8-я армия (Италия)

8-я армия (8-я итальянская армия, «Итальянская армия в России» (итал. Armata Italiana in Russia, ARMIR), с 1 апреля 1942 года до этого времени «Экспедиционный итальянский корпус в России» (итал. Corpo di Spedizione Italiano in Russia, CSIR)
Герб Королевства Италия
Годы существования	25 января — 31 октября 1940 1 апреля 1942 — апрель 1943
Страна	Королевство Италия
Подчинение	Группа армий «B»
Тип	армия
Численность	335.000 солдат и офицеров (апрель 1942) 229.000 — 235.000 солдат и офицеров (ноябрь 1942)
Войны	Вторая мировая война
Участие в	Воронежско-Ворошиловградская операция Сталинградская битва
Командиры
Известные командиры	Итало Гарибольди

8-я армия (итал. 8 Armata, также известная как 8-я итальянская армия, Итальянская армия в России, итал. Armata Italiana in Russia, ARMIR, с 1 апреля 1942 года — «Экспедиционный итальянский корпус в России», итал. Corpo di Spedizione Italiano in Russia, CSIR) — итальянская армия, принимавшая участие во Второй мировой войне. Армия участвовала в сражениях на территории СССР и была разгромлена в ходе Сталинградской битвы.

1-е формирование

8-я армия была сформирована 25 января 1940 года, просуществовала 9 месяцев и была расформирована 31 октября 1940 года.

2-е формирование

Военная кампания итальянских вооружённых сил в СССР в 1941—1943 годах началась после нападения Германии на СССР 22 июня 1941 года. 30 июня 1941 года Гитлер разрешил дуче послать в «крестовый поход» против большевиков итальянский корпус и истребительную авиацию. Для участия в боевых действий на Восточном фронте, диктатор Бенито Муссолини отдал приказ о подготовке и отправке воинского контингента. Первоначально формирование, направленное в СССР, называлось «Экспедиционный итальянский корпус в России» (итал. Corpo di Spedizione Italiano in Russia, CSIR). Первые боестолкновения, с отходящими формированиями РККА, произошли 11 и 12 августа. Их итальянские историки именуют «Сражением в междуречье Днестра и Буга». Здесь дивизия «Пасубио», экспедиционного итальянского корпуса в России, потеряла 17 человек убитыми и 85 ранеными. С июля 1942 года после пополнения и переформирования, итальянский экспедиционный корпус в России сменил название на «8-ю итальянскую армию» (она же «Итальянская армия в России», итал. Armata Italiana in Russia, ARMIR).

Считается, что вновь 8-я армия была сформирована 1 апреля 1942 года, с целью отправки на Восточный фронт. В июле 1942 года части и соединения 8-й армии прибыли на фронт, где в её состав был включён действовавший с 1941 года Экспедиционный итальянский корпус в России (CSIR).

К июлю 1942 года армия вышла на рубеж, проходящий по правому берегу Дона. В августе, части и подразделения 3-й пехотной дивизии ликвидировали плацдарм советских войск у населённого пункта Серафимович. В этом же месяце с поддержкой немецких танков они отбили хорошо организованную атаку советских войск.

К концу осени 1942 года ARMIR была размещена на левом фланге немецкой 6-й армии, между венгерскими и румынскими войсками. Протяжённость итальянского участка составила свыше 250 км. Рубеж проходил по берегу реки Дон, начиная с позиций 2-й венгерской армии и до позиций 3-й румынской армии в Вёшенской. На своём участке итальянцы создали слабую оборону: не были выкопаны траншеи, не были созданы эффективные оборонительные позиции. Центр итальянского участка занимали дивизии: 298-я немецкая, «Пасубио», «Торино», «Им. принца Амедео, герцога д’Аосты» и «Сфорцеска»; правый фланг обороняли: «Равенна» и «Коссерия», на левом фланге итальянской армии находился Альпийский корпус дивизии: «Юлия», «Кунеэнзе» и «Тридентина».

