Вильсон, Ламбер
Поделись знанием:
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
| Ламбер Вильсон | ||
| Lambert Wilson | ||
 Ламбер Вильсон в 2011 году | ||
| Место рождения: | ||
|---|---|---|
| Профессия: | ||
| Карьера: |
1977 — наст. время | |
| Награды: |
| |
Ламбер Вильсон (фр. Lambert Wilson; род. 3 августа 1958) — французский актёр, известный по своей роли Меровингена (Француза) в фильмах «Матрица: Перезагрузка» и «Матрица: Революция» (2003).
Содержание
Биография
Родился в коммуне Нёйи-сюр-Сен (Франция), сын Жоржа Вильсона, актёра и режиссёра Национального народного театра[1]. Его бабушка по отцовской линии — ирландка[2].
Помимо актёрской деятельности Вильсон известен и как певец, выпустив несколько дисков. Так, например, в 1997 году он выпустил альбом Démons et merveilles, а в 1989 году (ремейк в 2004) — альбом Musicals на лейбле EMI, где исполняет песни «Мария» из Вестсайдской истории, «There But For You Go I» из Brigadoon Лернера и Лёве, «The Cafe Song» из Les Misérables, «Johanna» из Sweeney Todd Стивена Сондхайма, «Love Song» из Love Life Курта Вайля и Алана Джея Лернера, «It Must Be So» из Кандиды Леонарад Бернстайна, и "Silly People, " из A Little Night Music Стивена Сондхайма, из Американского музыкального каталога а также песни («Finishing the Hat» из Sunday in the Park with George, «You Do Something to Me» из Fifty Million Frenchmen Кола Портера, «Never Will I Marry» из Greenwillow Фрэнка Лессера в сопровождении Оркестра филармонии Монте-Карло (дирижёр — Джон МакГлинн).
Как режиссёр он ставил пьесы «Les Caprices de Marianne» Альфреда де Мюссе в парижском театре Bouffes du Nord и «Береники» Жана Расина в Авиньоне и Шайо.
Вильсон также принял участие в сериях рекламы бренда одежды Calvin Klein и в рекламе парфюмерного бренда Eternity совместно с моделью Кристи Тёрлингтон в 1991 году.
2 января 2006 года награждён орденом Искусств и Литературы офицерской степени[3][4].
В 2015 году выступил ведущим церемоний открытия и закрытия Каннского кинофестиваля[5].
Фильмография
| Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
|---|---|---|---|---|
| 1977 | ф | Джулия | Julia | Вальтер Франц |
| 1978 | с | — | Gaston Phébus | Yvain |
| 1979 | ф | Жандарм и инопланетяне | Le Gendarme et Les Extra-Terrestres | инопланетянин |
| 1979 | ф | — | New Generation | |
| 1979 | ф | Леди Оскар | Lady Oscar | солдат |
| 1979 | ф | Из ада с победой | De l'enfer à la victoire | |
| 1980 | тф | — | Au feu le préfet | Патрик Каллаган |
| 1980 | тф | — | L'inconnue d'Arras | Le grand-père (дедушка) |
| 1981 | тф | — | La guerre de Troie n'aura pas lieu | Paris |
| 1981 | тф | — | Quatre femmes, quatre vies: La maison bleue | Jean-Paul Taillandier |
| 1981 | тф | — | La dernière nuit | L'aide-bourreau (помощник палача) |
| 1981 | ф | Одинокая Коко Шанель | Chanel Solitaire | |
| 1982 | тф | — | Ce fut un bel été | Антуан |
| 1982 | ф | Бум 2 | La boum 2 | Феликс Марешаль |
| 1982 | ф | Пять дней одного лета | Five Days One Summer | Йоханн Биари |
| 1983 | ф | Сахара | Sahara | Джафар |
| 1984 | ф | Чужой кровью | The Blood of Others | Поль |
| 1984 | ф | Публичная женщина | La femme publique | Milan Mliska |
| 1985 | ф | Свидание | Rendez-vous | Кантен |
| 1985 | ф | Человек с глазами из денег | L'homme aux yeux d'argent | Villain |
| 1986 | ф | — | Rouge Baiser | Stéphane |
| 1986 | ф | Голубой цвет ада | Bleu comme l'enfer | Ned |
| 1986 | ф | Душой и телом (Тела и собственность) | Corps et Biens | Мишель Соваж |
| 1986 | тф | История | La storia | Carlo Vivaldi / Davide Segre |
| 1987 | ф | Живот архитектора | The Belly of an Architect | Каспезий Спеклер |
| 1988 | ф | Бесы | Les Possédés | Николай Ставрогин |
| 1988 | ф | Шуаны | Chouans! | Tarquin |
| 1988 | ф | Эльдорадо | El Dorado | Педро де Урсуа |
| 1989 | ф | — | La vouivre | Arsène Muselier |
| 1989 | ф | Зима 54, аббат Пьер | Hiver 54, l'abbé Pierre | аббат Пьер |
| 1989 | ф | Следуйте за этим самолётом | Suivez cet avion | Rémi Cerneaux |
| 1991 | ф | — | Shuttlecock | John Prentis |
| 1991 | ф | — | Un homme et deux femmes | Dr. Paul Baudoin |
| 1992 | тф | — | Strangers | парень |
