Альбрехт Вюртембергский

Альбрехт Вюртембергский
Принадлежность	Германская империя
Род войск	пехота, кавалерия
Годы службы	1883—1918
Звание	генерал-фельдмаршал (1916)
Командовал	4-я армия, Группа армий герцога Альбрехта
Сражения/войны	Первая мировая война
Награды и премии
В отставке	с 1918

Альбрехт Мария Александр Филипп Иосиф Вюртембергский (нем. Albrecht Maria Alexander Philipp Joseph Herzog von Württemberg; 23 декабря 1865, Вена — 29 октября 1939, Альтсхаузен) — герцог Вюртембергский, германский военачальник, генерал-фельдмаршал.

Биография

Сын представителя побочной ветви Вюртембергского королевского дома герцога Филиппа Вюртембергского, внука российского начальника главного управления путей сообщения Александра Вюртембергского, и его супруги эрцгерцогини Марии Терезы Австрийской, дочери эрцгерцога Альбрехта, герцога Тешенского и принцессы Хильдегарды Баварской.

Офицерская и генеральская служба

В августе 1883 года зачислен на военную службу в 19-й уланский полк Германской имперской армии в чине лейтенанта. С 1891 года командовал эскадроном в этом полку.

С 1893 года — командир батальона 119-го гренадерского полка, с 1896 года — командир этого полка. С октября 1898 года — командир 4-й гвардейской кавалерийской бригады в Потсдаме, с сентября 1900 года — командир 51-й пехотной бригады в Штутгарте. С 1901 года — начальник 26-й дивизии. С сентября 1906 года — командующий 11-м армейским корпусом, с 1908 года — командующий 13-м армейским корпусом. В начале 1914 года назначен генерал-инспектором 6-й армейской инспекции и произведён в генерал-полковники.

Первая мировая война

2 августа 1914 года назначен командующим 4-й армии, в составе пяти армейских корпусов и ландверной бригады, всего 180 000 человек и 646 орудий. Армия была развёрнута на Западном фронте против французских войск и в середине августа перешла в наступление в Люксембурге и южной Бельгии. В Пограничном сражении войска 4-й армии совместно с 3-й армией наносили главный удар и одержали победу в Арденнской операции 22-25 августа. В Битве на Марне первоначально имел успех в районе города Ровиньи, но после вынужденного отхода 1-й и 2-й армий, 11 сентября отвёл свои войска в северном направлении.

В октябре 1914 года 4-я армия герцога Альбрехта была переброшена к Ла-Маншу. Во время Фландрского сражения на войска Альбрехта возложено выполнение главной задачи — наступление на 35-километровом фронте Остенде — Мэнен, для чего в армию вошли четыре свежих корпуса. Наносил главный удар у Ипра против британских войск, вспомогательный — на реке Изер против бельгийских войск. Наступление на главном направлении провалилось, на вспомогательном — войска армии 22 октября форсировала реку Изер и закрепились на левом берегу. Однако, когда бельгийцы открыли шлюза и затопили берега реки, был вынужден оставить занятый плацдарм. В результате сражение закончилось фактически безрезультатно.

В ходе второй битвы у Ипра впервые в ходе войны 22 апреля 1915 года его войска применили боевые отравляющие вещества — хлор, от которого погибло свыше 5000 человек. Однако не смог воспользоваться паникой противника и не развил успех. Ценой больших потерь в боях 26 апреля — 12 мая расширил прорыв по флангам, но достигнуть первоначально поставленной задачи — захват Изерского канала до города Ипр включительно — не сумел. Тем не менее, германское командование сообщило о сражении у Ипра, как о своей победе, а герцог 1 августа 1916 года был произведен в генерал-фельдмаршалы. Во второй половине 1915—1916 годов в полосе армии Альбрехта активных боевых действий не велось.

С 25 февраля 1917 года — главнокомандующий «Группы армий герцога Альбрехта» (с 11 ноября 1918 — группы армий «D»), действовавшей от Вердена до границы со Швейцарией). В 1918 году его группу армий входили 19-я армия и две армейские группы (всего 26,5 дивизий), она играла вспомогательную роль до самого конца войны.

После войны

В 1918 году объявлен официальным наследником своего четвероюродного брата — короля Вюртемберга Вильгельма II (их общим прапрадедом был герцог Фридрих Евгений (1732—1797), правивший Вюртембергом в 1795—97 годах). Причины были просты: у короля не было прямых потомков мужского пола, а герцог был ближайшим родственником, происходившим от равнородных браков.

После событий Ноябрьской революции и свержения монархии в Германии 23 декабря 1918 года вышел в отставку как представитель королевского дома. Ему был предоставлен дворец в 40 километрах от Боденского озера. После смерти бывшего короля Вюртемберга Вильгельма II всё частное имущество бывшего королевского дома передано в наследство герцогу Альбрехту. В дальнейшем вёл частную жизнь, в политических событиях не участвовал. Был известен оппозиционным отношением к национал-социализму, за что, хоть и не подвергался репрессиям, но никогда не приглашался на мероприятия в память о событиях Первой мировой войны, а после своей смерти похоронен не как офицер, а как частное лицо.

Брак и дети

24 января 1893 года в Вене сочетался браком с эрцгерцогиней Маргаритой Софией (1870—1902), дочерью эрцгерцога Карла Людвига. В браке родились:

• Филипп Альбрехт (1893—1975) — титулярный король Вюртемберга, дважды женат, имел семерых детей от двух браков;
• Альбрехт Евгений (1895—1954) — герцог Вюртембергский, женат на Надежде Болгарской;
• Карл Александр (1896—1964) — священник в аббатстве Беурон;
• Мария Амалия (1897—1923) — была помолвлена с Георгом Саксонским, из-за политических событий и склонности принца к духовной жизни помолвка была расторгнута, умерла незамужней, детей не имела;
• Мария Терезия (1898—1928) — монахиня в Айбингенском аббатстве;
• Мария Елизавета (1899—1900) — умерла в младенчестве;
• Маргарита Мария (1902—1945).

Награды

• Орден Золотого руна (Австро-Венгрия, 1893)
• Военный крест заслуг (Великое герцогство Мекленбург-Шверин, 1914)
• Орден «Pour le Mérite» (22.08.1915)

Литература

• Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. — М.: АСТ, 2003. — С. 24-26.

Отрывок, характеризующий Альбрехт Вюртембергский

– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“