Всероссийское общество филателистов

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Всероссийское общество филателистов
Тип

общественное объединение

Год основания

1923

Основатели

Российское бюро филателии, ОУФБ

Расположение

СССР СССР: Москва 55°46′14″ с. ш. 37°35′32″ в. д. / 55.770679° с. ш. 37.5921723° в. д. / 55.770679; 37.5921723 (Москва) (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.770679&mlon=37.5921723&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 55°46′14″ с. ш. 37°35′32″ в. д. / 55.770679° с. ш. 37.5921723° в. д. / 55.770679; 37.5921723 (Москва) (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.770679&mlon=37.5921723&zoom=14 (O)] (Я)

Представительство

51 отдел в республиках и областях СССР (1927)

Сфера деятельности

филателия, бонистика, нумизматика, коллекционирование экслибрисов

Сборы

членские взносы

Число членов

около 3000 (1926)

Слоган

«Коллекционеры всех стран, соединяйтесь!»

Дата ликвидации

конец 1930-х[2]

Всероссийское общество филателистов (ВОФ) — филателистическая организация, объединявшая коллекционеров РСФСР и ряда союзных республик. Общество было создано в 1923 году, в конце 1930-х годов фактически прекратило свою деятельность[2].





История

Подготовительный этап

В 1920 году, после размежевания по вопросу дальнейшего развития филателии в стране, ряд коллекционеров вышли из Московского общества филателистов и коллекционеров. Ими в начале 1921 года была создана «Комиссия по организации Всероссийского общества филателистов». На первом этапе работы члены комиссии ориентировались на Российское бюро филателии (РБФ). Второй этап проходил в условиях острой борьбы между РБФ и появившейся в 1922 году Организацией Уполномоченного по филателии и бонам (ОУФБ) под председательством Ф. Г. Чучина[][3].

В июне 1922 года комиссия провела общее собрание филателистов Москвы под руководством РБФ, на котором было решено образовать Всероссийское общество филателистов и избрать комиссию по разработке устава и его регистрации[3].

В начале 1923 года комиссия по составлению устава ВОФ завершила работу. Устав был вынесен сначала на утверждение Народного комиссариата почт и телеграфов РСФСР (НКПТ), а затем — Административного отдела НКВД, который возвратил его на доработку. После повторного рассмотрения проекта в НКПТ он был утверждён в НКВД 15 марта 1923 года. Однако ОУФБ сразу же повела борьбу за его пересмотр[3].

Организационные собрания

Первое организационное собрание филателистов состоялось 6 апреля 1923 года. На собрании произошёл перелом в борьбе между РБФ и ОУФБ. За сторонников ОУФБ выступило значительное число участников собрания. Было избрано первое правление ВОФ, в котором фактически отсутствовали сторонники РБФ. Председателем правления стал Владимир Христианович Репман[], заместителем — Б. Ф. Памфилов[], генеральным секретарём — Л. К. Эйхфус[], вторым секретарём — Б. С. Пашков[], казначеем — Э. И. Маркевич[3].

В протоколе собрания было записано[3]:

Считать Всероссийское общество филателистов с 6 апреля 1923 года открывшим свои действия на основании утверждённого 15 марта 1923 года устава НКВД и вынести Борису Сергеевичу Пашкову благодарность за понесённые труды по организации ВОФ, а тов. Чучину Ф. Г. — за сделанный на общем собрании доклад на тему «Цели и задачи ВОФ».

28 апреля 1923 года состоялось второе организационное собрание филателистов. В этот день были приняты первые члены ВОФ. Билет за № 1 был выписан В. Х. Репману, за № 2 — Л. К. Эйхфусу, Ф. Г. Чучин получил билет под номером девять. Всего в первый день членами ВОФ стали 22 человека. На собрании было также принято решение о разработке нового устава Общества, так как принятый в марте 1923 года при участии РБФ устав ВОФ уже не отвечал его целям и задачам[4].

