Ватерлоо (фильм)

Ватерлоо
Waterloo
Жанр	исторический фильм драма
Режиссёр	Сергей Бондарчук
Продюсер	Дино Де Лаурентис
Автор сценария	Сергей Бондарчук Х. Э. Л. Крэйг Виттори Боничелли
В главных ролях	Род Стайгер Кристофер Пламмер
Оператор	Армандо Наннуцци
Композитор	Нино Рота Уилфред Джозефс
Кинокомпания	Columbia Pictures Paramount Мосфильм Dino de Laurentis Cinematografica S. p. A
Длительность	134 / 123 мин
Бюджет	35 млн $
Страна	Италия Италия СССР СССР
Год	1970
IMDb	ID 0066549
Выход фильма «Ватерлоо» (оригинальное название — Waterloo)

К:Фильмы 1970 года

«Ватерлоо» (итал. Waterloo) — художественный фильм, снятый в 1970 году кинорежиссёром Сергеем Бондарчуком.

История создания фильма

После того, как фильм Сергея Бондарчука «Война и мир» с успехом был показан на экранах кинотеатров по всему миру, итальянский продюсер Дино Де Лаурентис предложил ему поставить фильм «Ватерлоо».

Сергею Бондарчуку удались в этом фильме не только выдающаяся постановка батальных сюжетов и общих планов грандиознейшего сражения, но и глубоко проработанные психологические портреты предводителей воюющих армий, Наполеона и герцога Веллингтона.

В отличие от «Войны и мира» события представлены зрителю не изнутри, глазами очевидцев и участников, а как бы отвлечённо, исторические битвы наполеоновских армий запечатлены «со стороны», сторонним глазом кинокамеры.

Главную роль в «Ватерлоо» исполнил американский актёр Род Стайгер. Ему часто доставались роли великих диктаторов и крупных злодеев, роли эти были фирменным знаком Стайгера. Ирина Скобцева вспоминала о съёмках фильма:

Род ходил в больницу, чтобы узнать, отчего бок может болеть так, как болел у легендарного полководца во время приступа, случившегося накануне битвы при Ватерлоо. Это показатель того, как трепетно Стайгер относился к работе. Он был необыкновенно эмоциональным человеком. Помню, как потрясающе он играл сцену прощания Бонапарта с гвардией: опустился на колени, чтобы поцеловать знамя, и из его глаз выкатились две огромные слезы. Ещё один пример. Шла сцена отречения… Стайгер идет к трону, игра на пике эмоций, и вдруг оператор сообщает о том, что кончилась плёнка. У Рода произошёл срыв. У него ручьями брызнули слезы из глаз, он убежал с площадки и больше уже не мог сниматься в тот день. Род Стайгер и Сергей Бондарчук понимали друг друга с полувзгляда, хотя говорили на разных языках.

Благодаря усилиям продюсера и режиссёра в картину удалось привлечь целое созвездие актёров из разных стран — СССР, Канады, Великобритании, США, Италии, Франции и др. Даже крупные актёры заняты порой в небольших эпизодах (например, Владимир Дружников в роли генерала Жерара имеет всего несколько фраз и менее минуты экранного времени). По-настоящему крупных ролей в фильме только две — это Наполеон и Веллингтон, все остальные персонажи получают лишь небольшие, зачастую оторванные друг от друга эпизоды.

Несмотря на прославленные имена актёров, продюсера и режиссёра, а также потраченные усилия, фильм провалился в прокате. По этой причине Стэнли Кубрик свернул свои работы над фильмом о Наполеоне.

Фильм довольно точно «цитирует» одну из самых известных работ британской художницы-баталиста Элизабет Томпсон, леди Батлер «Шотландия навеки!» (1881). Сцена атаки «шотландских серых» занимает около 5 минут экранного времени, в течение которых оператор неоднократно использует ракурс, соответствующий положению всадников на картине.

Сюжет

Фильм посвящён событиям, предшествующим знаменитой битве при Ватерлоо, а также самой битве, закончившейся поражением армии Наполеона.

Весна 1814 года. Армии союзников по антинаполеоновской коалиции подошли к Парижу. Император Наполеон готов продолжать сопротивление, но его соратники отказываются, предлагая Бонапарту почётные условия сдачи — ссылка на острове Эльба с его приближёнными и тысячей гвардейцев. Наполеон соглашается, но спустя год бежит с Эльбы. Вместе со своими сторонниками Наполеон отправляется на Париж. Войска под командой маршала Нея, который обещал королю Людовику XVIII привезти Наполеона в клетке, переходят на сторону императора. Наполеон с триумфом входит в столицу и возвращает себе императорский трон. Европейские монархи не признают реставрации его режима, очередная война становится неизбежной.

На балу союзников в Брюсселе к герцогу Веллингтону прибывает прусский офицер с известием, что Наполеон перешёл границу близ Шарлеруа, разобщив силы союзников. На совещании Веллингтон обозначает на карте позицию на холме Мон-Сен-Жан и говорит: «Здесь я остановлю его». Английская армия отступает под бесконечным дождём к позиции, которую выбрал её предводитель. Тем временем прусская армия разбита, но фельдмаршал Блюхер не падает духом. Наполеон отправляет за недобитыми пруссаками треть своей армии под командой маршала Груши и генерала Жерара. Ней бросает перед ним знамя, отбитое у англичан, но этот успех не радует Наполеона — ведь Веллингтон не разбит окончательно, у него лишь потрепаны тылы. Армии противников при ужасной погоде стягиваются к деревне Ватерлоо. Оба командующих напряженно ждут следующего дня. Наполеона мучают боли в боку, но он пытается не обращать внимания на это — завтра он должен победить.

