MTV Movie Awards 1997

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
1997 MTV Movie Awards
Дата 10 июня 1997
Место проведения аэропорт «Barker Hangar», Санта-Моника (Калифорния)
Ведущий (ие) Майк Майерс
Телесеть MTV

MTV Movie Awards 1997 — ежегодная церемония вручения кинонаград канала MTV, которая прошла 10 июня 1998 года в аэропорте «Barker Hangar» в городе Санта-Моника. Ведущий церемонии был Майк Майерс.





Исполнители

Статистика

Фильмы, получившие наибольшее число номинаций.

Фильм номинации
Ромео + Джульетта / Romeo + Juliet
6
День независимости / Independence Day <center>5
Джерри Магуайер / Jerry Maguire <center>3
Скала / The Rock <center>3
Феномен / Phenomenon <center>3
Кабельщик / The Cable Guy <center>3
Время убивать / A Time to Kill <center>3

Победители и номинанты

Победители написаны первыми и выделены жирным шрифтом.

Лучший фильм

Крик

Лучшая мужская роль

Том Круз — «Джерри Магуайер»

Лучшая женская роль

Клэр Дэйнс — «Ромео + Джульетта»

Лучший прорыв года

Мэттью МакКонэхи — «Время убивать»

Лучший актёрский дуэт

Шон Коннери и Николас Кейдж — «Скала»

Лучший злодей

Джим Кэрри — «Кабельщик»

Лучшая комедийная роль

Джим Кэрри — «Кабельщик»

Лучшая песня

Bush — «Machinehead» (из фильма Страх)

Лучший поцелуй

Вивика Фокс и Уилл Смит — «День независимости»

Самый зрелищный эпизод

Смерч

Лучшая драка

Файруза Балк vs. Робин Танни — «Колдовство»

Лучший новый режиссёр

Даг Лайман — «Круглосуточные тусовщики»

Пожизненное достижение

Чубакка (персонаж Звёздных войн)

Напишите отзыв о статье "MTV Movie Awards 1997"

Ссылки

  • [www.mtv.com/ontv/movieawards/1997/ Официальный сайт MTV Movie Awards] (англ.)
  • [www.imdb.com/Sections/Awards/MTV_Movie_Awards/1997 MTV Movie Awards 1997] на сайте IMDb (англ.)


Отрывок, характеризующий MTV Movie Awards 1997

Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.