Деятельность Общества

1923—1924 годы

Первые заседания правления ВОФ проводились в помещении ОУФБ, находившегося по адресу 1-я Тверская-Ямская улица, дом 3, а с лета 1923 года в помещении по улице Герцена, 31 (угол улицы Герцена и Мерзляковского переулка). В нём разместилось правление и был открыт филателистический магазин[4].

29 июня 1923 года состоялось чрезвычайное собрание членов ВОФ (39 человек), на котором был принят новый устав Общества. В нём был значительно изменён раздел, в котором определялся состав Общества, порядок избрания членов, их права и обязанности. При вступление вводилось обязательное заполнение анкеты, состоящей из 17 пунктов, чего не было ранее. Различным учреждениям и организациям предоставлялось право быть действительными членами. Устав определял, что правление состоит из семи человек, пять из которых избираются съездом, а два места резервируются за представителями секции юных филателистов[] и представителем государственной филателистической организации. Помимо прочего в уставе были прописаны следующие цели и задачи: «приобщение русской филателии в филателистическом отношении к наиболее передовым странам Европы и Америки» и «постепенное, по мере сил и возможностей, возведение филателии на степень самостоятельной науки». В то же время устав жёстко регламентировал взаимоотношения ВОФ и Государственной организации по филателии. Так, например, одними из задач членов Общества было «всемерное содействие проведению в жизнь строгой монополии во внешней торговле филателистическими и бонными материалами и содействие по борьбе с нарушителями этой монополии», а также «сотрудничество с государственной филателистической организацией, а равно оказание содействия улучшению жизни детей и борьбе с последствиями голода». Новый устав ВОФ был утверждён в Административном отделе НКВД 22 сентября 1923 года[4][5].

23 сентября 1923 года было проведено общее собрание членов ВОФ (80 человек), на котором был образован Московский губернский отдел ВОФ (МГО ВОФ), а также избран Президиум МГО ВОФ[][]. Первым председателем МГО ВОФ стал Александр Романович Френкель, его заместителем Л. К. Эйхфус[4].

13 апреля 1924 года на общем собрании МГО ВОФ был создан Центральный областной отдел ВОФ (ЦОО ВОФ), объединивший 14 губерний[]. Был также избран состав Президиума ЦОО ВОФ, который одновременно исполнял обязанности правления МГО ВОФ. Председателем Президиума стал Валериан Андреевич Бессонов[], Л. К. Эйхфус сохранил пост заместителя председателя[4][6].

В 1924 году в списке действительных членов ВОФ насчитывалось 104 человека[7]. К концу 1924 года в Обществе состояли 643 человека, из них в возрасте от 18 до 24 лет — 159 человек (24,7 %), от 25 до 45 — 388 (60,3 %), от 45 до 69 лет — 69 (15 %). Подавляющее большинство членов Общества были беспартийными — 596 человек (93 %), 47 (7 %) являлись членами РКП(б)[4][6].

1924—1926 годы

Первый Всесоюзный съезд ВОФ состоялся в декабре 1924 года в помещении ОУФБ. Из 69 делегатов филателисты составляли большинство — 35 человек, бонистов было 12, нумизматов — 2, филателистов-бонистов — 13, бонистов-нумизматов — 2, филателистов-нумизматов — 2. Председательствовал на съезде Л. К. Эйхфус[8].

На съезде было принято постановление о создании на базе Всероссийского общества филателистов Всесоюзного общества коллекционеров (ВОК), призванного объединить в Обществе не только филателистов, бонистов и нумизматов, но и коллекционеров других направлений. Съезд также постановил целиком влить ВОК в Филателистический интернационал в качестве национальной секции СССР и принял новые условия заграничного обмена, предложенные ОУФБ[8].

Сразу же после съезда правление ВОФ разослало разъяснение, в котором предлагалось всем отделам до утверждения НКВД нового наименования и нового устава выступать исключительно от имени Всероссийского общества филателистов и руководствоваться уставом Общества, утверждённым в 1924 году[9].

Разработка нового устава ВОК началась сразу после окончания первого съезда ВОФ, однако к концу 1927 года он так и не был утверждён. Действовал ранее принятый Устав ВОФ, во всех юридических документах Общество именовалось Всероссийским обществом филателистов[9][10]. После 1928 года наименование «Всероссийское общество коллекционеров» не употреблялось.