Утром Наполеон готов скомандовать атаку, но его командующий артиллерией Друо возражает: «Земля не высохла и я не смогу двигать пушки!» Ближе к полудню французская армия, наконец, выстраивается для атаки, её артиллерия открывает огонь, пехота штурмует замок Угумон на правом фланге англичан. Однако «осторожный и смелый» Веллингтон не собирается «бегать как курица с отрубленной головой» и не посылает туда резерв. Отвлекающий манёвр Наполеона не достигает цели. Французская пехота идёт на центр англичан, Веллингтон отправляет в бой шотландскую конницу, которая прорывается к самой французской позиции. Наполеон посылает против них польских улан, «лучшая в мире кавалерия» отступает по сигналу Веллингтона. На горизонте появляются войска, это пруссаки. Наполеон заявляет своим людям: «По отношению к нам пруссаки всё равно что на Луне!» У него начинается приступ давно мучившей его болезни, офицеры относят императора на мельницу.

Бой разгорается, рядом с Веллингтоном рвутся ядра, один за другим погибают его полководцы и адъютанты. Ней, собрав всю кавалерию, идёт в атаку на холм. Истекающая кровью английская пехота отчаянно отбивается, построившись в несколько каре. Французское знамя поднимается над фермой Ля-Э-Сен. Наполеон отправляет в Париж гонца с известием о своей победе. У Веллингтона не осталось сил, вместо подмоги он посылает своим командирам только свои «наилучшие пожелания». Ряды французской Старой гвардии Наполеона поднимаются на холм, выступив в последнюю атаку. Упавший духом Веллингтон заявляет: «Если Блюхер не подоспеет сейчас, они переломают мне все кости. Боже, пошли мне скорее ночь! Или Блюхера».

В этот момент из леса выходят главные силы пруссаков, развеваются чёрные знамёна. Фельдмаршал Блюхер командует общую атаку. «Никакой пощады! Вперёд, дети мои, я убью любого, кто будет щадить французов!» Наполеон в отчаянии восклицает: «Ах, почему я не сжёг Берлин!» Обрадованный Веллингтон достаёт из рукава последнюю козырную карту — английские солдаты шеренга за шеренгой поднимаются из-за колосьев пшеницы, давая залп за залпом по подошедшей гвардии, которая остановилась в замешательстве, увидев подходящих пруссаков. Французов охватывает паника, армия превращается в толпу спасающихся бегством солдат. Осознавая своё поражение, Наполеон рвется вперёд, в поисках смерти на поле боя, адъютанты умоляют его уехать. Английские войска спускаются с холма. Израненные гвардейцы, построившись в каре, отвергают предложение Веллингтона сдаться, и подъехавшие английские артиллеристы в упор расстреливают их картечью.

Битва закончена. Веллингтон объезжает поле брани, сплошь заваленное телами, ужасаясь результатам этой бойни. Император французов, в свою очередь, подытоживает: «Теперь они, словно Прометея, прикуют тебя к скале, и тяжесть твоей былой славы убьёт тебя». Наполеон садится в карету и уезжает в дождливую ночь.

В ролях

• Род Стайгер — Наполеон I Бонапарт
• Кристофер Пламмер — Артур Веллингтон
• Орсон Уэллс — Людовик XVIII
• Джек Хокинс — генерал Томас Пиктон
• Вирджиния Маккенна — герцогиня Ричмонд
• Дэн О'Херлихи — маршал Ней
• Руперт Дэвис — лорд Гордон
• Филип Форке — генерал Шарль Лабедуайер
• Джанни Гарко — генерал Друо
• Иво Гаррани — маршал Сульт
• Иэн Огилви — Уильям де Ланси
• Майкл Уайлдинг — сэр Уильям Понсонби
• Серго Закариадзе — фельдмаршал Блюхер
• Теренс Александер — лорд Аксбридж
• Андреа Чекки — Сорет
• Донал Доннелли — О’Коннор
• Шарль Милло — Груши
• Евгений Самойлов — генерал Пьер Камброн
• Олег Видов — Томплинсон
• Чарльз Борромел — Малхолланд
• Питер Дэвис — лорд Ричард Хэй
• Вероника де Лаурентис — Магдален Холл
• Владимир Дружников — Жерар
• Сюзан Вуд — Сара, дочь герцогини Ричмонд
• Ирина Скобцева — Мария
• Ростислав Янковский
• Василий Ливанов — офицер из свиты Веллингтона (эпизод)
• Лев Поляков — Келлерман
• Вацлавас Бледис — Колсон
• Александр Смирнов — старший офицер маршала Груши
• Джон Сэвидент — Карл фон Мюффлинг
• Харий Лиепиньш

Съёмочная группа

• Автор сценария: Х. Э. Л. Крэйг, Сергей Бондарчук, Витторио Боничелли
• Режиссёр: Сергей Бондарчук
• Оператор: Армандо Наннуцци
• Художники: Марио Гарбулья, Саид Меняльщиков, Семён Валюшок
• Композитор: Нино Рота, Уилфред Джозефс
• Звукорежиссёр: Юрий Михайлов

Премии, награды, номинации

• Давид ди Донателло 1971 как лучший фильм
• Кинопремия BAFTA (1971) награды в двух номинациях: за лучшую работу художника (Mario Garbuglia) и лучший дизайн костюмов (Maria De Matteis)

Отрывок, характеризующий Ватерлоо (фильм)

С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.