Гребнево (усадьба)

Запрос «Гребнево» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Усадьба «Гре́бнево» — обширный архитектурно-парковый ансамбль, расположенный в 30 км к северо-востоку от МКАД на территории Гребневского сельского поселения Щёлковского района Московской области, в непосредственной близости от подмосковного города Фрязино. Основными постройками усадьба обязана генералу Г. И. Бибикову (шурину М. И. Кутузова) и С. М. Голицыну («последнему московскому вельможе»). Её расцвет пришёлся на эпоху Русского Просвещения.

История

История усадьбы прослеживается от XVI века как села Бохова стана Замосковной половины Московского уезда. В писцовых книгах того времени (1584-86 гг.) упоминается принадлежность села Богдану Яковлевичу Бельскому, оружничьему царя Ивана Васильевича. В смутное время усадьба переходит во владение Воронцовых, бывших её хозяевами еще до Бельского, а затем — во владение князей Трубецких.

Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой был сподвижником князя Пожарского, возглавившего первое русское правительство в 1612 году Именно при нем на реке Любосеевке, примыкающей к селу и усадьбе с юга, проводятся большие гидротехнические работы, заключающиеся в строительстве плотины, давшей начало системе Барских прудов, состоящих из водохранилища сложной формы и нескольких живописных островов, частью сохранившихся до наших дней.

В 1720-х годах усадьбой владеет князь Иван Юрьевич Трубецкой, отец Настасьи, второй жены князя Дмитрия Кантемира. Дочь Кантемира от 1-го брака, Мария Кантемир, покупает соседнее с Гребневым Улиткино.

В 1760 году усадьба перешла княгине Екатерине Дмитриевне Голицыной; с 1772 года ей владела родственница Голицыной — княгиня Анна Даниловна Трубецкая; мать выдающегося поэта XVIII века — Михаила Матвеича Хераскова, создателя грандиозной по размерам поэмы «Россиада».

С 1781 года усадьба вновь меняет своих владельцев: на этот раз она переходит к Гавриле Ильичу Бибикову через миллионершу Татьяну Яковлевну Твердышеву, его первую жену, купившую Гребнево. Именно при Бибикове усадьба начинает приобретать вид, дошедший до наших дней: в 1780-90 гг. возводится главный усадебный дом и летняя церковь, освящённая (по созвучию с названием села) в честь Гребневской иконы Божьей матери, хранившейся в храме Гребневской Божией Матери на Лубянке.

После кончины Г. И. Бибикова в 1803 году усадьба переходит к другой очень богатой женщине, Анне Строгановой, сын которой, князь Сергей Михайлович Голицын, начиная с 1817 года, затевает новые масштабные строительные работы. К 1820-30 гг. возводятся два флигеля, парадные въездные ворота, напоминающие триумфальную арку, и зимний Никольский храм, освященный в 1823 году. Ансамбль усадьбы окончательно приобретает вид, дошедший до наших дней.

В 1845 году Голицыны продают усадьбу купцу Пантелееву, устроившему в усадьбе купоросный и винокуренный заводы, что привело к гибели интерьеров главного усадебного дома, которые были восстановлены тщаниями следующих владельцев Гребнево — купцов Кондрашовых, происходивших из крепостных села Фрязино.

В 1913 году усадьба покупается известным московским врачом Федором Александровичем Гриневским, родственником выдающегося русского писателя — Александра Степановича Грина. Новое назначение усадьбы — подмосковный санаторий, что приходится как нельзя кстати в связи с началом Первой мировой войны, лишившей московскую интеллигенцию традиционной возможности выехать на отдых за границу.

С приходом советской власти усадьба была национализирована, и её будущее претерпело несколько крутых и драматических изменений. С каждым новым зигзагом судьбы Гребнево теряет свой исторический облик: в первую очередь, безвозвратно исчезает внутреннее убранство и интерьеры. В 1919 г. в стенах усадьбы устроен санаторий для больных туберкулезом, впоследствии его сменяет Щелковский техникум электровакуумных приборов, вслед за ним усадьбу занимает НПО «Платан».

В 1960 году Гребнево объявляется памятником архитектуры республиканского значения. Делается несколько попыток реставрации, и к концу 1980-х годов появляется надежда на возрождение усадьбы: на её территории располагается историко-культурный центр, проводятся концерты и выставки картин известных мастеров. Однако в 1991 году, когда реставрация дворца близилась к завершению, при невыясненных обстоятельствах в нем происходит пожар, уничтожающий не только интерьеры, но и перекрытия с крышей, оставляющий лишь голые обожженные стены… Попытки законсервировать дворец не имеют успеха и в настоящее время он, фактически, уже превратился в руины. С тех пор усадьба приходит в состояние крайнего запустения и заброшенности, в котором пребывает и по сей день.