В начале 1925 года, действуя директивными методами, правление Общества предписало всем отделам на местах приступить к организации секций нумизматов, коллекционеров благотворительных значков и марок. Было организовано Центральное бюро (ЦБ) правления, которое объединяло секции по направлениям. ЦБ состояло из секции филателистов (председатель Б. Ф. Памфилов)[], бонистов (председатель В. П. Вязельщиков)[] и нумизматов (председатель А. В. Сосновский)[]. В ЦБ также входила секция юных коллекционеров[] (председатель М. А. Артамонов)[]. В начале 1926 года оформилась секция экслибристов[9].

К концу 1926 — началу 1927 года в Обществе состояло около 3 тысяч человек[11][12].

13 декабря 1926 года правление ВОФ образовало научно-исследовательскую комиссию, председателем которой стал М. И. Калинин. Комиссия поставила себе задачей детально исследовать выпуски местных марок и бон и для этого вести разработку соответствующих архивных материалов и всякие другие изыскания[13].

1927—1930-е годы

К 1927 году обострился конфликт между Советской филателистической ассоциацией (СФА)[14] и некоторыми членами ВОФ, начавшийся ещё во время работы II съезда Общества. Противники методов СФА, которая ставила своей целью более жёсткое подчинение Общества филателистов, оформились в так называемую «вофовскую оппозицию»[15].

12—14 июня 1927 года «вофовской оппозицией» был проведён расширенный Пленум правления ВОФ в Москве, на котором резкой критике подверглось руководство СФА (Ф. Г. Чучин) и ВОФ, избранное на II съезде, а также редактор общественной части объединённого журнала В. А. Бессонов. Правление ВОФ подверглось критике за слабую организацию снабжения коллекционеров филателистическим материалом, за плохо поставленную научно-исследовательскую работу. СФА рассматривалось «как злой гений ВОФ», как «главный конкурент и враг» Общества. Под давлением Пленума ряд членов правления подали заявления о выходе из его состава. Взамен были избраны новые руководящие органы: правление, председателем которого стал Александр Романович Френкель, ревизионная комиссия, а также новый редактор общественной части объединённого журнала Казимир Ипполитович Дунин-Борковский[][15].

Новое правление ВОФ просуществовало до 20 июня 1927 года. На первом его заседании, состоявшемся в этот день, состав ревизионной комиссии письменно заявил о незаконности своего избрания и отказе выполнять свои функции. Новому составу правления пришлось пойти на созыв совместного заседания с членами старого правления, избранного на II съезде. На совместном заседании была предпринята попытка юридически оформить решения июньского Пленума путём реконструкции правления. Новое правление самоликвидировалось, его члены, избранные II съездом ВОФ, вошли в реконструированное правление. Для узаконения других членов нового правления прибегли к кооптации. Пост председателя Общества был снова возвращён Б. К. Бильдину[][15][16].

Реконструированное правление просуществовало чуть больше месяца и, реально не приступив к работе, фактически распалось в начале августа. 25 августа 1927 года сторонники старого правления во главе с Ф. Г. Чучиным восстановили правление ВОФ, избранное на II съезде Общества. По предложению Ф. Г. Чучина при СФА было созвано частное совещание вофовского актива, в работе которого приняли участие оба правления (старое, избранное II съездом, и новое, «реконструированное»), оба состава ревизионной комиссии, два редактора объединённого журнала. Участники совещания резко осудили «вофовскую оппозицию», проведение и итоги июньского Пленума. Их точка зрения была изложена в обращении «Ко всем членам и отделам ВОФ». Единственно легитимным они признали правление, избранное на II съезде Общества, членов которого призвали безотлагательно приступить к работе[16].

Вечером 25 декабря 1927 года в помещении клуба деревообделочников, располагавшемся на Юшковом переулке, открылся третий съезд ВОК. Проработав всю ночь, он завершился утром 26 декабря. На съезде была дана оценка июньскому Пленуму. Признавая в целом нарушения процедуры созыва пленума, его решения практически не критиковались[10][17].

