Волынско-подольские говоры
Поделись знанием:
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Волны́ско-подо́льские го́воры (также волынско-подольская группа говоров; укр. волинсько-подільська група говорів) — одна из групп говоров юго-западного наречия украинского языка, ареал которой охватывает запад и юго-запад Украины преимущественно в южной части Волыни и на Подолье (северные районы Львовской и Тернопольской области, южные районы Волынской и Ровненской области, полностью Хмельницкая область, юго-западные районы Житомирской области, почти полностью Винницкая область, юго-западные районы Черкасской, западные районы Кировоградской, северо-западные районы Николаевской и северные районы Одесской области). Волынско-подольская группа является одной из трёх групп юго-западного украинского наречия наряду с галицко-буковинской и карпатской. Она включает в свой состав волынские и подольские говоры[4][5][6].
Классификация
В волынско-подольскую группу говоров входят[5][6][7][8]:
- волынские (южноволынские) говоры:
- западноволынские говоры;
- восточноволынские говоры;
- северноволынские говоры;
- южноволынские говоры;
- подольские говоры:
- западноподольские говоры;
- восточноподольские говоры;
- северноподольские говоры;
- южноподольские говоры.
Особенности говоров
Для волынско-подольских говоров характерно большинство общих особенностей юго-западного украинского наречия. Помимо этого, в их языковой системе представлены и собственные местные диалектные черты.
Основные особенности волынско-подольских говоров[9]:
- Широкое распространение протетических согласных /г/ и /в/: горáти (укр. литер. орати «пахать»), госи́ка (укр. литер. осика «осока»), ги́скра (укр. литер. iскра «искра»), вýст′iлка (укр. литер. устiлка «стелька»).
- Наличие пассивных причастий с суффиксом -ан-: печáний (укр. литер. печений «печёный»), зробл′áний (укр. литер. зроблений «сделанный») и т. д.
Также свои местные диалектные черты представлены в каждом из двух основных волынско-подольских регионов. Так, например:
- в южноволынских говорах фонема /е/ в позиции после сонорных, шипящих и губных согласных представлена звуком [а]: трáба (укр. литер. треба «нужно»), жани́ти (укр. литер. женити «женить»), тиепáр (укр. литер. тепер «теперь»); также в южноволынских говорах представлено употребление форм существительных среднего рода типа зілля с флексией -а (при отсутствии долготы согласного перед ней): жит′á (укр. литер. життя «жизнь»), знан′á (укр. литер. знання «знание»), зiл′á (укр. литер. зілля «зелье»); широкое распространение стяжённых местоименных форм родительного и творительного падежей единственного числа притяжательных и указательных местоимений: сей (укр. литер. цiєї «этой»), тей (укр. литер. тiєї «той»), мей (укр. литер. моєї «моей»), твей (укр. литер. твоєї «твоей»), сéйу (укр. литер. цiєю «этой»), тéйу (укр. литер. тією «той»), мéйу (укр. литер. моєю «моей»), твéйу (укр. литер. твоєю «твоей»), свéйу (укр. литер. своєю «своей»);
- для подольских говоров характерны такие черты, как сильное «уканье»: курóва / коурóва (укр. литер. корова «корова»), дурóга / доурóга (укр. литер. дорога «дорога»), туб′í / тоуб′í (укр. литер. тобі «тебе»); сохранение звонкости согласных в позиции перед глухими и в конце слова (при оглушении их в остальных говорах юго-западного наречия): ду[б] (укр. литер. ду[б] «дуб»), кни́[ж]ка (укр. литер. кни́[ж]ка «книжка»); наличие в окончании глаголов 3-го лица твёрдого [т]: вiн сиди́[т] (укр. литер. він сидить «он сидит»), вони́ сид′á[т] (укр. литер. вони сидять «они сидят»); распространение в южноподольских говорах флексии -е на месте безударной -ить в глаголах II спряжения: вiн хóд[е] (укр. литер. він ходить «он ходит»), вiн рóб[е] (укр. литер. він робить «он делает») и т. д.
Напишите отзыв о статье "Волынско-подольские говоры"
Примечания
- ↑ [izbornyk.org.ua/ukrmova/um151e.htm Карта говорів української мови за І. Зілинським і Ф. Жилком. Енциклопедія Українознавства — II, Т.2, С.525] // Українська мова: Енциклопедія. — Киев: Українська енциклопедія, 2000. ISBN 966-7492-07-9 (Проверено 12 января 2015)
- ↑ [izbornyk.org.ua/ukrmova/um151k.htm Карта говорів української мови за виданням «Говори української мови» (збірник текстів), Київ, 1977] // Українська мова: Енциклопедія. — Киев: Українська енциклопедія, 2000. ISBN 966-7492-07-9 (Проверено 12 января 2015)
- ↑ [izbornyk.org.ua/ukrmova/um151.htm Карта говорів української мови] // Українська мова: Енциклопедія. — Киев: Українська енциклопедія, 2000. ISBN 966-7492-07-9 (Проверено 12 января 2015)
- ↑ Пилинский Н. Н. [tapemark.narod.ru/les/533b.html Украинский язык] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
- ↑ 1 2 Гриценко П. Ю. [litopys.org.ua/ukrmova/um159.htm Південно-західне наріччя] // Українська мова: Енциклопедія. — Киев: Українська енциклопедія, 2000. ISBN 966-7492-07-9 (Проверено 12 января 2015)
- ↑ 1 2 Жовтобрюх, Молдован, 2005, с. 541—542.
- ↑ Воронич Г. В. [litopys.org.ua/ukrmova/um178.htm Волинський говір] // Українська мова: Енциклопедія. — Киев: Українська енциклопедія, 2000. ISBN 966-7492-07-9 (Проверено 12 января 2015)
- ↑ Прилипко Н. П. [litopys.org.ua/ukrmova/um180.htm Подільський говір] // Українська мова: Енциклопедія. — Киев: Українська енциклопедія, 2000. ISBN 966-7492-07-9 (Проверено 12 января 2015)
- ↑ Жовтобрюх, Молдован, 2005, с. 544.
Литература
- Жовтобрюх М. А., Молдован А. М. Восточнославянские языки. Украинский язык // Языки мира. Славянские языки. — М.: Academia, 2005. — С. 513—548. — ISBN 5-87444-216-2.
Ссылки
- Гриценко П. Ю. [izbornyk.org.ua/ukrmova/um157.htm Діалектологія] // Українська мова: Енциклопедія. — Киев: Українська енциклопедія, 2000. ISBN 966-7492-07-9 (Проверено 12 января 2015)
|
||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Волынско-подольские говоры
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
