Тулуза (графство)

графство Тулуза
comtat de Tolosa
графство
← 778 год — 25 августа 1271 года →
Герб графства Тулуза
Французское королевство в начале правления Гуго Капета (987 год)
Столица	Тулуза
Крупнейшие города	Ним, Альби, Родез, Керси, Нарбонна
Язык(и)	окситаннский
Преемственность
← Герцогство Аквитания Королевство Франция →
В X — XIII веках (до 1215 года) графство было фактически независимым (король Франции был сюзереном только формально)

К:Появились в 778 годуК:Исчезли в 1271 году

Гра́фство Тулу́за (окс. comtat de Tolosa) — средневековое графство в Южной Франции, располагавшееся на территории современных регионов Лангедок — Руссильон и Юг — Пиренеи. Столицей графства был город Тулуза.

История

Предыстория

Во время римского владычества территория, позже получившая название Лангедок, входила в состав римской провинции Нарбонская Галлия. Позже большая часть вошла в состав Тулузского королевства вестготов, столица которого была в городе Тулуза. В первой половине VI веке эта территория была завоевана франками и вошла в состав франкского королевства. Позже территория входила в состав первого Аквитанского королевства, позже в состав полунезависимого Аквитанского герцогства.

Образование графства

Ещё Меровинги для управления Тулузой и его окрестностями начали назначать графов. Но упоминания о них чрезвычайно скудные и неполные. Только при Каролингах о графах Тулузы появляются более полные сведения.

После подчинения Аквитанского герцогства Карл Великий образовал для защиты от басков в 778 году новое Аквитанское королевство, правителем которого сделал своего новорожденного сына Людовика (будущего императора Людовика Благочестивого). При этом графом Тулузы и герцогом Аквитании Карл назначил графа Корсона, который был захвачен басками в 787 году.

Следующим графом Тулузы в 790 году стал Гильом Желонский. Он смог расширить свои владения.

При преемниках Гильома была образована Тулузская марка, правителя которой назначал император.

После смерти Людовика Благочестивого по Верденскому договору Тулуза и Аквитания должна была достаться Карлу Лысому. Этому воспротивились аквитанцы, защищавшие права его племянника Пипина II, пока начальник Тулузы, Фределон, не помог Карлу Лысому овладеть городом, за что и был назначен графом Тулузы в 850 году.

Брат Фределона, Раймунд I (852—865), кроме Тулузы владевший графствами Руэрг и Керси, и сыновья последнего Бернар II (865—875) и Эд (875—918) положили основание могуществу своего дома.

Около 878 года к графству Тулузскому была присоединена область Альбижуа, ставшая впоследствии графством Альби. Значение графов Тулузы возрастало по мере того, как власть Каролингов во Франции приходила в упадок. Очень скоро графам Тулузы удалось добиться почти полной независимости и превратить должность графа в наследственный титул, который закрепился в семье графов Руэрга.

Графство в X — XII веках

В начале X века в вассальной зависимости от графов Тулузы находились прочие бароны Лангедока. В то же время графы Тулузы успешно боролись против норманнов, над которыми в 923 году Раймунд II (918—923) в союзе с герцогом Аквитании Гильомом II одержал блестящую победу.

Сын Раймунда II, Раймунд III (923—950), изгнал венгров из Прованса (924 год) и увеличил свои владения, присоединив к ним графство Овернь, Готскую марку и герцогство Аквитанское. Но за обладание Аквитанией и Овернью Раймунду III, а затем и его сыну, пришлось бороться с графами Пуатье, которые из этой борьбы вышли победителями.

Гильом III Тайлефер (950—1037), породнился с новой королевской династией Капетингов, признав последних своими сюзеренами. Он долго боролся с графами Барселоны за графство Прованс, в результате чего смог присоединить к своим владениям часть Прованса и получить титул маркиза Прованса.

Его сын Понс (1037—1060) носил также и титул палатина Аквитанского.

К началу крестовых походов тулузские графы были самыми могущественными феодалами Южной Франции. Владения их простирались от Луары до Пиренеев и от Гаронны до Средиземного моря. Как члены высшей феодальной иерархии, графы тулузские назывались пэрами Франции. Гильом IV Благочестивый (1060—1088), отличавшийся религиозным энтузиазмом, предпринял паломничество в Палестину, во время которого умер, оставив наследником брата своего Раймунда IV Сен-Жиля (1088—1105), который стал одним из из вождей Первого крестового похода. Ему была предложена иерусалимская корона, но он от неё отказался. Раймунд IV, как и его сыновья Бертран (1105—1112) и Альфонс Иордан (1112—1148), окончили свою жизнь в Палестине, где им принадлежало княжество Триполи.

Альбигойские войны и присоединение к Франции

В конце XII века Тулузское графство достигло высшей степени благосостояния и культуры. Время Раймунда V (1148—1194) было золотым веком провансальской литературы. Блестящий двор Тулузских графов стал умственным центром Европы.