На съезде было также сформировано новое правление ВОК. В его состав не были включены ни Ф. Г. Чучин, ни Л. К. Эйхфус. Председателем правления вновь стал Б. К. Бильдин. Однако уже с лета 1928 года он по состоянию здоровья полностью отошёл от работы в правлении и исполняющим обязанности председателя правления ВОФ стал К. И. Дунин-Борковский[17].

Съезд призвал необходимым продолжить работу по созданию ВОК, для чего следовало разработать и утвердить устав Общества. Предполагалось, что в республиках будут созданы самостоятельные организации, которые войдут в состав Всесоюзной организации[17].

Секция юных филателистов

Инициативная группа по созданию Всероссийского союза юных филателистов (ВСЮФ) была образована в июне 1922 года. В это же время возникли кружки юных филателистов и при школах в Петрограде, Краснодаре, Златоусте и т. д. Инициативная группа разработала устав ВСЮФ и даже передала его на утверждение в НКВД, однако в апреле 1923 года сразу же после создания ВОФ, инициативная группа ВСЮФ свернула свою работу и влилась в ВОФ на правах Секции юных филателистов (СЮФ). Незадолго до этого движение по организации юношеской филателии возглавил Ф. Г. Чучин. Он стал организатором СЮФ при ВОФ, при его непосредственном участии было разработано положение о Секции. Первым председателем СЮФ был избран Р. П. Рубинштейн, Ф. Г. Чучин был избран почётным председателем[6].

26 августа 1924 года правлением ВОФ было утверждено Положение о Секции юных филателистов и проведены новые выборы. Председателем был избран М. Н. Артамонов[6].

К концу 1924 года в СЮФ состояли 720 человек[6].

Последующее развитие филателии

В конце 1930-х годов и в последующие годы произошел спад в филателистической деятельности в СССР. Кружки коллекционеров работали лишь при Московском и Ленинградском домах учёных и немногих других организациях. В мае 1957 года было создано Московское городское общество коллекционеров. Вскоре образовались филателистические организации в Баку, Харькове, Ленинграде, Кишинёве и других городах. 11 марта 1966 года на Учредительной конференции в Москве на основе Московского городского общества коллекционеров и ряда филателистических объединений в других городах страны, существовавших с 1957 года было создано Всесоюзное общество филателистов[18].

Съезды Общества

  • I съезд ВОФ (25—29 декабря 1924) — проводился во время Всесоюзной выставки по филателии и бонам[4], принял решение о переименовании ВОФ в ВОК[8].
  • II съезд ВОФ (25—31 декабря 1925) — было избрано новое правление ВОФ[19].
  • III съезд ВОК (25—26 декабря 1927) — пересмотр решений июньского Пленума, избрание нового правления из числа «вофовской оппозиции».

Структура

Центральные органы

К 1927 году сложилась следующая организационная структура управленческих подразделений Общества[11]:

Правление
  • Председатель — Борис Константинович Бильдин[].
  • Заместитель — Борис Яковлевич Бабицкий; телефон (подстанция): 5-70.
  • Казначей — Константин Яковлевич Ушаков.
  • Член правления — Владимир Константинович Головкин.
  • Ответственный секретарь — Мстислав Николаевич Артамонов[].
Секция филателистов
  • Председатель — Борис Сергеевич Пашков; телефон: 4-96-09[].
Секция бонистов
  • Председатель — Виктор Николаевич Вязельщиков; телефон: 1-82-53[^].
Секция нумизматов
  • Председатель — Александр Васильевич Сосновский[^].
Секция собирателей «ex libris»
  • Председатель — Александр Семёнович Васильковский.
Секция юных коллекционеров
  • Председатель — Мстислав Николаевич Артамонов[^][^].

