Черкасов, Алексей Иванович (декабрист)
| Алексей Иванович Черкасов | |
 | |
| Портрет барона А. И. Черкасова. Акварель Н. А. Бестужева, 1828 год | |
|---|---|
| Имя при рождении: |
Алексей Иванович Черкасов |
| Род деятельности: |
военный |
| Дата рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
| Награды и премии: |
|
Барон Алексе́й Ива́нович Черка́сов (15 ноября (26 ноября) 1799 — апрель 1855) — участник восстания декабристов.
Содержание
Начальное образование
Родился в семье белёвского помещика секунд-майора барона Ивана Петровича Черкасова и Марии Алексеевны Черкасовой, урождённой Кожиной.
Воспитывался в Московском университетском пансионе. С 1816 года обучался в Московской школе колонновожатых; 1 февраля (13 февраля) 1817 был зачислен колонновожатым в свиту по квартирмейстерской части. После сдачи экзамена на офицерский чин 26 ноября (8 декабря) 1817 выпущен прапорщиком.
Служба в армии
По окончании училища командирован в Главную квартиру 1-й армии, затем — в Главную квартиру 2-й армии, а в марте 1818 года — в 3-ю драгунскую дивизию для исправления должности дивизионного квартирмейстера. 1 апреля (13 апреля) 1819 был откомандирован на съёмку Подольской губернии. Труды Алексея Ивановича были вознаграждены: 8 апреля (20 апреля) 1821 он был произведён в подпоручики, 10 июля (22 июля) 1822 «за труды по съёмке» награждён орденом Святой Анны 4-й степени, а 26 ноября (8 декабря) 1823 «за отличия по службе» произведён в поручики. В начале 1825 года барон Черкасов был командирован на съёмку Киевской губернии.
Участие в тайных обществах
В 1824 году Алексей Иванович вступил в Южное общество; членом Северного общества он не был и не принимал непосредственного участия в событиях на Сенатской площади. После поражения восстания, 30 декабря 1825 (11 января 1826) был издан приказ об аресте Черкасова; 2 января (14 января) 1826 года барон был арестован по месту своей службы во 2-й армии и 18 января (30 января) 1826 доставлен жандармским унтер-офицером Любенко из Тульчина в Санкт-Петербург на городской караул. В тот же день Алексей Иванович был заточён в камеру № 17 Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. В препроводительных документах Черкасова значится: «посадить по усмотрению, содержа хорошо», — что свидетельствует о невысокой оценке следствием его вины. В Петропавловской крепости барон находился по 15 февраля (27 февраля) 1827 года.
Каторга и ссылка
Алексей Иванович Черкасов был осуждён по VII разряду и 10 июля (22 июля) 1826 приговорён к каторжным работам на 2 года. 22 августа (3 сентября) 1826 года этот срок был сокращён до года. С 15 апреля (27 апреля) 1827 года по апрель 1828 года содержался в Читинском остроге. После освобождения находился на поселении в Берёзове Тобольской губернии, затем его было разрешено перевести в Ялуторовск.
28 июля (9 августа) 1837 года определён рядовым в Тенгинский пехотный полк и отправлен на Кавказ. В августе 1838 года произведён в унтер-офицеры, а 3 мая (15 мая) 1839 переведён в Кабардинский егерский полк. С 30 сентября (12 октября) 1840 — юнкер, а с 22 июля (3 августа) 1842 — прапорщик.
Последние годы
27 января (8 февраля) 1843 года Алексей Иванович вышел в отставку с обязательством жить в имении своей мачехи Пелагеи Андреевны Полонской — селе Володьково Белёвского уезда под строгим секретным надзором полиции. Однако ему было разрешены поездки в Орловскую губернию, где 2 октября (14 октября) 1843 года Черкасов приобрёл имение. Вскоре — 10 апреля (22 апреля) 1844 года — Алексею Ивановичу было дозволено отлучаться и в другие губернии для управления делами мачехи и её детей, а 22 февраля (6 марта) 1851 разрешён приезд в Москву.
26 сентября (8 октября) 1854 Алексей Иванович обвенчался с дочерью майора барона Котца — баронессой Елизаветой Вячеславовной Котц (1817 года рождения), однако его брак был недолгим: в конце апреля 1855 года Алексей Иванович скончался. Спустя 4 месяца со дня кончины Черкасова — 7 августа (19 августа) 1855 — его вдова родила дочь, Марию Алексеевну Черкасову. 26 августа (7 сентября) 1856 в связи с амнистией на семью были распространены все льготы, связанные с ней.
Напишите отзыв о статье "Черкасов, Алексей Иванович (декабрист)"
Литература
- Восстание декабристов, XIII, 61-70; ГАРФ, ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 101.
- Лорер Н. И., Записки декабриста, М., 1931, с. 369, 377, 378.
Отрывок, характеризующий Черкасов, Алексей Иванович (декабрист)
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
