Далматов, Василий Никитич

Василий Никитич Далматов
Дата рождения	1 января 1899(1899-01-01)
Место рождения	Хрущево, Пронский уезд, Рязанская губерния, Российская империя
Дата смерти	14 октября 1977(1977-10-14) (78 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пограничные войска, Пехота
Годы службы	1919—1953
Звание
Командовал	31-я армия, 134-я стрелковая дивизия, 362-я стрелковая дивизия 307-я стрелковая дивизия, 81-я гвардейская стрелковая дивизия, 9-я гвардейская стрелковая бригада
Сражения/войны	Гражданская война в России, Советско-польская война, Советско-финская война (1939—1940), Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	с сентября 1953 года

Васи́лий Ники́тич Далма́тов (1 января 1899 года — 14 октября 1977 года) — советский военачальник, генерал-майор (1940).

Биография

Родился в селе Хрущево. В Красной Армии с марта 1919 года. В Гражданскую войну В. Н. Далматов красноармейцем сражался на Западном фронте против войск Н. Н. Юденича. Участник Советско-польской войны. Курсантом Витебских пехотных командных курсов принимал участие в подавлении Кронштадтского восстания.

В межвоенный период В. Н. Далматов с октября 1922 года командовал подразделениями пограничных войск: взводом, отделением пограничного батальона войск ГПУ. С апреля 1923 года — помощник начальника, начальник заставы 7-го Кингисеппского пограничного отряда. С сентября 1927 года — слушатель высшей пограничной школы ОГПУ в Москве. После её окончания в 1929 году — начальник заставы, затем старший инструктор строевой подготовки штаба 5-го Сестрорецкого пограничного отряда. С 1934 года по 1937 год — слушатель Военной академии имени М. В. Фрунзе. В октябре 1937 года назначен начальником 72-го Ковдозерского пограничного отряда. С мая 1939 года В. Н. Далматов — начальник Управления пограничных войск НКВД Карело-Финской ССР. Участник советско-финской войны 1939—1940 годов. 4 июня 1940 года В. Н. Далматову присвоено звание «генерал-майор».

С начала Великой Отечественной войны с 15 июля 1941 года В. Н. Далматов — командующий войсками 31-й армии, сформированной в Московском военном округе с непосредственным подчинением Ставке ВГК. В июле она была включена во Фронт резервных армий и сосредоточена в районе города Ржев. С 30 июля в составе Резервного фронта занимала оборону на рубеже Осташков, Ельцы, Зубовка (45 км западней Ржева), Тишина. В сентябре войска армии вели тяжёлые оборонительные бои и в начале октября в составе Западного фронта под ударами превосходящих сил противника отошли к Ржеву. 12 октября 1941 года армия была расформирована, её соединения и части были переданы 29-й армии, полевое управление выведено в резерв фронта, а затем передано Калининскому фронту. С 24 октября 1941 года — заместитель командующего войсками Московской зоны обороны, которая включала помимо оборонительных рубежей, оперативное объединение в составе 24-й и 60-й армий. 9 ноября 1941 года по ходатайству военного совета 29-й армии «за крупные упущения в управлении войсками при обороне Ржева» Ставкой ВГК было принято решение об аресте и предании суду военного трибунала генерал-майора В. Н. Далматова. В ходе судебных разбирательств оправдан, личной вины В. Н. Далматова не установлено. С 16 января 1942 года — командир 134-й стрелковой дивизии 41-й армии Калининского фронта. Её части и подразделения вели оборонительные бои в районе города Белый. 17 июня 1942 года отстранён от должности за «неумелое руководство боевыми операциями, вследствие чего дивизия понесла большие потери в людском составе и технике». С июля — начальник отделения боевой подготовки 41-й армии. 30 октября 1942 года назначен командиром 362-й стрелковой дивизии, которая в составе 22-й армии Калининского фронта вела наступление на Оленино в рамках Ржевско-Сычёвской наступательной операции, принимала участие в Ржевско-Вяземской наступательной операции. В апреле 1943 года дивизия выведена в резерв Ставки ВГК. Дивизия под командованием В. Н. Далматова с мая 1943 года в составе Брянского и Белорусского фронтов принимает участие в Орловской, Брянской, Гомельско-Речицкой наступательных операциях. Как отмечалось в боевой характеристике, комдив Далматов: «Знания и командный опыт имеет достаточный. Правильно организовал учёбу как с бойцами, так и с комсоставом и штабами. На занятиях широко использует опыт Отечественной войны. Уделяет большое внимание подготовке командного состава к управлению боем в сложной обстановке с полным использованием мощи огня как своего, так и приданого оружия». С 10 декабря 1943 — заместитель командира по строевой части 80-го стрелкового корпуса в составе 3-й армии Белорусского фронта, а 13 января 1944 года снят с должности заместителя командира корпуса с формулировкой: «за допущенные просчёты в ходе Гомельско-Речицкой (10-30 ноября 1943 года) и Рогачёвско-Жлобинской (21-26 февраля 1944 года) наступательных операций». С 13 января 1944 года — вновь командует 362-й стрелковой дивизией в составе 80-го стрелкового корпуса. В феврале 1944 года командует дивизией в ходе Рогачёвско-Жлобинской наступательной операции. С марта 1944 года дивизия в составе 19-го стрелкового корпуса 50-й армии 1-го Белорусского (с мая — 2-го Белорусского) фронта. С 23 июня 1944 года и до конца войны — командир 307-й стрелковой дивизии 50-й армии 2-го Белорусского (с марта 1945 года — 3-го Белорусского) фронта. Дивизия участвовала в Белорусской стратегической наступательной операции: в её Могилёвской, Минской, Белостокской наступательных операциях. Как указано в боевой характеристике командующего 50-й армии:

«… В. Н. Далматов тактически подготовлен хорошо, в обстановке разбирается быстро и правильно, решения принимает продуманно… Своё решение настойчиво проводит в жизнь. Требователен к себе и подчинённым».

На заключительном этапе войны дивизия участвовала в Млавско-Эльбингской, Восточно-Прусской и Кёнигсбергской наступательных операциях, освобождении городов Биалла (Бяла-Писка), Рудшанни (Руцяне-Нида), Кёнигсберг.

После войны В. Н. Далматов командовал 81-й гвардейской стрелковой дивизией Киевского военного округа, а после её переформирования в 9-ю отдельную гвардейскую стрелковую бригаду был назначен её командиром (1945—1946) С сентября 1946 года — старший преподаватель кафедры службы войск в Военном институте МВД СССР в Москве. С мая 1947 года — заместитель начальника этой кафедры. С сентября 1953 года в отставке по болезни. Скончался 14 октября 1977 года в Москве, похоронен на Ваганьковском кладбище.

Награды

• Орден Ленина
• Шесть орденов Красного Знамени
• Орден Суворова II степени
• Орден Кутузова II степени
• Два ордена Отечественной войны I степени
• медали.
• знак «Заслуженный работник НКВД».

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — С. 63—64. — ISBN 5-86090-113-5.
• [militera.lib.ru/memo/russian/sb_rubezh_velikoy_bitvy/03.html В. Н. Далматов. Начало пути] // Рубеж великой битвы: Воспоминания участников. — Калинин: Калининское кн. изд., 1961.

Отрывок, характеризующий Далматов, Василий Никитич

«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.