Местные отделы

В 1924 году Общество включало 14 отделов[20]:

  1. Центральный областной (в составе 14 губерний; Москва)[^].
  2. Московский губернский (Москва)[^].
  3. Северо-Западный областной (Ленинград).
  4. Ленинградский губернский (Ленинград).
  5. Нижегородский губернский (Нижний Новгород).
  6. Орловский губернский (Орёл).
  7. Украинский областной (Харьков).
  8. Донской областной (Ростов-на-Дону).
  9. Дальневосточный областной (Владивосток).
  10. Уральский областной (Екатеринбург).
  11. Азербайджанский губернский (Баку).
  12. Иркутский губернский (Иркутск).
  13. Томский губернский (Томск).
  14. Архангельский губернский (Архангельск).

На начало 1926 года Общество насчитывало уже 47 отделов, а в 1927 году их число составило 51[12]. По состоянию на 1928 год, на территории Советского Союза были образованы следующие отделы (отделения) ВОФ[21]:

  1. Аджаристанский (Батум).
  2. Азербайджанский (Баку).
  3. Барнаульский.
  4. Богучарский.
  5. Владимирский.
  6. Вологодский.
  7. Вятский.
  8. Вышневолоцкий.
  9. Грозненский.
  10. Днепропетровский.
  11. Екатеринославский.
  12. Зубцовский.
  13. Иркутский.
  14. Киевский.
  15. Крымский (Симферополь).
  16. Красноярский.
  17. Минский (Белорусский).
  18. Московский.
  19. Северо-Западный (Ленинград).
  20. Северо-Кавказский (Ростов-на-Дону).
  21. Сестрорецкий.
  22. Сормовский.
  23. Таганрогский.
  24. Ташкентский (Среднеазиатский).
  25. Тифлисский (Грузинский).
  26. Тверской.
  27. Украинский (Харьков).
  28. Херсонский.
  29. Ферганский.
  30. Феодосийский.

Московский губернский отдел

По данным на 1927 год, Московский губернский отдел включал 150 членов. Его правление находилось в Москве по адресу: ул. Герцена (Большая Никитская), 31, помещение 2[^]. Председателем отдела был Валериан Андреевич Бессонов (телефон 1-82-35)[^], а секретарём — Арсений Амф. Брюшное[11].

Председатели правления

  • 6 апреля 1923 — 4 октября 1924: Владимир Христианович Репман (1869 — 4 октября 1924; вскоре после избрания тяжело заболел и фактически в работе правления не участвовал)[3][22][].
  • 9 октября 1924 — 31 декабря 1925: Леонгард Карлович Эйхфус (1892 — репрессирован в 1937 году)[23][24][25][26][].
  • 31 декабря 1925 — лето 1928: Борис Константинович Бильдин[12][^][^].
  • 3 декабря 1928—1934: Казимир Ипполитович Дунин-Барковский (1890 — репрессирован в январе 1934 года)[27][28][^].

Печатный орган

С 28 апреля 1923 года постановлением общего собрания действительных членов ВОФ органом общества был единогласно избран журнал «Советский филателист» (позднее он назывался «Советский коллекционер»), издававшийся до 1932 года[29].

Членские взносы

До 1925 года ежегодный взнос членов ВОФ составлял 13 рублей, из них: 6 рублей — членский взнос в ВОФ, 3 рубля — членский взнос в Филинтерн и 4 рубля — подписка на журнал «Советский коллекционер». С сентября 1925 года по решению правления членские взносы в провинциальных отделениях были снижены до 4 рублей. В Москве и Ленинграде взносы остались без изменения[9].

Адрес

По данным на 1927 год, правление Всероссийского общества филателистов располагалось по следующему адресу[11][30]:

Москва, ул. 1-я Тверская-Ямская, 3. Телефон: 1-82-35.

