Карпатские говоры

Карпа́тские го́воры (также карпатская группа говоров; укр. карпатська група говорів) — одна из групп говоров юго-западного наречия украинского языка, ареал которой охватывает горные районы западной Украины (главным образом, большую часть Закарпатской области, юг Львовской области и запад Ивано-Франковской области), а также приграничные с Украиной горные районы Польши и Словакии. Является одной из трёх групп юго-западного украинского наречия наряду с волынско-подольской и галицко-буковинской. Карпатская группа объединяет закарпатские, лемковские и бойковские говоры.

На базе различных карпатских говоров в Словакии, Польше, Венгрии, а также и в самой Украине развивается региональный литературный русинский язык с несколькими вариантами литературной нормы (пряшевской, лемковской и другими).

Ряд исследователей славянских языков рассматривают русинский как самостоятельный, отдельный от украинского, язык. В таких странах, как Словакия, Польша, Словения, Хорватия, Сербия, Венгрия, Румыния приводится отдельная статистика для украинского и русинского языков (в Польше — для украинского и лемковского языков).

Черты закарпатских говоров отмечаются в югославорусинском (южнорусинском, паннонско-русинском) языке, имеющем смешанное западнославянско-восточнославянское происхождение.

Классификация

В состав группы карпатских говоров входят:

• бойковские (севернокарпатские, северноподкарпатские) говоры;
• закарпатские (среднезакарпатские, подкарпатские, южнокарпатские) говоры:
  • восточнозакарпатские говоры — тересвянско-реченские, или восточномармарошские;
  • центральнозакарпатские говоры — надборжавско-латорицкие, бережские;
  • западнозакарпатские говоры — ужско-лаборецкие, ужские и восточноземплинские;
  • севернозакарпатские, или верховинские;
• лемковские (западнокарпатские) говоры.

Область распространения

Ареал карпатских говоров включает горные районы западной Украины, юго-восточной Польши и северо-восточной Словакии (северные и южные склоны Карпат), а также Украинское Закарпатье. В данный ареал входят различные историко-этнографические области, такие, как Лемковщина, Пряшевщина, Верховина, Бойковщина и другие. Носителями карпатских говоров являются представителями нескольких карпатских субэтнических групп — русины, лемки, бойки. На территории Украины карпатский диалектный ареал охватывает южную часть Львовской области, западную часть Ивано-Франковской области и большую часть Закарпатской области (без Раховского района, который занимают гуцульские говоры). На территории Польши карпатский ареал расположен в южных районах Малопольского и Подкарпатского воеводств. В Словакии говоры карпатской группы размещены главным образом в северных и восточных районах Прешовского края, а также в восточных районах Кошицкого края. Некоторые закарпатские говоры сохраняются также в приграничных с Украиной территориях Румынии.

С 1945—1947 годов численность носителей лемковских говоров в их исконном ареале значительно сократилась в результате насильственных переселений лемков в разные регионы Украины (около 70 тысяч человек), вначале в Донецкую, Луганскую и Кировоградскую области, а затем и в ряд других областей. Позднее лемки стали самостоятельно переселяться на запад Украины, благодаря чему возникли их компактные поселения в Тернопольской, Ивано-Франковской, Львовской и других областях. Оставшаяся часть лемков (около 35 тысяч) была переселена в северные и западные воеводства Польши (Легницкое, Ольштынское и Кошалинское).

Карпатские говоры за пределами Украины распространены также среди потомков украинских переселенцев в США, Канаде и других странах.

На территории Сербии (в Воеводине) и соседних с Сербией районах Хорватии сохраняются говоры паннонских русинов, имеющие смешанный характер.

Ареал карпатских говоров на северо-западе граничит с ареалом говоров малопольского диалекта польского языка, на севере — с посанскими говорами, на северо-востоке и востоке — с поднестровскими говорами, на востоке — с ареалом гуцульских говоров юго-западного украинского наречия. На юго-востоке к ареалу карпатских говоров примыкает ареал румынского языка, на юго-западе и западе — ареал восточнословацкого диалекта, в котором отмечаются островные ареалы карпатских говоров.

