившаяся в Красносельской Троицкой церкви. Икона была обретена в районе Красного Села, называемого «Скачки» 11 мая (ст. ст.) 1800 г. во внезапно забившем из земли источнике воды. Вода размыла немалый водоём, на поверхности которого удивлённые местные жители обнаружили плавающую икону. Был приглашён священник Свято-Троицкой церкви, который взял икону с поверхности воды и отнёс в свой храм. На месте обретения иконы позже была построена часовня (ныне утрачена, есть проект восстановления). От иконы были явлены многие чудеса, и она стала главной святыней всего Красного Села. Многие люди специально приезжали в Свято-Троицкую церковь для молитвы перед этой иконой, было явлено немало чудес. Особо икону почитали Императрица Мария Федоровна, и Император Александр II, который специально приезжал в Красное Село для молитвы перед этой иконой перед принятием важных государственных решений. Известно, что и другие Императоры и члены их семьи считали своим долгом посетить Свято-Троицкую церковь для молитвы перед иконой св. прав. Симеона; как правило это происходило во время знаменитых Красносельских военных манёвров Российской Императорской Гвардии. Икона была украшена богатой серебряной с позолотой ризой (ныне утрачена), в центре которой был помещён золотой перстень (дар Императрицы Марии Федоровны). Несмотря на утрату драгоценной ризы икона была спасена верующими людьми после закрытия Свято-Троицкой церкви Красного Села, и после Великой Отечественной войны была передана в единственную открытую в Красном Селе Александро-Невскую церковь. В настоящее время ведутся переговоры о возможном ежегодном крестном ходе из Александро-Невского храма в Свято-Троицкий, а на следующий год из Свято-Троицкого в Александро-Невский с переносом иконы св. прав. Симеона. На время отсутствия иконы в одном из храмов её место будет занимать точная копия, освящённая перед иконой-оригиналом. Возможно также временное размещение иконы св. прав. Симеона в часовне, построенной на месте её обретения в Скачках, рядом с источником.

На колокольне находились семь колоколов, самый большой из которых весил 486 кг. В 2011 году колокола храма были заменены на новые, однако самый большой колокол остался прежним, новые колокола были подобраны в его тональности (до-диез).

Указом Президента РФ от 20 марта 1995 года № 176 церковь была вновь включена в число объектов исторического и культурного наследия как памятник архитектуры федерального значения.

Настоятели церкви

Настоятели
Первый храм
Даты	Прикомандированный священник (летний период)
1886—1888	протоиерей Дамиан Амвросиевич Борщ (настоятель Адмиралтейского собора)
1889	священник Димитрий Николаевич Камнев (вольнослушатель СПбДА)
май 1890	протоиерей Иоанн Михайлович Знаменский (1818—1897, настоятель Красносельской Троицкой церкви)
июнь—июль 1890	священник Иоанн Хрисанфович Таранец (1850—…)
август—сентябрь 1890	священник Николай Качановский
1891	священник Алексий Минаев
1892	протоиерей Дамиан Амвросиевич Борщ (настоятель Адмиралтейского собора)
1893	иерей Константин Моисеевич Серпухов (священник 88-го Петровского пехотного полка)
Современный храм
Даты	Настоятель
30 апреля (12 мая) — 16 (28) сентября 1894	священник Димитрий Александрович Селецкий (1859—после 1914)
1895	священник Павел Соболев (прикомандирован)
1896—1898	священник Феодор Михайлович Ласкеев (1861 — после 1934, прикомандирован на летние периоды лагерного сбора)
1899	священник Николай Павлович Алитовский (1872—1916, прикомандирован на летний период лагерного сбора)
1900—24 марта (6 апреля) 1903	священник Димитрий Милованов
1903	священник Пётр Добровольский (прикомандирован)
1904—1907	священник Александр Павлович Бехтерев (1870—…)
5 (18) мая 1907—1915	священник Василий Феодорович Словцов (1872— после 1932)
23 сентября (6 октября) 1915—1918	священник Николай Алексиевич Андреев (1864—…)
31 июля 1918 — 7 ноября 1919	протоиерей Василий Павлович Бондырев (1873—…)
1928—1930	протоиерей Николай Сергиевич Телятников (1865—1950-е)
24 августа 1930— февраль 1932	архимандрит Никон (Катанский) (1883—1933)
февраль-4 октября 1932	священник Александр Лепский (иосифлянин)
21 ноября 1932—1942	период закрытия
февраль 1942—1943	священник Иоанн Александрович Пиркин (…—1944)
1943 — 2 июля 1947	период закрытия
3 апреля 1947 — 8 мая 1948	протоиерей Николай Николаевич Ильяшенко (1893—1967)
8 мая 1948 — 24 января 1952	священник Георгий Яковлевич Степанов (1910— после 1985)
24 января 1952 — 19 мая 1955	протоиерей Василий Васильевич Раевский (1889—1974)
10 июня 1955 — 26 мая 1956	протоиерей Владимир Евгеньевич Соколов (1894—1962)
26 мая 1956 — 5 июля 1960	протоиерей Василий Васильевич Раевский (1889—1974)
5 июля 1960 — 27 мая 1970	протоиерей Михаил Васильевич Гундяев (1907—1974)
10 июля 1970 — 9 января 1972	протоиерей Павел Григорьевич Красноцветов (род. 1932)
9 января 1972 — 21 марта 1977	протоиерей Феодор Андреевич Цыбулькин (1913—1990-е)
21 марта 1977 — 20 апреля 1983	игумен Иринарх (Владимир Анатольевич Соловьёв) (род.1940)
20 апреля 1983 — 23 августа 1990	протоиерей Борис Константинович Горчаков (1928—1991)
23 августа 1990 — 5 января 2011	протоиерей Евгений Васильевич Ефимов (1924—2012)
5 января 2011 — по настоящее время	протоиерей Александр Викторович Дягилев (род. 1974)

Литература

• Мещанинов М. Ю. [www.mitropolia-spb.ru/vedomosty/n26/18_2.shtml Храмы Красного Села и его окрестностей] // Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. — СПб., 2002. — № 26—27.

Ссылки

• [sobory.ru/article/index.html?object=00701 Народный каталог православной архитектуры]
• [russian-church.ru/viewpage.php?cat=petersburg&page=88 Сайт «Русские церкви»]
• [krasnoe-spb.narod.ru/index.html Сайт об истории Красного Села]

Отрывок, характеризующий Церковь Александра Невского в Красном Селе

– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.