Некоторые документы ВОФ

См. также

Напишите отзыв о статье "Всероссийское общество филателистов"

Примечания

  1. Перекликается с коммунистическим лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и совпадает с таковым для Филателистического интернационала.
  2. 1 2 По некоторой информации, Общество просуществовало до июня 1941 года; см.: Илюшин А. С. [megabook.ru/article/Филателия Филателия]. Megabook. Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия. М.: Компания «Кирилл и Мефодий». Проверено 15 октября 2015. [www.webcitation.org/6cIq8g4ox Архивировано из первоисточника 15 октября 2015].
  3. 1 2 3 4 5 6 Кулаков В. Филателия в Москве, переломный 1923 год // Филателия СССР. — 1990. — № 10. — С. 52—55.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 Кулаков В. Филателия в Москве: организационное укрепление 1923—1924 годов // Филателия СССР. — 1991. — № 2. — С. 50—52.
  5. Советский филателист. — 1923. — № 9—10. — С. 39—43.
  6. 1 2 3 4 5 Кулаков В. Филателия в Москве: организационное укрепление 1923—1924 годов // Филателия СССР. — 1991. — № 3. — С. 18—19, 22.
  7. Лепешинский Л. Активно участвовать в коммунистическом воспитании трудящихся! // Советский коллекционер. — М.: Связьиздат, 1963. — С. 7—12.
  8. 1 2 3 Кулаков В. Филателия в Москве: первые итоги — новые задачи (1924—1925 гг.) // Филателия. — 1991. — № 11. — С. 54—56.
  9. 1 2 3 4 Кулаков В. Филателия в Москве: от I ко II съезду ВОФ. 1925 год // Филателия. — 1992. — № 12. — С. 14—15, 23.
  10. 1 2 Кулаков В. Филателия в Москве: 1927—1929 гг. // Филателия. — 2001. — № 2. — С. 8-10.
  11. 1 2 3 4 Всеросс. о-во филателистов // [136.243.13.116:88/Viewer.html?file=/Book/pdf/133389.pdf&embedded=true Вся Москва. Адресная и справочная книга на 1927 год. Отдел 2. Общесправочный отдел] / Издание Московского Совета Р. И. и Н. Д. — 3-й год издания. — М.: Издательство Московского коммунального хозяйства, 1927. — С. 238. — 538 с.; Репринт: Директ-Медиа, 2013. — 504 с. — ISBN 5-4458-2028-9. (Проверено 19 мая 2016) [books.google.co.uk/books?id=EhQiBwAAQBAJ&q=Всеросс.+о-во+филателистов#v=snippet&q=Всеросс.%20о-во%20филателистов&f=false Архивировано из первоисточника] 17 марта 2013.
  12. 1 2 3 Кулаков В. Филателия в Москве: 1926—1927 гг. — на пути к кризису // Филателия. — 1995. — № 7. — С. 9—10.
  13. Кулаков В. Филателия в Москве: 1926—1927 гг. — на пути к кризису // Филателия. — 1995. — № 8. — С. 42—43.
  14. О конфликте между СФА и правлением ВОФ в конце 1920-х годов см. также в статье Советская филателистическая ассоциация.
  15. 1 2 3 Кулаков В. Филателия в Москве: 1927—1929 гг. Кризис // Филателия. — 2000. — № 12. — С. 7-8.
  16. 1 2 Кулаков В. Филателия в Москве: 1927—1929 гг. Кризис // Филателия. — 2001. — № 1. — С. 38-39.
  17. 1 2 3 Кулаков В. Филателия в Москве: 1927—1929 гг. III съезд ВОФ // Филателия. — 2001. — № 3. — С. 12—13.
  18. Megabook. Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия.
  19. Кулаков В. Филателия в Москве: от I ко II съезду ВОФ // Филателия. — 1993. — № 6. — С. 50—52.
  20. Хроника ВОФ // Советский филателист. — 1924. — № 5. — С. 18—19.
  21. [www.bonistikaweb.ru/SEVKAVKO/1928-8.htm Систематический указатель важнейших статей и заметок, помещенных в журнале «Советский бонист» за 1923 и «Советский филателист» с 1922 года по май 1928 года] // Северо-Кавказский коллекционер. — Ростов-на-Дону, 1928. — № 8. (Проверено 1 сентября 2009)
  22. Общественник. [www.bonistikaweb.ru/SEVKAVKO/1929-12.htm Памяти первого председателя ВОФ] // Северо-Кавказский коллекционер. — Ростов-на-Дону, 1929. — № 12 (22). — С. 20. (Проверено 2 сентября 2009)
  23. [www.bonistikaweb.ru/KNIGI/iolson-adres.htm Адресная книжка коллекционеров денежных знаков и бон, выпущенных на территории бывшей Российской империи] / Сост. Л. М. Иольсон. — M.: Издание Уполномоченного по филателии и бонам в СССР, 1925. — (Библиотека бониста. Вып. 1-й). (Проверено 1 сентября 2009)
  24. Глейзер М. [www.bonistikaweb.ru/miniatur/bon12-gleizer.htm История коллекционирования бон в Москве] // Миниатюра. — 2005. — № 28 (68). — Приложение «Бонистика». — № 12. — С. 5—6. (Проверено 1 сентября 2009)
  25. Филателистическая хроника // Советский филателист. — 1924. — № 10. — С. 24—26.
  26. Слободчиков Л. В. [www.analizfamilii.ru/Slobodchikov-Leonid-Vladimirovich-m177850.html Фамилия Слободчиков: 177850]. Каталог однофамильцев. М.: Анализ фамилии. Проверено 16 мая 2016. [www.webcitation.org/6hXx1OPBg Архивировано из первоисточника 16 мая 2016].
  27. [uncle-ho.livejournal.com/86257.html Дело Дунина-Барковского К. И.] / Из протокола № 141 заседания партколлегии ЦКК ВКП(б) от 19/I-1934 г. — ЦДООСО. — Ф. 424. — Оп. 1. — Д. 1290. — Л. 270. (Проверено 1 сентября 2009)
  28. Глейзер М. Броненосец не похож… Заключения о двух сериях советских марок // Филателия. — 2002. — № 2. — С. 7—9.
  29. «Советский филателист» — официальный орган ВОФ // Советский филателист. — 1923. — № 5—6. — С. 45.
  30. По этому же адресу и тому же телефонному номеру находились также Советская филателистическая ассоциация, Филателистический интернационал, издательство «Советский филателист» и редакция журнала «Советский филателист» («Советский филателист — Советский коллекционер — Радио Филинтерна»).

