Гагарин, Григорий Григорьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Г. Г. Гагарин»)
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Григорьевич Гагарин

Художник В. Бобров, 1867
Место смерти:

Шательро, Франция

Жанр:

живопись, графика, архитектура

Награды:
Князь Григо́рий Григо́рьевич Гага́рин (29 апреля (11 мая1810, Санкт-Петербург — 30 января 1893, Шательро, Франция) — русский художник-любитель, исследователь искусства, архитектор, обер-гофмейстер двора Его Императорского Величества, вице-президент Императорской Академии художеств.



Биография

Представитель старшей линии Гагариных. Родился 29 апреля 1810 года в семье дипломата князя Григория Ивановича Гагарина (1782—1837) и Екатерины Петровны Соймоновой (1790—1873)[1]. До 13-летнего возраста находился при своих родителях в Париже и Риме, а потом учился в коллегии Толомеи, в Сиене. По выходе из этого заведения в 1826 г. состоял при российских посольствах в Париже (в должности архивариуса), Риме и Константинополе; в течение 2 лет занимал должность секретаря при посольстве в Мюнхене и, вернувшись в 1839 г. в Петербург, вскоре за тем отправился на Кавказ, где принимал личное участие в делах против горцев.

В 1841 году Гагарин был зачислен на военную службу, прикомандирован к барону Гану. В 1841 г. же участвовал в Чиркеевском походе, за что был награждён орденом Станислава 3 ст. В 1842 году участвовал в экспедиции кн. А. Чернышёва в Дагестан, в частности посетил аул Тидиб. В 1848 г. прикомандирован к князю М.С. Воронцову (командующему Отдельным Кавказским округом и одновременно наместнику Кавказского округа) в Тифлис, «в ученом и художественном назначении быть употребленным». Кроме военных и административных обязанностей, за которые он получил сверх нескольких орденов, чины ротмистра, полковника и генерал-майора, Гагарин много работал для нужд кавказских городов. В Тифлисе по его проекту построен театр, также восстанавливал фрески в Сионском соборе и в старых грузинских монастырях, включая Грузинскую Бетанию.

В 1855 году Гагарин был назначен состоять при великой княгине Марии Николаевне, как президенте Академии художеств, в 1858 году произведён в генерал-майоры, а в 1859 году получил должность вице-президента Академии[2], в 1864 году причислен снова на гражданскую службу, с чином тайного советника. Должность вице-президента Академии занимал до 1872 года.

Владел крупным доходным домом на Кузнецком Мосту в Москве.

Творчество

Продолжительное пребывание в молодости за границей способствовало развитию в нём любви к искусству. Брал уроки у К. П. Брюллова. Он занимался рисованием и живописью и, в ходе нескольких путешествий на Восток (в 1832 и 1837 годах) увлекся византийским стилем иконописания и орнаментикой, в дальнейшем занимаясь поисками взаимосвязей русского искусства и искусства Византии. В бытность свою на Кавказе расписал в этом стиле Сионский собор в Тифлисе, а потом, будучи вице-президентом Академии художеств, основал при ней Музей древностей, прилагал старания к тому, чтобы обратить русскую церковную живопись к византийским идеалам и пошибу, — старания, которые, однако, не привели к прочным результатам. Из художественных произведений князя Гагарина, кроме росписи Сионского собора, известны рисунки для роскошного издания «Le Caucase pittoresque» («Живописный Кавказ»), портреты М. К. Орбелиани, Д. А. Чавчавадзе (Русский музей), иллюстрации к повести «Тарантас» В. А. Соллогуба (в гравюрах Е. Е. Бернардского, 1845).

В настоящее время Фонд Г. Г. Гагарина в Русском музее насчитывает около 4000 единиц хранения, половину которых составляют рисунки и наброски к композициям на ориентальные темы.

Семья

<center>Софья Андреевна и Григорий Григорьевич Гагарины

</div> </div> Был дважды женат и имел трёх сыновей и четырёх дочерей:

  1. жена с 1843 года княжна Анна Николаевна Долгорукова (1822—1845), фрейлина, дочь князя Николая Андреевича Долгорукова и княжны Марии Дмитриевны Салтыковой. Умерла через несколько дней после родов.
    • Екатерина Григорьевна (1845—1920), с 1871 года жена Павла Сергеевича Муханова (1840—1913).
  2. жена с 1848 года Софья Андреевна Дашкова (1822—1908), дочь сенатора Андрея Васильевича Дашкова (1790—1865) и Анастасии Петровны Мамоновой; сестра этнографа В. А. Дашкова. Выпускница Екатерининского института с золотым шифром большой величины; с 1841 года фрейлина цесаревны Марии Александровны. По некоторым сведениям она была возлюбленной великого князя Александра Николаевича, но к 1847 году решила прекратить его пылкие ухаживания. Сопровождая цесаревну в поездке в Дармштадт и на воды в Киссенген, влюбилась в князя Гагарина. Их сближению способствовала гофмейстирина Е. В. Салтыкова. После свадьбы в Москве, супруги жили в Тифлисе, где их дом был центром культурной жизни города. Одаренная драматическим талантом, Софья Андреевна играла на сцене Тифлисского театра, построенного по проекту её мужа. В 1854 году они вернулись в Петербург. По словам современницы, княгиня Гагарина была умная, милая и во всех отношениях достойная женщина. Свою падчерицу она любила, запретила ей говорить, что она дочь первой жены князя, и была с ней ласкова и нежна, так что та выросла, не зная, что она не дочь, а падчерица[3]. Княгиня пользовалась большим уважением в обществе и была статс-дамой при императрице Марии Федоровне. В браке имела детей:

Князь Гагарин Григорий Григорьевич похоронен в своём имении Карачарово, принадлежавшим ему с середины 19 века. Захоронение находится на берегу Волги, близ бывшего села Никольское-на-Сучке, сейчас в Конаковском районе,Тверской области.

Награды

Иностранные:

Напишите отзыв о статье "Гагарин, Григорий Григорьевич"

Примечания

  1. Гагарин, Григорий Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  2. Гагарин, Григорий Григорьевич, князь // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  3. Рассказы бабушки и воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные её внуком Д.Благово. - Л.: Наука, 1989.
  4. Архив Российской академии наук. Фонд 184, опись 2, ед. хр. № 33. письма Гагарина Г. Г. к профессору Докучаеву В. В.
  5. </ol>

Литература

Ссылки

  • [www.artonline.ru/encyclopedia/154 Гагарин Григорий Григорьевич. Биография и творчество художника на Artonline.ru].
  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/Gagarin_G_G/soobrazenija_gorsk_narod_1844.htm Князь Г. Г. Гагарин о политике России на Кавказе]. [www.webcitation.org/6CWnMxfA1 Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012].
  • [www.fondartproject.ru/uploads/media/ACADEMIA_2_2012_www.pdf Герой своего времени. Журнал ACADEMIA, №2 2012 г., см. стр. 72-76.]. [www.webcitation.org/6CWnNXoGG Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012].(недоступная ссылка с 18-11-2013 (3813 дней))
  • [www.alfaret.ru/about/96.pdf Византийский князь Григорий Гагарин и его альбом «Живописный Кавказ» (1847—1857, Париж)]. [www.webcitation.org/6CWnQXb34 Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012].

Отрывок, характеризующий Гагарин, Григорий Григорьевич

– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.