Архитектурный ансамбль усадьбы

К историко-архитектурному комплексу усадьбы и деревни Гребнево относятся следующие строения:

• Главный усадебный дом (1780—90 гг.)
• Храм Гребневской иконы Божьей Матери (1791 г.)
• Парадные въездные ворота (триумфальная арка, 1821 г.)
• Церковь Николая Чудотворца (Никольская церковь, 1823 г.)
• Восточный флигель (1780—90 гг.)
• Западный флигель (1780—90 гг.)
• Каретный двор (XIX век)
• Конюшня (XIX век)
• Скотный двор (XIX век)
• Усадебная ограда (сер. XVIII в.)
• «Голицынская» больница (1830—32 гг.) в деревне Новая слобода

Храмы Гребнево

При усадьбе были возведены два храма, дошедшие до наших дней, в отличие от усадьбы, в практически не тронутом советской эпохой виде.

При Гавриле Ильиче Бибикове в Гребнево строится каменная церковь, которая была освящена в 1791 году во имя Гребневской иконы Божией Матери, по преданию поднесенной Дмитрию Донскому казаками после Куликовской битвы. Храм с необычным для России навершием в виде фигуры архангела, держащего крест, на куполе, построен «тщанием» генерала и двадцати крестьян, чьи имена высечены на сохранившейся и сегодня бронзовой храмовой доске. В 1991 году было торжественно отпраздновано 200-летие этого храма и издана книга, посвященная истории храма.

В начале 1817 года князь Сергей Михайлович Голицын привлек к строительству в Гребневе архитектора Ольделли, а позднее — архитектора Н. И. Дерюгина. Заключительными акцентами при создании усадьбы стало возведение парадных въездных ворот (1821) и ампирного Никольского храма (освящён в 1823 год)

• Grebnevo - Palace.jpg

  Главный усадебный дом до революции

• Grebnevo 05.jpg

  Северный фасад дворца (фото 2007 г.)

• Grebnevo 19.jpg

  Церковь Гребневской Богоматери (1791)

• Grebnevo 02.jpg

  Восточный флигель

• Grebnevo 11.jpg

  Западный павильон

Памятник эпохи Просвещения

В правление Екатерины II усадьба получила известность как один из очагов Русского Просвещения. Здесь бывали такие крупные фигуры русской словесности, как Г. Р. Державин, В. А. Жуковский, И. Ф. Богданович, А. Н. Радищев, М. М. Херасков, Н. И. Новиков.

Г. Р. Державин, в своем стихотворении «Ключ», посвященном М. М. Хераскову, который подолгу проводил летние месяцы в усадьбе, упоминает поэтическую достопримечательность Гребнево — студеный ключ, некогда бивший в усадебном парке:

*    *    *
Да честь твоя пройдет все грады,
Как эхо с гор сквозь лес дремуч:
Творца бессмертной «Россиады»,
Священный Гребеневский ключ,
Поил водой ты стихотворства.

Именно в Гребнево М. М. Херасков завершил своё самое знаменитое произведение — эпическую стихотворную поэму «Россиада», посвященную победоносному взятию Казани Иваном Грозным.

В XXI веке

По состоянию на конец 2006 года памятник архитектуры и истории федерального значения продолжает пребывать в заброшенном состоянии и медленно разрушается. Наиболее плачевно выглядят дворец, здание каретного двора и конюшен. 17 апреля 2007 года в усадьбе произошел новый пожар, в результате которого огнём была практически полностью уничтожена кровля восточного флигеля. В июле 2013 года пожары повторились. По состоянию на август 2013 года усадьба Гребнево фактически заброшена, её дальнейшая судьба под вопросом.

В 2014 году Гребнево, находящееся в собственности Московской области, было выставлено на аукцион и стало девятой усадьбой, сданной в аренду по льготной системе (31 243 рубля в год) в рамках губернаторской программы «Усадьбы Подмосковья».

Меры по спасению памятника не принимались. В начале мая 2016 года обрушился фасад главного дома. 2 августа 2016 года Правительство Московской области обратилось в Минкультуры РФ с предложением передать памятник федерального значения усадьбу "Гребнево" в региональную собственность.

Ландшафтный парк вокруг усадьбы является охранной зоной, тем не менее администрация сельского поселения выдала разрешения на строительство на этой территории.

Ссылки

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 5010555000

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Гребнево
• [www.fryazino.info/index.php?mod=books&book=4 Фрязино. Инфо — М. Баев. Вторичное открытие села Гребнева]
• [grebnevo.narod.ru/index.htm Сайт смотрителя усадьбы]
• [www.youtube.com/watch?v=c3amPiFKNoI Видеосъемка усадьбы с воздуха 2013 года]
• [www.grebnevo.ru Усадьба Гребнево]
• [www.grebnevo.org Сайт храмов Гребневской иконы Пресвятой Богородицы и святителя Николая Чудотворца села Гребнево]

Отрывок, характеризующий Гребнево (усадьба)

– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.