| 1992 | ф | — | Warszawa. Année 5703 | Алек |
| 1992 | тф | Франкенштейн | Frankenstein | Клервал |
| 1993 | ф | Крыло ангела | L'Instinct de l'ange | Henry |
| 1994 | тф | — | Une qui promet | Фердинанд |
| 1994 | тф | — | Les caprices de Marianne | Octave |
| 1995 | ф | Джефферсон в Париже | Оригинальное название неизвестно | маркиз де Лафайет |
| 1995 | тф | — | Pour une vie ou deux | Noël Gregorio |
| 1996 | ф | Непредсказуемая природа реки | Les Caprices d'un fleuve | Monsieur de la Malène |
| 1996 | тф | — | Le secret d'Iris | Пьеро |
| 1996 | ф | Лидер | The Leading Man | Феликс Уэбб |
| 1997 | ф | Маркиза | Marquise | Жан Расин |
| 1997 | ф | Известные старые песни | On connaît la chanson | Марк Дювейер |
| 1997 | тф | — | Quand le chat sourit | |
| 1998 | ф | Слишком много (мало) любви | Trop (peu) d'amour | Поль |
| 1999 | ф | Последний сентябрь | The Last September | Хьюго Монтгомери |
| 2000 | ф | Светские львы | Jet Set | Артус де Полиньяк |
| 2000 | тф | Последний рыцарь | Don Quixote | Герцог |
| 2000 | ф | Любовная битва в мечтах | Combat d'amour en songe | Себатоль / пират |
| 2001 | ф | — | HS - hors service | Франсис |
| 2001 | ф | — | Far from China | Жан-Пьер |
| 2001 | тф | Божественный ребёнок | Le divin enfant | отец Марк |
| 2002 | ф | — | Les tombales | Жозеф |
| 2003 | ф | Легче верблюду | Il est plus facile pour un chameau… | Аурелио |
| 2003 | ф | Матрица: Перезагрузка | The Matrix Reloaded | Меровинген |
| 2003 | ф | Матрица: Революция | The Matrix Revolutions | Меровинген |
| 2003 | ф | Лабиринты | Dédales | Бреннак |
| 2003 | ф | В ловушке времени | Timeline | Lord Arnaut |
| 2003 | ф | Только не в губы | Pas sur la bouche | Эрик Томпсон |
| 2004 | ф | Пипл | People: Jet Set 2 | Frère Arthus |
| 2004 | ф | Женщина-кошка | Catwoman | Джордж Хедар |
| 2005 | ф | Королевский дворец! | Palais Royal! | принц Арно |
| 2005 | ф | Сахара | Sahara | Ив Массард |
| 2005 | ф | — | Gentille | Филипп |
| 2005 | ф | День рождения | L'anniversaire | Рафаэль |
| 2006 | ф | Сердца | Cœurs | Дан |
| 2007 | ф | Без изъяна | Flawless | Финч |
| 2008 | ф | Данте 01 | Dante 01 | Сен-Джордж |
| 2008 | ф | Большое алиби | Le Grand Alibi | доктор Пьер Кольер |
| 2008 | ф | Вавилон нашей эры | Babylon A.D. | доктор Артур Даркандье |
| 2008 | ф | Как все | Comme les autres | доктор Эммануэль Бернье |
| 2008 | ф | Райский проект | The Lazarus Project | Avery |
| 2009 | ф | Виктор | Victor | Courcelle |
| 2009 | с | Филантроп | The Philanthropist | Yves Moehringer |
| 2010 | ф | Имоджен МакКартри | Imogène McCarthery | Samuel Tyler |
| 2010 | ф | Принцесса де Монпансье | La princesse de Montpensier | граф де Шабанн |
| 2010 | ф | Люди и боги | Des hommes et des dieux | Christian |
| 2012 | ф | Джунгли зовут! В поисках Марсупилами | Sur la Piste du Marsupilami | генерал Почеро |
| 2012 | ф | Слепой | Alaveugle | Norvik |
| 2012 | тф | Генрих V | Henry V | Карл VI, король Франции |
| 2014 | ф | С 5 до 7. Время любовников | 5 to 7 | Валери |
| 2015 | ф | Французская сюита | Suite Française | Виконт де Мормон |
| 2016 | ф | Одиссея | L'odyssée | Жак-Ив Кусто |
Библиография
- Lambert Wilson & Hervé Pons. Entretiens. — Monaco-Paris: Le Rocher, 2009. — 157 p. — ISBN 978-2268067155. (фр.)
Напишите отзыв о статье "Вильсон, Ламбер"
Примечания
- ↑ [www.filmreference.com/film/12/Lambert-Wilson.html Lambert Wilson Biography (1958-)]
- ↑ [www.parisvoice.com/-archives-97-86/278-lambert-wilson-in-the-spotlight Lambert Wilson in the spotlight]
- ↑ [www.culture.gouv.fr/culture/artsetlettres/janvier2006.htm Nomination ou promotion dans l'ordre des Arts et des Lettres. 2 janvier 2006.] (фр.)
- ↑ [www.culture.gouv.fr/culture/galeriesphotos/images/arts-lettres/grandes/lwilson.jpg Сайт Министерства культуры Франции: фото Ламбера Вильсона с орденом.]
- ↑ [www.festival-cannes.fr/en/article/61274.html Lambert Wilson to host ceremonies of the 68th Festival de Cannes - Festival de Cannes 2015 (International Film Festival)]
Ссылки
- [lambertwilson.ifrance.com/ Фан-сайт актёра] (фр.)
Отрывок, характеризующий Вильсон, Ламбер
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