В декабре 1942 года в ходе Среднедонской операции советского Юго-Западного фронта 8-я армия вела ожесточеные бои, но к 24 декабря была практически полностью разгромлена в районе Алексеево-Лозовский — Верхнечирская. Остатки армии вынуждены были отступить вместе с немецкими и румынскими войсками. В апреле 1943 года уцелевшие солдаты были возвращены в Италию для отдыха и переформирования. Однако в связи с капитуляцией Италии 8 сентября, армия так и не была сформирована вновь.

За период с 20 августа 1942 по 20 февраля 1943 8-я армия потеряла убитыми и пропавшими без вести 87 795 человек, раненные и обмороженные — 34 474 человека.

Всего, около 130 000 итальянцев было окружено в ходе наступления советских войск под Сталинградом. Согласно итальянским источникам, около 20 800 солдат погибло в боях, 64 000 было захвачено в плен (в другом источнике до 48 000 человек) и 45 000 итальянцев повезло уйти (в другом источнике осталось только 55 000 человек, в альпийском корпусе).

В 1943 году, после свержения Муссолини, новое итальянское правительство объявило войну Германии. Немецкие части, расположенные во Львове, были подняты по тревоге, окружили казармы своих бывших союзников, обезоружили их, а затем в течение нескольких дней расстреляли около 2 тысяч итальянцев. Расстрелы производились на Цитадели и в Яновском лагере.

Всего с начала Восточной кампании, около 30 000 итальянцев погибло в боях, ещё 54 000 умерло в советском плену.

Состав

В момент полного формирования в апреле 1942 года насчитывала 335.000 человек в своем составе. Позже, численность была сокращена а многие солдаты переведены в Северную Африку, где итальянцы несли катастрофические потери. Летом 1942 года в СССР прибыло семь новых дивизий (4 пехотные и три альпийских, итал. Alpini — элитные горнострелковые соединения итальянских ВС):

• 2-я пехотная дивизия «Сфорцеска»;
• 3-я пехотная дивизия «Равенна»;
• 5-я пехотная дивизия «Коссерия»;
• 156-я пехотная дивизия «Виченца».
• 2-я альпийская дивизия «Тридентина»;
• 3-я альпийская дивизия «Юлия»;
• 4-я альпийская дивизия «Кунеэнзе».
• пехотная дивизия «Пасубио»;
• пехотная дивизия «Торино»;
• 3-я кавалерийская дивизия «Им. принца Амедео, герцога д’Аосты»

и таким образом, количество итальянских дивизий на Восточном фронте увеличилось до десяти.

Кроме итальянских дивизий, в ARMIR были включены:

• немецкие 298-я и 62-я дивизии (позднее направленные в Сталинград);
• хорватская добровольческая бригада;
• три бригады Camicie Nere (итальянские «чёрнорубашечники» — добровольцы).

К ноябрю 1942 года ARMIR насчитывал 235 000 человек (в другом источнике 229 000 человек) в 12-ти дивизиях и четырёх бригадах и была оснащена 988-ю орудиями, 420-ю миномётами так же было 25 000 лошадей, 64 самолёта и 17 000 транспортных средств. Танков имелось малое количество и была серьёзная нехватка хорошего зимнего обмундирования (за исключением горнострелковых соединений).

Командующие армией

• генерал Адальберто дука ди Бергамо (1940)
• генерал Итало Гарибольди (1942—1943)

Литература

• W. Victor Madeja — Italian Army Order of Battle: 1940—1944 — Between Fascism and Monarchy
• Stato Maggiore Dell’Esercito — Ufficio Storico (General Staff of the Army — Historical Office) — Le Operaazioni Delle Unità Italiane Al Fronte Russo (1941—1943)
• В.Г. Софронов, Итальянские войска на Восточном фронте. 1941–1943 гг. – М.: Вече, 2012. – 384 с., ил. (Враги и союзники).

Ссылки

• [nvo.ng.ru/history/2012-10-19/12_italians.html НВО, Виктор Мясников, Свои, которые хуже чужих. Пришлые итальянцы вызывали жалость, а собственные предатели – ненависть, 2012-10-19]

Отрывок, характеризующий 8-я армия (Италия)

В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.