Византийско-монгольские отношения

Византийско-монгольские отношения развивались с середины XIII века, когда Византийская империя пыталась наладить дружественные отношения с Золотой Ордой и государством Хулагуидов, находившимися в постоянных войнах друг с другом. Переговоры включали многочисленные обмены подарками, военное сотрудничество и династические браки, но были прекращены к середине XIV века.

Начало дипломатических отношений

После поражения в битве при Кёсе-даге в 1243 году Трапезундская империя признала себя вассалом монголов, что открыло кочевникам дальнейший путь вглубь полуострова Малая Азия. В Никейской империи сразу же началось повсеместное обновление городских укреплений, а император Латинской империи Балдуин II де Куртене в начале 1250-х годов отправил в Монголию к хану Мунке посольство во главе с рыцарем Бодуэном де Эно. Тогда же в ханскую ставку было отправлено посольство от императора Никейской империи Иоанна Ватаца. Это положило начало дипломатическим отношениям между двумя странами.

Альянс при императоре Михаиле VIII (1259—1282)

Император Михаил VIII после восстановления в 1261 году Византийской империи стремился всячески не допустить вторжения монголов путём поддержания с ними мирных взаимоотношений и династических браков. Сначала он заключил мирное соглашение с Золотой Ордой в 1263 году, а спустя два года выдал свою внебрачную дочь Марию Палеолог за правителя государства Хулагуидов ильхана Абака, заключив с ним союзный договор. Однако, предотвратить вторжение кочевников императору не удалось. Хан Золотой Орды Берке, недовольный заключением союза между Византией и главным своим противником на Кавказе государством Хулагуидов, организовал в том же 1265 году совместный монгольско-болгарский поход на Византию. Войска союзников разграбили Фракию и вынудили Михаила VIII освободить египетское посольство, которое тот задержал в Константинополе. После этого монголы неоднократно вторгались на территорию Византии. В 1273 году после очередного набега Михаил VIII отдал в жёны золотоордынскому беклярбеку Ногаю свою дочь Евфросинию Палеолог. Благодаря этому союзу он использовал монгольскую помощь во время двух болгарских походов на Византию в 1273 и 1279 годах. Монгольский отряд численностью 4000 воинов был отправлен в Константинополь и в 1282 году для борьбы с деспотатом Фессалии.

Альянс при императоре Андронике II (1282—1328)

После восшествия на престол в 1282 году Андроник II продолжил политику своего отца по поддержанию мирных взаимоотношений с монгольскими государствами. Около 1295 года он предложил правителю государства Хулагуидов Газан-хану династический брак в обмен на помощь монголов в борьбе с турками-сельджуками на восточных границах империи. Газан принял предложение, а также пообещал военную поддержку. Однако в 1304 году он умер, но его преемник Олджейту продолжил переговоры, заключив в 1305 году с Византией союзный договор. В 1308 году Олджейту отправил монгольское войско численностью 30 000 воинов в Малую Азию, вернув Византии захваченную ранее турками Вифинию. Андроник II стремился поддержать мир и с Золотой Ордой, выдав двух своих дочерей за ханов Тохту и Узбека.

Конец мирных взаимоотношений

В конце правления Андроника II отношения между Византийской империей и Золотой Ордой резко испортились. Около 1320—1324 годов монголы вторглись во Фракию, в очередной раз разграбив её. В связи с распадом государства Хулагуидов после смерти в 1335 году ильхана Абу Саида Византия потеряла и своего главного союзника на востоке. В 1341 году монголы даже планировали захватить Константинополь, и император Андроник III был вынужден отправить к ним посольство, чтобы предотвратить вторжение.

Литература

• Sicker, Martin. The Islamic World in Ascendancy: From the Arab Conquests to the Siege of Vienna. Greenwood Publishing Group, 2000, ISBN 0-275-96892-8.
• Gilbert Dagron, Brigitte Mondrain, Vincent Deroche, and Jean-Claude Cheynet. XXe Congrès international des études Byzantines: Collège de France - Sorbonne, 19 - 25 août 2001: pré-actes: XXe Congrès international des études Byzantines, Collège de France-Sorbonne, 19-25 août 2001. Comité d'organization du XXe Congrès international des études Byzantines, Collège de France, 2001, ISBN 2-9517158-0-3.
• [gumilevica.kulichki.net/VAA/vaa2.htm Васильев, Александр Александрович. История Византийской империи, Том II. От начала Крестовых походов до падения Константинополя.] СПб.: Алетейя, 2000. ISBN 5-89329-200-6.
• Canal, Denis-Armand and Runciman, Steven. Histoire des Croisades [History of the Crusades]. Editions Dagorno, 1998, ISBN 2-910019-45-4.
• Heath, Ian and McBride, Angus. Byzantine Armies: AD 1118–1461. Osprey Publishing, 1995, ISBN 1-85532-347-8.
• Luisetto, Frédéric. Arméniens & autres Chrétiens d'Orient sous la domination Mongole. Librairie Orientaliste Paul Geuthner S.A., 2007, ISBN 978-2-7053-3791-9.
• Nicol, Donald MacGillivray. The Last Centuries of Byzantium, 1261–1453. Cambridge University Press, 1993, ISBN 0-521-43991-4.
• Oxford Dictionary of Byzantium. Oxford University Press, 1991.
• Cheynet, Jean-Claude and Vannier, Jean-François. Les premiers Paléologues. Etudes prosopographiques. Publications de la Sorbonne, 1986, ISBN 2-85944-110-7.
• Richard, Jean. Histoire des Croisades [History of the Crusades]. Paris: Editions Fayard, 1996.
• Успенский, Фёдор Иванович. История Византийской империи. «Издательство АСТ», «Издательство Астрель», 2001. ISBN 5-271-03363-5.

Отрывок, характеризующий Византийско-монгольские отношения

– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.