Литературные языки

Часть носителей карпатских говоров имеет особое этническое самосознание — относит себя к русинам — субэтнической группе украинцев, по другой точке зрения — самостоятельной восточнославянской этнической общности. У польских русин распространено самоназвание — лемки, формируется лемковская этническая идентичность. Родными говорами русин являются часть закарпатских говоров Украины и лемковские (южнолемковские) говоры Словакии. Родными говорами лемков являются лемковские (севернолемковские) говоры Польши.

Язык русин рассматривается одной частью лингвистов как самостоятельный восточнославянский язык — карпаторусинский, другая часть лингвистов (в том числе и большинство украинских исследователей славянских языков) считают русинский идиом диалектом украинского языка. А. Д. Дуличенко относит карпаторусинский к «малым славянским литературным языкам (микроязыкам)». В ряде европейских стран, в которых представлено русинское население, статистические данные для украинского и русинского языков (в Польше — для украинского и лемковского языков) приводятся отдельно. Согласно переписи 2011 года в качестве родного языка в Словакии русинский назвали 55 469 человек, в Венгрии — 3 332 человека. В качестве регионального или языка национального меньшинства русинский признан в Боснии и Герцеговине, Хорватии, Румынии, Сербии и Словакии, лемковский — в Польше (причём во всех этих странах наряду с украинским языком). Лемковский язык согласно переписи 2011 года в Польше назвали родным 4 454 человека, языком домашнего общения — 6 279 человека. На Украине русинский и лемковский идиомы считаются диалектами украинского языка, поэтому положение о региональных языках (закон «Об основах государственной языковой политики») на них не распространяется.

В последнее время в Словакии, Польше и украинском Закарпатье наблюдаются попытки кодификации карпаторусинского языка. В Польше кодифицирован лемковский вариант литературной нормы, в Словакии — пряшевский вариант. Карпаторусинский в США и Канаде использует латиницу южнославянского и западнославянского типа; карпаторусинский в Польше и Венгрии — кириллическое письмо. В Восточной Словакии наряду с кириллицей отмечались попытки применить также и латиницу славянского типа.

Те или иные языковые черты закарпатских говоров отмечаются в югославорусинском (южнорусинском, паннонско-русинском) языке. Общепринятого мнения о генетической основе данного языка до настоящего времени нет. Имеется точка зрения как о его восточнославянском закарпатско-украинском (русинском) происхождении, так и о западнославянском (восточнословацком) генезисе. В первом случае считается, что восточнославянские говоры испытали воздействие говоров западнославянского происхождения, во втором — что западнославянские говоры подверглись восточнославянскому влиянию. Распространяется также мнение о смешанном происхождении югославорусинского — о незавершившемся развитии данных говоров от восточнославянской основы в сторону западнославянского восточнословацкого диалектного типа. В начале XX века началось формирование литературной нормы этого языка, первая грамматика югославорусинского была издана в 1923 году. У югославских русин в начале XX века сформировалось движение за сближение русинского с украинским литературным языком, процесс украинизации получил развитие во второй половине XX века. Согласно переписи 2011 года в Сербии (главным образом в автономном крае Воеводина), русинский назвали родным 11 340 человек.

Особенности говоров

Основные особенности карпатских говоров:

1. Наличие на месте древнерусских гласных /о/, /е/ в новых закрытых слогах рефлексов /у/, /ÿï/ и /и/: в[у]л, в[ÿï]л, в[и]л (укр. литер. вiл «вол»), прин′ [ý]с, прин′ [ÿ́ï]с, прин′ [и́]с (укр. литер. приніс «принёс»), но на месте /ê/ только /i/: с′[í]но (укр. литер. сіно «сено»), л′ [í]то (укр. литер. літо «лето»).
2. Распространение окончания -ове у существительных мужского рода в форме именительного падежа множественного числа: брáтове (укр. литер. брати «братья»), волóве (укр. литер. воли «волы»), плýгове (укр. литер. плуги «плуги»).
3. Распространение окончания -ме / -ми у глаголов 1-го лица в форме множественного числа: несéме / несéми (укр. литер. несемо «несём»), бýдеме / бýдеми (укр. литер. будемо «будем») и т. д.

