Второе поколение игровых систем

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Часть серии:
История компьютерных игр

В истории компьютерных и видеоигр, второе поколение игровых систем началось в 1976 году, с появлением Fairchild Channel F и закончилось в 1984 году, после кризиса видеоигровой индустрии 1983 года.





Первые 8-разрядные приставки

В Magnavox Odyssey, одной из первых игровых приставок, использовались картриджи, которые по сути были ни чем иным, как набором перемычек, включающих одну из игр, уже имевшихся в приставке. При переходе к приставкам типа PONG, этот метод был заменён на микрочипы, кодированные с помощью дискретной логики, в которых не было возможности добавить дополнительные игры. В середине 1970-х, с появлением приставок на основе микропроцессоров, картриджи вновь вернулись. Программа записывалась на ROM-чип, помещённый в пластиковый корпус картриджа, который вставлялся пользователем в слот на консоли. Когда картридж был вставлен, микропроцессор приставки считывал информацию с картриджа и запускал программу, записанную в нём. Вместо того чтобы ограничиться небольшим количеством игр, встроенных в консоль, покупатель мог собрать обширную библиотеку игр на картриджах.

Fairchild VES была первой в мире микропроцессорной игровой приставкой, в которой появилась возможность использования игр на картриджах. Она была выпущена Fairchild Semiconductor в августе 1976 года. Когда Atari выпустила микропроцессорную VCS уже в следующем году, Fairchild быстро переименовала VES в Fairchild Channel F.

В 1977 году Atari выпускает Video Computer System (VCS), позже названную Atari 2600. К рождественским праздникам было разработано и выпущено девять игр. Эта консоль быстро стала самой популярной из всех ранних игровых приставок.

В 1978 году Magnavox (как подразделение компании Philips) выпускает в США и Канаде свою микропроцессорную консоль Odyssey², та же приставка в Европе выходит под названием Philips G7000. Хотя она никогда не была так популярна как Atari, но в течение 1983 года удалось продать несколько миллионов экземпляров.

В 1979 году, из программистов, ушедших из Atari, формируется компания Activision. Она стала первым сторонним разработчиком видеоигр. В следующие несколько лет появляется несколько новых разработчиков, идущих по стопам Activision.

Следующим важным шагом стало появление консоли Intellivision, которая была представлена компанией Mattel в 1980 году. Хотя хронологически это устройство появилось намного раньше «16-разрядной эры», у Intellivision был уникальный процессор с инструкциями шириной в 10 бит и регистрами размером 16 бит. Эта консоль быстро набрала популярность, почти догнав Atari 2600. Хотя это был и не первый конкурент Atari, он стал представлять серьёзную угрозу доминирующему положению Atari. Mattel выпустила серию рекламных роликов, в которых меньшие возможности Atari VCS были безжалостно разгромлены на примере попарного сравнения игр на двух приставках. Тем не менее, Atari владела эксклюзивными правами на портирование игр с большинства из популярных игровых автоматов, и использовала своё ключевое положение для поддержки своей консоли на рынке. Это преимущество и разница в цене двух игровых приставок выливалось в то, что каждый год Atari продавала больше консолей, усиливая своё лидерство несмотря на худшую графику. Необходимость в установлении паритета по цене впоследствии привела к ценовой войне между игровыми приставками.

1982 год ознаменовался тремя новыми консолями — Emerson Arcadia 2001, Vectrex и ColecoVision. Vectrex стал уникальной домашней системой, благодаря векторной графике и собственному монитору. Arcadia и ColecoVision были более мощными консолями.

Популярность ранних приставок во многом объяснялась портированием на них игр с игровых автоматов. Atari 2600 стала первой приставкой с игрой Space Invaders, а на ColecoVision впервые появился Donkey Kong.

Первые картриджи имели объём ПЗУ в 2 КБ для Atari 2600 и 4 КБ для IntelliVision. Объём картриджей увеличивался с 1978 по 1983 гг., до 16 КБ для Atari 2600 и IntelliVision, 32 КБ для ColecoVision. Для работы картриджей большего объёма была необходима технология переключения банков, позволяющая разместить две различных части программы в одних адресах памяти. В то время цены на микросхемы ОЗУ были довольно высоки, в результате чего в игровых системах объём памяти был сильно ограничен, часто вплоть до 1 КБ. Если объём картриджей постепенно рос, то объём ОЗУ был фиксирован при производстве приставок, и всем играм приходилось работать в этих жёстких ограничениях.

В 1982 году рынок был уже пресыщен игровыми приставками и шумихой вокруг новых игр; полки магазинов стали заполнять игры от новых сторонних разработчиков, подготовленных гораздо хуже чем Activision. Это стало одной из причин кризиса индустрии видеоигр, начавшегося в рождественский сезон 1982 года и продолжавшегося весь 1983 год.

Галерея игровых приставок

Первые портативные консоли

Первой портативной игровой консолью стал Microvision, разработанный в Smith Engineering и распространявшийся на рынке компанией Milton-Bradley в 1979 году. Его недостатками были слишком маленький недолговечный дисплей и очень небольшой набор игр. Производство устройства прекратилось два года спустя.

Epoch Game Pocket Computer был выпущен в 1984 году в Японии. Он имел ЖК-экран разрешением 75 × 64 пикселей и мог производить графику примерно того же уровня что и первые игры для Atari 2600. Система плохо продавалась и в итоге для неё было выпущено всего 5 игр.

Галерея портативных консолей

См. также

Напишите отзыв о статье "Второе поколение игровых систем"

Отрывок, характеризующий Второе поколение игровых систем

Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.