Литература

  • Бажитова Л. И. [stamps.ru/blog/muzey-narodnoy-svyazi-na-pervoy-vsesoyuznoy Музей народной связи на Первой Всесоюзной филателистической выставке] // Почтовая марка — объект культурного наследия. Материалы 5-го научно-практического семинара по истории почты и филателии. — СПб.: ЦМС имени А. С. Попова, 2014. — С. 137—146. (Проверено 16 мая 2016) [www.webcitation.org/6hY10ecZN Архивировано] из первоисточника 16 мая 2016.
  • Всероссийское общество филателистов // [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_philately/491/ Большой филателистический словарь] / Н. И. Владинец, Л. И. Ильичёв, И. Я. Левитас, П. Ф. Мазур, И. Н. Меркулов, И. А. Моросанов, Ю. К. Мякота, С. А. Панасян, Ю. М. Рудников, М. Б. Слуцкий, В. А. Якобс; под общ. ред. Н. И. Владинца и В. А. Якобса. — М.: Радио и связь, 1988. — С. 48. — 320 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-256-00175-2.
  • Глейзер М. Интересный документ // Филателия СССР. — 1984. — № 10. — С. 39.

Ссылки

  • Ильин В. Н. [www.ul-fil.ru/#!history/c1iyb Ульяновский отдел ВОФ 1925—1929 гг.]. Ульяновское общество филателистов: Общество: История. Ульяновск: Ульяновское региональное отделение общероссийской общественной организации Союза филателистов России. Проверено 16 мая 2016. [www.webcitation.org/6hYJSvpyN Архивировано из первоисточника 16 мая 2016].
  • Колосов Л. [www.coindepo.ru/spravochniki/9/43/742/ Всероссийское общество филателистов]. Справочники: Нумизматика: Общества и объединения. М.: Нумизматика — Монетарный индекс; Coindepo.ru; Coindepo Group. — УДК 737:061.22; ANA Liibrary Code: JM10. Проверено 16 мая 2016. [www.webcitation.org/6hXyNcLi7 Архивировано из первоисточника 16 мая 2016].

Отрывок, характеризующий Всероссийское общество филателистов

– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…