Кроме того, для каждого из трёх основных карпатских ареалов характерны свои диалектные особенности:

• в бойковских говорах распространена узкая артикуляция гласной /ê/ (т[ê]п[ế]р — укр. литер. тепер «теперь»); употребление лабиализованной гласной /ы̊/: м[ы̊] (укр. литер. ми «мы»), х[ы̊́]жа (укр. литер. хижа «хижина»); переход согласной /л/ в позиции конца слова в /ў/: стi[ў] (укр. литер. стiл «стол»), оре[ў] (укр. литер. орел «орёл»);
• для закарпатских говоров характерны сближение гласной /е/ с /и/ перед слогом с /i/, /ÿ͜ï/, /и/ и мягкими согласными: п[и́]рш′i (укр. литер. перш′i «первые»), от[и́]ц′ (укр. литер. отець «отец»), д[и́]с′ат′ (укр. литер. десять «десять»); наличие фонемы заднего ряда /ы/ на месте древнерусской /y/ (с[ы]н — укр. литер. син «сын») и древнерусского /ъ/ после /р/, /л/ (др[ы]вá — укр. литер. дрова «дрова»), а также после заднеязычных г, к, х: г[ы́]нуты (укр. литер. гинути «гибнуть»), ломáґ[ы] (укр. литер. ломаки «дубины»), к[ы́]снути (укр. литер. киснути «киснуть»), х[ы́]трий (укр. литер. хитрий «хитрый»); широкое распространение окончания двойственного числа -ма: зубóма (укр. литер. зубами «зубами»), з ни́ма (укр. литер. з ними «с ними»);
• в лемковских говорах в фонетическую систему включается фонема /ы/: узк[ы́]й (укр. литер. вузький «узкий»), рýск[ы́]й (укр. литер. руський «русский»), иногда на месте этимологического /о/: м[ы]ст (укр. литер. мiст «мост»); в конце слова наблюдается отвердение мягких согласных: пáле[ц] (укр. литер. палець «палец»), смер[т] (укр. литер. смерть «смерть»); переход /в/ в /г/ перед согласными: [г]довéц (укр. литер. вдовець «вдовец»), [г]лáсний (укр. литер. власний «собственный»), [г] болóт′i (укр. литер. в болотi «в болоте»); отмечается фиксированное ударение на предпоследнем слоге; употребление существительных в архаичной форме именительного падежа множественного числа с основой на /г/, /к/, /х/: вóлц′и (укр. литер. вовки «волки»), слýз′и (укр. литер. слуги «слуги»), птáс′и (укр. литер. птахи «птицы») и т. д.

Литература

1. Дуличенко А. Д. Малые славянские литературные языки // Языки мира. Славянские языки. — М.: Academia, 2005. — С. 595—600. — ISBN 5-87444-216-2.
2. Дуличенко А. Д. Малые славянские литературные языки. III. Восточнославянские малые литературные языки // Языки мира. Славянские языки. — М.: Academia, 2005. — С. 610—612. — ISBN 5-87444-216-2.
3. Дуличенко А. Д. Малые славянские литературные языки. IV. Югославорусинский язык // Языки мира. Славянские языки. — М.: Academia, 2005. — С. 612—613. — ISBN 5-87444-216-2.
4. Жовтобрюх М. А., Молдован А. М. Восточнославянские языки. Украинский язык // Языки мира. Славянские языки. — М.: Academia, 2005. — С. 513—548. — ISBN 5-87444-216-2.

Ссылки

• Гриценко П. Ю. [izbornyk.org.ua/ukrmova/um157.htm Діалектологія] // Українська мова: Енциклопедія. — Киев: Українська енциклопедія, 2000. ISBN 966-7492-07-9 (Проверено 6 января 2015)

Отрывок, характеризующий Карпатские говоры

– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»