В то же время в графстве получила развитие ересь альбигойцев. Защищавший их от преследований папы Иннокентия III Раймунд VI (1194—1222) подвергся отлучению от церкви. В 1209 году против альбигойцев и графа Тулузы был объявлен крестовый поход под начальством Симона де Монфор, который овладел всей страной и в 1215 году получил её в дар от папы. Раймунд VI не отказывался, однако, от своих прав. В 1218 году Симон де Монфор был убит при осаде города Тулузы, и графство снова перешло к Раймунду VI, которому наследовал сын его Раймунд VII, также отлученный от церкви. В 1226 году против него начал войну король Франции Людовик VIII, которому наследник Симона, Амори, уступил свои права на Тулузское графство. В 1229 году по Парижскому договору Раймунд VII отказался в пользу французского короля от большей части своих владений и публично отрекся от ереси. Для преследования еретиков в графстве Тулузском были учреждены инквизиционные трибуналы, которыми заведовали преимущественно доминиканские монахи.

Единственная дочь и наследница Раймунда, Жанна была в 1241 году выдана замуж за сына Людовика VIII, Альфонса де Пуатье, который получил титул графа Тулузы. После смерти Жанны и Альфонса в 1271 году и остальная часть графства Тулузского перешла к французской короне.

Ссылки

• Тулузское графство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. Статья Пискорского В. К.
• [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE.htm#_Toc149811407 Сайт Foundation for Medieval: графы Тулузы] (англ.)
• [www.foixstory.com/data/genealogiq/autres/tlse.htm FOIXSTORY : Généalogie : les Comtes de Toulouse] (фр.)
• Lewis, Archibald R. [libro.uca.edu/lewis/index.htm The Development of Southern French and Catalan Society, 718—1050]. University of Texas Press: Austin, 1965. (фр.)

См. также

• Список графов Тулузских

Литература

• René Poupardin, «Ludovico il Pio», cap. XVIII, vol. II (L’espansione islamica e la nascita dell’Europa feudale) della Storia del Mondo Medievale, pp. 558—582.
• René Poupardin, I regni carolingi (840—918), in «Storia del mondo medievale», vol. II, 1999, pp. 583—635
• Louis Halphen, Francia: Gli ultimi Carolingi e l’ascesa di Ugo Capeto (888—987), in «Storia del mondo medievale», vol. II, 1999, pp. 636—661
• Louis Halphen, La Francia nell’XI secolo, in «Storia del mondo medievale», vol. II, 1999, pp. 770—806
• William B. Stevenson, La prima crociata, in «Storia del mondo medievale», vol. IV, 1999, pp. 718—756
• Charles Lethbridge Kingsford, Il regno di Gerusalemme, 1099—1291, in «Storia del mondo medievale», vol. IV, 1999, pp. 757—782
• E. F. Jacob, Innocenzo III, in «Storia del mondo medievale», vol. V, 1999, pp. 5-53
• A. S. Tuberville, Le eresie e l’Inquisizione nel medioevo: 1000—1305 ca., in «Storia del mondo medievale», vol. V, 1999, pp. 568—598
• Hastings Rashdall, Le università medioevali, in «Storia del mondo medievale», vol. V, 1999, pp. 657—704
• Louis Halphen, La Francia: Luigi VI e Luigi VII (1108—1180), in «Storia del mondo medievale», vol. V, 1999, pp. 705—739
• Frederik Maurice Powike, I regni di Filippo Augusto e Luigi VIII di Francia, in «Storia del mondo medievale», vol. V, 1999, pp. 776—828
• Charles Petit-Dutaillis, Luigi IX il Santo, in «Storia del mondo medievale», vol. V, 1999, pp. 829—864
• Rafael Altamira, La Spagna (1031—1248), in «Storia del mondo medievale», vol. V, 1999, pp. 865—896
• Doris M. Stenton, Inghilterra: Enrico II, in «Storia del mondo medievale», vol. VI, 1999, pp. 99-142
• Frederick Maurice Powicke, Riccardo I e Giovanni, in «Storia del mondo medievale», vol. VI, 1999, pp. 143—197
• Hilda Johnstone, Francia: gli ultimi Capetingi, in «Storia del mondo medievale», vol. VI, 1999, pp. 569—607
• Hilda Johnstone, Inghilterra: Edoardo I e Edoardo II, in «Storia del mondo medievale», vol. VI, 1999, pp. 673—717
• Paul Fournier, Il regno di Borgogna o di Arles dall’XI al XV secolo, in «Storia del mondo medievale», vol. VII, 1999, pp. 383—410
• Тейс Л. Наследие Каролингов. IX — X века / Перевод с французского Т. А. Чесноковой. — М.: «Скарабей», 1993. — Т. 2. — 272 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-043-6.

Отрывок, характеризующий Тулуза (графство)

– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.